Папа резко поворачивает голову к ней, а она сжимает его руку и проводит пальцем по его обручальному кольцу.

– Но только после твоей дочери.

Сквозь его взгляд просачивается голая боль, когда он смотрит на нее, и она вступает с мольбой за нас обоих.

– Посмотри на нее, Нейт.

Водянистые глаза отца медленно перемещаются на меня.

– Сейчас ты нужен этому ребенку. – Его выражение лица искажается, быстрая слеза формируется и скатывается, медленно стекая по его щеке. Мои собственные слезы начинают заволакивать взгляд. – Она нуждается в тебе больше, чем когда–либо, а ты причиняешь ей боль. Так что я спрашиваю тебя снова: что, черт возьми, ты творишь, Нейт?

Выражение лица отца надламывается, а я зарываю голову в ладони и издаю горловой крик. В следующую секунду меня затягивает в его объятия, и он полностью заключает меня в них. Его любовь окружает меня, пока я сотрясаюсь от горя, полностью переполненная, а он прижимает меня к своей груди.

– Папочка, – хриплю я, и он одновременно произносит то же самое.

– Мне тоже жаль. Мне так жаль, Натали, – хрипит он. – Ты – моя жизнь, и нет на этой земле ничего, абсолютно ничего, что ты могла бы сделать, чтобы стереть хотя бы каплю моей любви к тебе.

Я изо всех сил пытаюсь сдержать рыдания, но не могу, когда чувствую, как ладонь матери скользит по моей спине, а папа продолжает шептать мне:

– Прости, что я был таким ублюдком. С этим покончено. – Я чувствую, как он переводит внимание на маму. – Прости, детка.

Я продолжаю плакать в его объятиях, пока он говорит со мной прерывистым шепотом.

– Я просто... Я думал, мы были ближе, чем это.

– Мы были, мы и есть, – хриплю я.

– Почему ты не пришла ко мне? Почему ты не могла просто спросить меня?

– Я так хотела. Очень. Мне следовало это сделать. Я знаю.

В объятиях отца, слыша его слова, я чувствую подобие того покоя, в котором так отчаянно нуждалась. Когда мы отстраняемся, я вижу отраженную искру надежды в глазах отца, когда он смотрит на меня с безграничной любовью.

– Мы поговорим завтра, хорошо?

Я быстро киваю в согласии, мое сердце бьется ровно в груди, невероятная тяжесть начинает спадать с моих плеч. Возможно, потребуется еще немного времени, но одно знание, что мы оба хотим во всем разобраться, – это все, что мне нужно. Наши взгляды задерживаются на этом знании, пока надежда начинает расцветать в моей груди. Мысль о том, что вселенные, которые я молила слиться воедино, могут стать моей будущей реальностью, еще больше разжигает эту надежду.

Вдыхая запах отца, окутанная теплом его прорастающего прощения, я впервые с тех пор, как мы взлетели в Аризоне, делаю вздох полной грудью.

Глава 58. Натали

«Outside» – Stained

Мои родители выходят из лимузина, глаза слегка заплаканы, но на их лицах – одинаковые улыбки. Мы с мамой сделали все возможное, чтобы исправить макияж с помощью аварийного набора, который нам подарила команда визажистов для наших клатчей. Я наблюдаю, как они поднимаются по ковровой дорожке в окружении ожидающих папарацци, и даю себе немного дополнительного времени, чтобы собраться с эмоциями.

Сейчас, глядя в окно, пока они позируют наверху у входа в отель для нескольких снимков, я готовлюсь к долгим часам впереди. Даже с облегчением от осознания, что мои отношения с отцом поправимы, в течение следующих нескольких часов мне все равно придется играть свою роль в жизни, в которой я когда–то комфортно существовала, – в жизни до того, как я полюбила Истона Крауна.

Во мне нарастает настоятельная необходимость переключить внимание на постоянно ноющую часть, бьющуюся внутри меня, – каждый удар которой наполнен тоской по своему владельцу. Расстегнув клатч, я проверяю телефон и вижу, что он не ответил на мое предыдущее сообщение, и мое сердце немного трескается. Он намеренно не отвечает мне. Еще одно наказание. На мгновение я пытаюсь представить, где он сейчас находится в своей вселенной и о чем думает.

Тихий стук в окно лимузина заставляет меня вздрогнуть и обернуться: Джонатан – красавец в подогнанном смокинге – стоит по ту сторону двери. Открыв ее, он наклоняется и осматривает салон лимузина, прежде чем окидывает меня взглядом.

– Ты планируешь лишать публику этого вида всю ночь?

– Нет, я просто...

– Тянула время, – заканчивает он за меня, его глаза блуждают по моему лицу, подтверждая мое расстройство. До того, как меня изгнали из газеты, мы с Джонатаном успели достаточно сблизиться, чтобы я поняла: оценка Рози относительно его влюбленности была близка к истине. Джонатан – человек закрытый, но «застенчивый» было бы более точным словом, чем «отчужденный». За то короткое время, что мы были коллегами – почти на грани дружбы, – он успел достаточно узнать обо мне, чтобы понимать, в каком состоянии я нахожусь. Если что, заголовки, которые он наверняка читал, и которые представляли мой брак несуществующим фарсом, несомненно, добавили сочувствия в его взгляд.

– Довольно драматичный выход ты запланировала, – шутит он, стирая большим пальцем след под моим глазом и показывая мне размазаную тушь, которую я пропустила, прежде чем предложить руку. Разрозненный гул фотографов поглощает нас, когда я беру его протянутую руку, выхожу из лимузина, приклеив улыбку на лицо.

Джонатан смотрит на меня, когда мы поворачиваемся к ожидающему хаосу.

– Ради Бога, Деби Даунер, расправь плечи, потому что ты, блять, потрясающе выглядишь в этом платье.

Выполняя приказ, я отбрасываю плечи назад, а он переходит, чтобы проводить меня к лестнице, положив руку мне на поясницу. Я смотрю на него как раз в тот момент, когда он наклоняется с дьявольской ухмылкой.

– Я надеялся на более мужественную, с размазанной тушью Золушку, которая спасет меня от вида одинокого и жалкого холостяка. Но придется довольствоваться тобой.

Издавая сдавленный смешок, я качаю головой от его откровенности, пока вспышки продолжают ослеплять нас, а он провожает меня вверх по лестнице.

Через час после начала гала–ужина в меня закрадывается гордость, когда я вместе с несколькими другими наблюдаю, как танцуют мои родители. Папа улыбается маме, пока они кружатся на паркете, его глаза наполнены сокровенной усмешкой от того, что она ему сказала. Взгляд, которым он одаривает ее, – верный признак мужчины, который знает каждую деталь о женщине, которую держит, потому что провел время, запоминая ее. Я знаю это, потому что мой муж смотрит на меня почти так же. Погруженные друг в друга в эти несколько секунд, они, кажется, совершенно не осознают, что ими восхищаются окружающие.

Как я могла быть такой, блять, слепой?

Возможно, их история и начало не были такой сказкой, как я восприняла из тех писем, – а может, и были. То, что мне не известны детали их начала, не делает его менее значимым.

Неважно, как они начали, они скрепили свои жизни вместе почти на четверть века, а я, слепая, не имела достаточно веры в них, чтобы удержать свое любопытство от причинения вреда тому, что они считают священным. Браку, который они, я уверена, все эти годы хотели сохранить.

Раскаяние поглощает меня, пока они продолжают танцевать в окружении друзей, коллег и сотрудников «Speak». Наблюдая, я задаюсь вопросом: была бы я удовлетворена, если бы увидела их в таком качестве сразу после обнаружения писем?

Могу ли я вообще сожалеть о том, что сделала сейчас?

Да, но только из–за причиненной боли.

Сожалеть об Истоне? Никогда.

Мой телефон настойчиво вибрирует в сумочке, и я игнорирую его, зная, что Истон, должно быть, готовится к своему шоу. Все остальные могут подождать. Взяв бокал шампанского с подноса проходящего официанта, я осушаю его одним глотком, полная решимости получить хоть какое–то удовольствие от вечера, который я планировала до мельчайших деталей месяцами. Когда взгляд Джонатана ловит мой через танцпол, его выражение лица мрачное, и он поднимает свой мобильный телефон, я понимаю, что это он пишет.