– Потому что ты слишком, блять, эгоистичен, чтобы понять, насколько далеко ты зашел! – кричит папа, пока тихие рыдания Натали начинают эхом разноситься по комнате. Неумолимый, папа окидывает ее взглядом. – Но ты–то знаешь, как далеко ты зашла, не так ли, Натали?

– Пап, хватит! – я кричу, прежде чем двинуться утешать Натали, но Нейт подает голос, его тон чуть выше шепота.

– Пожалуйста, Истон, пожалуйста, не прикасайся к моей дочери. – Его глаза краснеют, он задыхается от следующих слов и поворачивается к Натали. – Я тысячу раз спрашивал себя в самолете, как же я так, блять, ошибся с тобой, что ты смогла найти в себе силы обмануть меня таким образом. Так ранить твою мать. – Натали разваливается на части прямо на месте, ее глаза переполняются слезами, а Нейт поворачивается к моему отцу, и его голос полон опустошения. – Это моя, блять, жизнь, Рид? Крауну суждено ворваться и забрать все, что мне дорого?

Папа тяжело выдыхает, опуская глаза.

Нейт снова говорит, и в его голосе слышна мольба.

– Пожалуйста... – Он сжимает челюсть. – Я прошу вас обоих, просто оставьте меня и мою дочь наедине.

Папа смотрит на меня, затем на Нейта и кивает, сдаваясь слишком уж легко.

– Пошли, – говорит он, хватая меня за плечо в попытке вытолкать за дверь вместе с собой.

– Я никуда не уйду. Мы не дети, – огрызаюсь я на отца, прежде чем посмотреть на Натали, которая закрыла лицо руками. – Натали, – умоляю я с той нежностью, на какую только способен. – Детка, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.

Натали поднимает свои покрасневшие голубые глаза на меня, ее выражение лица побежденное, пока папа продолжает подталкивать меня к двери.

– Мы не неправы, – говорю я ей. – Детка, мы не ошибка.

– Черт побери, Истон, сейчас же! – рявкает папа, выталкивая меня за дверь.

Глава 51. Истон

Папа с силой захлопывает дверь виллы и преграждает мне путь к ней. Ярость накатывает на меня, как цунами, и я со всей силы бью кулаком в дверь, потому что впервые в жизни я готов ударить собственного отца.

– Какого хуя ты вообще здесь делаешь?! – реву я.

– Я здесь с прошлой ночи!

Я смотрю на Джоэла.

– Это ты, блять, ему сказал?

– Ты угнал мой, блять, самолет! – папа кричит в защиту Джоэла. – Но ему ты должен сказать спасибо за то, что он не пускал меня к этой двери, пока не успокоил меня.

– Прости, друг. Мне пришлось принять решение, когда Нейт подъехал к отелю, – признается Джоэл.

– Да, ну. Это было гребаное неправильное решение, – я рву на себе волосы и перевожу свою враждебность на отца. – И какая, к черту, польза от того, что ты здесь?

– А чего ты ожидал?

– Что ты будешь на моей стороне!

Он смотрит на меня в недоумении.

– Так же, как ты был на стороне своей матери и моей?

– Ты бы никогда не позволил этому, блять, случиться, если бы речь шла о тебе и маме!

– Вот здесь ты ошибаешься, – сквозь зубы говорит он. Он достает сигареты и прикуривает. – В этом проблема – не знать всю, блять, историю.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Я позволил этому случиться. Я сделал так, чтобы это случилось. Та ситуация там началась из–за меня. Твоя мать никогда бы не была с ним, если бы я не ушел от нее, но я не мог собраться и стать тем мужчиной, который был ей нужен, поэтому я ушел ради нас обоих. Вот тогда она и полюбила его.

– Что ж, это твой гребаный крест. Я не отступлю и не уйду от нее.

– И это уже начинает разрывать ее на части! – он вскидывает руки. – Я позволил твоей матери выбрать, и это было самое трудное, блять, что я когда–либо делал.

– Мы – не вы. Мы выбрали друг друга. Она – моя жена!

– И его дочь, – подчеркивает он, – и, как твой отец, я сейчас сам в аду.

– Да, и что для тебя так, блять, сложно? У тебя есть мама.

– Да, но я потерял частичку ее и годы из–за него в этом, блять, процессе, годы, которые я никогда не верну. И ты прав, это мой крест, но твой окажется тебе не по силам! – Он проводит рукой по волосам. – Истон, БЛЯДЬ! – Я замечаю темные полумесяцы под его глазами, пока его челюсть напряженно двигается. – Не могу поверить, что ты сделал это, прекрасно зная, какой шторм это вызовет.

– Не для того, чтобы причинить тебе боль. Это никогда не было связано с тобой, мамой или Нейтом. Я женился на ней, потому что она единственная женщина, которая мне подходит, и потому что быть вдали от нее слишком, блять, больно. Извини, но одного этого было достаточно, чтобы мне не понадобилось знать всю твою историю. Потому что это история, пап. Это твои ошибки, и я не позволю им стоить мне моей жен...

– Скажем, у вас родятся дети, – перебивает папа, готовый к спору, – и твоя мама окажется лицом к лицу с мужчиной, за которого была готова выйти двадцать шесть лет назад. Думаешь, мы сможем быть достаточно тактичны или учтивы, чтобы поддерживать какую–то гармоничную, блять, связь? – Грудь папы вздымается от неверия. – Может, ради вас мы и должны. Может, это правильный поступок, но это слишком много для всех нас. Я полжизни испытывал к тому мужчине неприязнь из–за того отрешенного взгляда, который иногда ловлю в глазах твоей матери. И хуже всего то, что я, блять, даже не знаю, думает ли она о нем, или это просто моя паранойя. В любом случае, я не спрашиваю. Не могу. И не стану винить ее, если это так, потому что это моя вина, что я ушел.

Я стою, ошеломленный его признанием.

– Тогда почему...

– Потому что она любит меня сильнее, Истон, и всегда любила. И слава Богу. – Он качает головой. – И по многим другим причинам тоже, но это не так просто и однозначно. Ты говоришь, что это история, сынок, и это так, это было ею, но то, что вы оба сделали, – вытащило все это обратно, на передний план. – Он затягивается, выпуская густое облако дыма. – Вот тебе урок истории, – сквозь зубы говорит он. – До того, как все случилось, мы лишь мельком и смутно знали о существовании друг друга.

Зажав сигарету между пальцев, он указывает на дверь.

– Это первый, черт побери, раз, когда Нейт Батлер и я действительно встретились лицом к лицу, – он шипит. – Ты ответственен за это, и если ты останешься женат на ней, ты будешь заставлять нас всех отсиживаться на скамейке запасных, чтобы избегать друг друга. Ты этого хочешь?

– Это будет твое решение.

– Нет, оно было твоим. Даже твоя жена это осознает.

Паника просачивается внутрь от того, что происходит за дверью виллы.

– Пап, мне нужно вернуться туда.

– Нет. Он заслужил время с ней.

– Он разрывает ее на части!

– Он имеет право быть в ярости.

– Ты хочешь, чтобы я, блять, возненавидел тебя? Потому что так и будет, если ты продолжишь пытаться очернить то, что для меня важнее всего.

– Да, насрать на твою семью, да? Я только что держал твою мать за руку и смотрел, как она уходит в себя, но это не имеет значения. – Глаза отца наливаются кровью, он смотрит на меня, словно мы чужие. – Все время, пока я наблюдал, как она исчезает внутри себя, я говорил себе, что смогу пережить это с тобой, потому что ты – самое важное, блять, в мире для нас обоих. Но если ты будешь продолжать смотреть на меня без тени раскаяния, я не знаю, смогу ли я когда–нибудь простить тебя.

Каждое его слово бьет в грудь, и суровая реальность обрушивается на меня. Сколько бы Натали ни предупреждала меня о последствиях, я видел только ее. Моя воля слегка пошатывается, когда я смотрю на отца, который, кажется, стареет на глазах.

– Я, блять, люблю ее, – хриплю я, – всем своим существом. Она для меня всё. Ты хочешь, чтобы я отказался от этого?

– Любовь не эгоистична, – ровно говорит он. – Если я и понял что–то, ожидая твою мать, так это именно это.

Я слышал те же слова в своих брачных клятвах два дня назад, а он снова говорит, и в его тоне смесь гнева и боли.

– Тебе нужно дать всему этому немного остыть, сделать шаг назад и дать пыли осесть. Если не сделаешь это, ты разрушишь все изнутри.