– Что? – я улыбаюсь. – В чем дело?

– Ты знаешь, как мой отец называет мою мать?

– Граната.

– Да. Это его ласковое прозвище для нее. Потому что именно такой он увидел ее при встрече. Сферой разрушения.

– Ты хочешь сказать...

– О, черт возьми, да. Именно такова ты для меня. Ворвалась в мою жизнь в дюжине несочетающихся свитеров, злая из–за того, что тебя никогда по–настоящему не любили, не целовали и не трахали.

– Я ничего такого не говорила.

– Тебе и не нужно было, – бормочет он.

– Ты остановил машину, чтобы сказать, что я кошмар?

– Да, но это не все, так что заткнись, Красавица. – Он прикладывает палец к моим губам, а я бросаю на него безжизненный взгляд, от которого он смеется.

– Я всегда задавался вопросом, почему никогда не отдавал себя целиком никому в личных отношениях и чувствовал себя комфортнее в одиночестве. Иногда это меня беспокоило. Как будто мне не хватало какой–то базовой человеческой потребности... пока я не встретил тебя. – Его признание витает между нами, а у меня на глаза наворачиваются слезы. – Я также никогда не делил комфортное молчание ни с кем, кроме родителей, – пока не встретил тебя. Я никогда не чувствовал себя настолько увиденным, познанным и понятым, как с тобой. – Он сглатывает, прежде чем его губы складываются в ироничную улыбку. – Кто бы мог подумать, что я найду такое утешение в том, с кем я нахожусь, – техасском огненном шаре противоречий, скрывавшемся под личиной журналистки.

– Черт тебя дери, – выдыхаю я, и слезы перекатываются через край.

– Вспоминая сейчас, – продолжает он, – мне кажется, я знал, что ты существуешь, и ждал тебя. – Он крепко целует меня и отстраняется. – Моя жена, – в его голосе звучит изумление. – Ты нашла меня.

– Истон, – я вздыхаю, сердце невыносимо распирает, – тебе серьезно нужно прекратить это. Я смирилась с тем, что ты красавец, гений, талант, самоотверженный и чертовски хорош в постели, но добавлять к этому безнадежного романтика – это уже слишком.

Он усмехается и проводит губами по моим.

– Детка, ты даже не представляешь, как приятно знать, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя.

– И как же мы любим друг друга?

– Безраздельно, безоговорочно и окончательно.

– Боже, – всхлипываю я, перебираясь через центральную консоль. – Так значит, придется играть по–крупному, да? Ладно. – Я устраиваюсь вокруг него в тесном пространстве, решив рискнуть тюремным сроком.

Он того стоит.

Глава 48. Натали

«Nothing’s Gonna Hurt You Baby» – Cigarettes After Sex

На вершине одного из горных хребтов, через которые мы только что проехали, мы паркуемся и разминаем ноги, прежде чем совершить небольшую прогулку к смотровой площадке за невысокой кирпичной оградой.

– О, вау, Истон. Вау, – говорю я, оглядываясь. – Жаль, что у нас нет камеры.

– У меня есть телефон, – предлагает он, доставая его из кармана.

– Никаких телефонов, – говорю я.

Мы ненадолго замерли, с тревогой глядя друг на друга, прежде чем он прошептал:

– К черту, – и включил его. Вскоре его лицо озарила улыбка, и он повернул экран ко мне. – Нет сети.

– Слава Богу, – я выдохнула с облегчением – нам удалось избежать этой русской рулетки, – пока он держал его включенным ровно столько, чтобы сделать наше селфи. Две улыбки в центре кадра, ему также удалось запечатлеть покрытую лесом долину внизу и часть окружающих скал. Он делает еще несколько снимков панорамного вида, прежде чем снова выключает телефон и берет меня за руку.

По пути обратно к машине я останавливаюсь у группы ремесленных прилавков, мимо которых мы прошли, и осторожно задерживаюсь у первого, изучая женщину, сидящую за ним, в поисках хоть намека на узнавание в ее взгляде рок–звезды, стоящей рядом. Она приветливо здоровается со мной, в ее ответном выражении лица нет ничего примечательного, а я тем временем снимаю сплошной белый ловец снов, висящий на краю стола.

– Он прекрасен, – говорю я ей, прежде чем показать его Истону, который рассматривает товары за соседним столом. – Дорогой, возьмем?

Истон мгновенно кивает в ответ, поднимая ручной работы барабан размером с тарелку, с темными деревянными палочками, лежащими на нем.

– И это тебе, для следующего урока.

– Да, пожалуйста.

Выглядя довольным, он достает кошелек и расплачивается наличными с каждой из продавщиц, обе – пожилые женщины, коренные американки.

Я подхожу к нему, обвиваю руками его талию и целую его плечо сквозь мягкую хлопковую футболку, вдыхая его запах.

– Я тебе верну. Я думала, мы просто катаемся, поэтому оставила сумочку в вилле, – шепчу я, и тут же продавщица обращается к нам:

– Вы двое, медовый месяц?

– Да, – отвечаем мы хором, и наша гордая готовность поделиться этой новостью с кем угодно очевидна из нашего восторженного ответа.

Как только наши покупки упакованы, мы перебираемся к другим прилавкам, выбирая новые сокровища. Каждый из нас обзаводится серебряным кольцом из ложки с бирюзой. За следующим столом я нахожу ручной работы деревянное рождественское украшение с крошечным ловцом снов внутри и решаю, что оно должно быть моим. К тому времени, как мы собираемся уходить, руки Истона забиты пакетами с местными изделиями ручной работы, уникальными находками, купленными у разных продавцов. Когда мы возвращаемся на парковку, нас провожают теплыми пожеланиями и поздравлениями. Это чувство сопровождает нас до самого кабриолета. Я вдыхаю полной грудью этот день, а Истон укладывает наши трофеи в багажник. Улыбаясь, я бросаю на него взгляд, но в ответ не получаю улыбки.

– Что такое?

– Ты вернешь мне деньги? – Истон смотрит на меня через крышу кабриолета. Я благодарна, что на нем RayBans, и я не вижу его полного недовольства.

– Я еще не знаю, как мы будем решать вопросы с деньгами, и я могу покупать свои вещи сама, – я пожимаю плечами, а его скула дергается. – Ладно, пусть это будет мой свадебный подарок, – уступаю я, садясь на пассажирское сиденье и пристегиваясь, пока он не велел мне этого делать. – Теперь нам нужно придумать подарок для тебя, и он должен быть достойным. Что–то особенное и уникальное, – требую я, пока он занимает место водителя.

Знаменитые последние слова.

….

– Легче, детка, – сквозь зубы говорит Истон, и напряжение в его голосе ощутимо, пока он пытается войти в меня плавнее, а я всхлипываю от непривычного ощущения. За последние несколько часов мы перешли от эмоционального любовного соития к откровенно грязному и экспериментальному сексу. Я отдала ему свое тело, как отдала доверие, сердце и будущее, и именно поэтому сейчас я стою на четвереньках на мягком полотенце, которое он постелил на большой оттоманке в нашей ванной комнате с множеством зеркал. Истон возвышается позади меня, великолепно обнаженный, наши взгляды встретились в отражении, его возбуждающий член на виду, пока он входит в меня еще на дюйм. Увидев, как я морщусь, он отступает.

– Не останавливайся, – протестую я.

– Не думаю, что смог бы, даже если бы захотел, – бормочет он, массируя мою поясницу. С этими словами он хватает меня за бедра, притягивая к себе, а затем наклоняется, чтобы подготовить мою обнаженную плоть исследующим языком. Моя последняя оргазма еще струится по моим бедрам, а Истон уже ласкает меня сзади, собирая мою влагу на пальцы, прежде чем ввести один из них внутрь прежде нетронутого места. В ту же секунду, когда я призналась, что не исследовала эту конкретную сексуальную границу, я увидела, как в его глазах вспыхнул фейерверк, и точно поняла, что будет включено в мой свадебный подарок. Не дав ему вымолвить и слова, я вырвалась из его объятий, пустившись бежать по вилле, а он пустился в погоню, пока я визжала как банши.

Он поймал меня и наказал, проведя языком между моих ног бесконечные минуты. В ответ я сдалась, мой белый флаг поднимался все выше с каждым оргазмом. Ни разу с тех пор, как мы вернулись в курорт, его выносливость не колебалась, и он не проводил и нескольких минут, не возбуждаясь снова – а я обожала каждую грёбаную секунду этого. Сейчас он стоит позади меня, мужчина, с которым я безнадежно одержима, его темная оливковая кожа, тронутая загаром, покрыта легкой испариной, его глаза затуманены, пока он нежно исследует меня.