Я поворачиваюсь и хватаю его за запястье, с ненавистью глядя на него.
– Ты не можешь забрать свои слова назад, ни единого из них, – я качаю головой. – Ты не можешь просто взять и вычеркнуть наше с тобой прошлое.
– Нет, нет, Красавица, – он хватает меня за плечи и снова поворачивает к зеркалу. – Это ты поместила нас сюда. Это наша реальность теперь. Можешь говорить себе, что не сможешь, сегодня, перед тем как переспать со своим супергероем.
Я усмехаюсь.
– А ты был верен?
– Я женатый мужчина, – заявляет он, и его тон ядовит. Я вцепляюсь в столешницу, пока он делает шаг вперед, запирая меня еще больше и поглощая меня своим гневом.
– Нам необязательно ненавидеть друг друга, – умоляю я.
Он наклоняет голову.
– Это действительно было неизбежно, не так ли? Я просто не понимал, почему. Но теперь я вижу. Я вижу тебя.
Мое терпение лопается.
– Ты проделал отличную работу, выставив меня злодейкой во всей этой истории, Истон, но ты так чертовски эгоистичен и упорствуешь в том, чтобы винить меня, что никогда не признаешь свою часть вины, да? Даже когда я умоляла тебя увидеть, как сильно мы раним всех. Даже после того, как ты уверял меня, что не заставишь меня выбирать, или отказываться от моей карьеры, что мои отношения не пострадают...
– Так это ты оправдываешь развод со мной? Такая красивая мученица, – темно шепчет он.
– Знаешь, уйти было бы убедительнее. Или ты забыл, что я знаю тебя так же хорошо? Я вижу всё, что ты не говоришь.
– Я знаю, что меня ждет, Красавица. Я всегда знал, и именно поэтому я так сильно боролся за тебя. Но ты все еще в растерянности, прямо как в день нашей встречи, так что позволь мне избавить тебя от загадок о твоем будущем, – шепчет он, и его тон неумолим.
– Может, ты переспишь с ним сегодня в первый раз, и все это время будешь думать обо мне. Ты улыбнешься, когда он выйдет из тебя, и пойдешь в ванную, чувствуя тошноту, потому что несколько минут верила, что сможешь сбежать от меня. Пока ты будешь смываешь с тела его сперму, может, ты смиришься и примешь его представление о вас как о паре, потому что тебе нужно что–то, что угодно. И ты будешь играть вдолгую, потому что у тебя нет выбора. Месяцы пройдут, пока ты утонешь в самообмане. Может, вы вместе возьмете щенка и будете позировать для камер, чтобы поддерживать иллюзию. Они любят вас вместе, так что и ты должна. В конце концов, он встанет на одно колено, и ты скажешь «да», потому что почувствуешь себя обязанной, и подумаешь: «А почему бы и нет?» – ведь ты уже зашла так далеко. Ты будешь планировать пышную свадьбу и пригласишь всех, кто тебя знает, посмотреть, как ты лжешь, произнося «согласна», вспоминая первый раз, когда ты сказала это и на самом деле, блять, имела это в виду, но того мужа ты бросила. Не успеешь оглянуться, как ты уже рожаешь маленьких супергероев, чтобы заполнить пустоту, а позже рыдаешь, развозя детей по школам, понимая, что живешь не той жизнью, которую хотела. Худшее? Ты не будешь гадать, почему ты опустошена. Ты все время будешь знать причину.
Он поворачивает меня к себе и с почтительной нежностью берет мое лицо в ладони, прижимаясь ближе.
– Видишь, Красавица, теперь ты отчасти злодейка. – Горячие слезы стекают по моим щекам, а он смахивает одну успокаивающим большим пальцем. – Это мое пятно на тебе. Я в твоей коже, в крови, что течет по твоим жилам... а все мы знаем, что злодей не может быть с супергероем.
– А твое будущее? – хрипло вырывается у меня, и его нежное прикосновение вгоняет кинжал еще глубже в мое сердце.
– Во мне течет вся эта болезнь, и я использую ее себе во благо, – тихо говорит он. – Похоже на топливо для долгой, блять, карьеры. По крайней мере, это у меня есть, верно?
– Что ж, тогда, пожалуй, мне жаль тех женщин, с которыми ты ложишься в постель.
– Не стоит. Ты же знаешь, насколько я могу быть щедр.
Моя ладонь жаждет дать ему пощечину, пока я с ненавистью смотрю на него, а его глаза бьют меня глубокой, укоренившейся обидой. Я поднимаю подбородок.
– Я не бросила тебя, Истон. Ты перестал меня слушать. Ты сдался, отказался от меня.
– Ты дала мне для этого все основания.
В его голосе проскальзывает боль, пока он нежным большим пальцем проводит по моей щеке.
– Видишь ли, ты перепутала клятвы, моя прекрасная жена. Ты должна была отвергнуть всех ради меня, – его голос прерывается на этом признании, и я умираю от этого звука.
– Я была верна. – Я впиваюсь пальцами в его футболку, по моему лицу стекает горячая агония, а его тепло окружает меня. – Истон, я...
– Тш–ш–ш, Красавица, ложись спать, – шепчет он, полностью игнорируя мои слова, опускает большой палец и агрессивно размазывает помаду по моей линии челюсти, явно пытаясь стереть следы поцелуя Тая. Пока он это делает, я вижу, как в его глазах мелькает тысяча эмоций. С последним движением пальца он наклоняется, и его поцелуй ощущается в точности как поцелуй смерти, каким он и задуман. С болезненным стоном он отпускает мои руки, вцепившиеся в его футболку, и резко отрывается от меня.
Я держу глаза закрытыми, и мой голос прерывается, когда я повторяю правду:
– Я была тебе верна.
Глава 64. Натали
«Drive» – Sixx:AM
Двенадцать–пятнадцать минут. Такова средняя продолжительность шоу в перерыве. Хотя я надеюсь, что The Dead Sergeants ограничатся первым вариантом, особенно учитывая, что «Ковбои» уходят с поля с преимуществом в четырнадцать очков.
Двенадцать минут ада – вот что ждет меня и моего отца, пока персонал стадиона внизу суетится, готовя сцену для шоу. Благодарная за «голландскую храбрость», текущую по моим венам и приносящую небольшое облегчение, я отказываюсь от нового глотка только что налитого пива. Хотя я пьяна, я все еще болезненно осознаю реальность. Ничто не может исцелить горе, что сейчас течет во мне.
«Ты была временным кайфом».
Если бы Истон не уничтожил меня своей жестокой местью в той уборной – если бы мы не столкнулись друг с другом, я была бы где–то на грани нормы. Но пока команды исчезают с поля, а стадион начинает содрогаться от новой энергии в предвкушении того, что грядет, я знаю, что истинное испытание ночи – в мучительных минутах, что ждут впереди.
Двенадцать–пятнадцать минут.
Пожалуйста, Боже, пусть это будет двенадцать минут, потому что даже одна лишняя может сломать меня. Мы с отцом молча договорились держаться, бросая взгляд друг на друга каждые несколько секунд, пока историческое напряжение наполняет воздух.
Именно в тот момент, когда команда стадиона начинает устанавливать сцену, а зрители ревут от возбуждения, отец без слов берет мою руку в безмолвной поддержке. Я беспокоюсь уже не столько за себя – я безнадежна, – сколько за то, что может чувствовать он.
Он здесь из–за меня – ради меня, и я хочу быть для него такой же безмолвной опорой. Отец ловит меня на том, что я изучаю его профиль, и быстро пытается развеять мою нарастающую тревогу.
– Я в порядке, – уверяет он, и я киваю, изо всех сил стараясь ему верить – надеясь, что его нынешнее состояние и расслабленная поза когда–нибудь станут возможны и для меня. – Мы можем уйти, если захочешь. Я тоже не против.
– Может, и стоит, но мы не уйдем, – яростно заявляю я. – Мы имеем такое же право быть здесь, как и любой другой. Мы не граждане второго сорта, папа.
Его ответ тонет в грохоте, когда стадион погружается во тьму, и первые ноты «Tyrant» – одного из ранних хитов Sergeants – наполняют воздух. Искры света взлетают у сцены в сторону открытой крыши, а я устраиваюсь поудобнее, готовясь к шоу.
В течение нескольких минут после выхода Sergeants на сцену рев толпы почти заглушает музыку. Энергия, которую они создают, заполняет каждую пядь пространства, пока Бен неистово выкрикивает каждый текст с мастерством – остальная часть группы в полной синхронизации, наглядная демонстрация того, что они легендарная группа. Неумолимые в своем исполнении, они играют ошеломляющую подборку своих величайших хитов, охватывающих десятилетия наследия, которое они построили вместе, с легкостью превосходя ожидания всех присутствующих, включая меня.
