– Какого чёрта ты делаешь? – спрашиваю я, выворачивая шею через плечо.

Он игриво проводит нижней губой и приподнимает брови.

– Смотрю, куда именно в задницу тебя целовать.

– Моя задница полностью соответствует стандартам, сэр, – уверенно парирую я, вырывая плечи из его хватки, пока он тихо посмеивается. – Я езжу на настоящих лошадях, а не на рукотворных смертельных ловушках, – говорю я без эмоций, решив не позволить его близости взять надо мной верх, и изучаю его лицо, задерживаясь на капле пота, стекающей со лба. Пот, который он быстро стирает футболкой, сорванной с тела. Я слегка отворачиваюсь и отвожу глаза. – Ладно, что ж, скромность явно не твоя проблема, – я издаю нервный смешок.

– Не–а, – сухо отвечает он, и все следы юмора исчезают, когда я смотрю на него нахмурившись. Он пожимает плечами. – Какого чёрта мне теперь волноваться, если я считался публичной собственностью последние двадцать два года?

– Мне жаль, – тихо говорю я.

– Ты не виновата, – говорит он, доставая свои джинсы.

– Что ж, я приношу извинения от лица всех, – шепчу я. Он стоит на коленях у своей сумки, резко поднимает голову, и его карие глаза впиваются в мои, выискивая искренность в моих словах, и находят её. Он медленно встаёт и вытирает грудь, а мои собственные глаза на мгновение опускаются, прежде чем он наклоняется ко мне с шёпотом:

– Хочешь узнать секрет?

– Конечно, – говорю я, пока он продолжает вытираться, а затем бросает полотенце. Без предупреждения он засовывает пальцы за пояс штанов и сталкивает их до середины бёдер.

– Я несколько раз участвовал в гонках.

– На профессиональном уровне? – я сглатываю.

Он натягивает джинсы, а я любуюсь рельефом его бицепса, и снова лязг его расстёгнутого ремня вызывает во мне нежелательные ощущения.

– Ага, – подтверждает он, – я неплохо справлялся.

– И как они не узнали? – спрашиваю я, пока мой взгляд скользит по его рельефному торсу. Он достаёт баллончик с дезодорантом, отступает на шаг и распыляет его, делая несколько пшиков над мускулистой грудью, прежде чем надеть свежую футболку с длинным рукавом. Даже стоя на стадионе, полном грязи, эта сцена кажется интимной. Словно мы делим одну ванную, как пара, болтающая, пока он одевается на работу.

– С головы до ног.

– Что? – переспрашиваю я, полностью погружённая в свои блуждающие мысли, пока он застёгивает сумку и поднимает её с земли.

– Вот как мне это удавалось, – говорит он, его взгляд ловит мой, на губах мелькает подобие улыбки. – Поливаясь с головы до ног.

– О. Это круто.

Истон кивает Джедайе и остальной команде на прощание, и я, следуя его примеру, машу рукой, прежде чем он мягко дёргает меня за руку, выводя со стадиона.

– Собираешься рассказать мне свой псевдоним?

– Нет, – просто отвечает он.

– Конечно нет, – ворчу я, прибавляя шагу, чтобы поспеть за его длинными шагами.

– Ну, я подумал, раз ты считаешь, что я неблагодарный из–за того, что родился в привилегиях, я выделю некоторые их плюсы. И их много, Натали, – тихо говорит он. – Я не ненавижу это всё время.

– Только когда хочешь публично съесть чизбургер?

Мне даруется лёгкая, едва заметная улыбка.

– Ага. Иногда мне это до сих пор сходит с рук. Пока что.

– Но вскоре это может измениться.

Противоборствующие эмоции мелькают на его лице, и он пожимает плечами: он не знает своей судьбы, как не знаю её и я. В любом случае, внимание медиа вскоре вновь обратится к нему, и весьма навязчивым образом, такова расплата. Мне ясно, что он считает это ценой, которую придётся заплатить за возможность делиться своей музыкой. Пока мы идём к внедорожнику, я смотрю на него.

– Кажется, я начинаю понимать.

Он ненадолго встречает мой внимательный взгляд.

– Кажется, я надеялся, что ты поймёшь.

Глава 10. Натали

«Lovesong» – The Cure

Истон устраивается поудобнее на месте водителя, поправляет зеркало заднего вида и поворачивается ко мне.

– Что? – спрашиваю я, когда он заводит внедорожник и вопросительно приподнимает бровь.

– Серьёзно, у меня высокий IQ, но я не телепат...

Мои слова обрываются от внезапного напряжения, когда я оказываюсь лицом к лицу с Истоном Крауном: он накрывает своим телом моё, пытаясь пристегнуть меня ремнём. Несмотря на лёгкий пот, его смоляные волосы пахнут потрясающе – как и всё остальное в нём, – а я ошеломлена тем, насколько он сейчас доступен. Я жадно впитываю всё, что могу: невероятную длину его ресниц, тёмную веснушку у уголка его челюсти, текстуру его губ, которые в данный момент опасно близки к моим.

Не вдыхай. Не вдыхай. Не вдыхай.

В следующую секунду он исчезает, а я остаюсь в состоянии, близком к сердечному приступу, пока он возвращается на своё место за рулём, словно только что не совершал нападения.

– Ты мог бы просто сказать мне, – слегка упрекаю я, пока он включает передачу, а на его губах играет улыбка. Меньше чем за двадцать четыре часа я стала опасно увлечена этим мужчиной. Это произошло не мгновенно, но теперь это очевидно, и это запретная зона. Я решаю пресечь это на корню, переведя его в наступление.

– Сейчас мы на записи, – объявляю я, устанавливая границы.

– Совсем не хочешь постепенности, да? – он качает головой, протягивая руку за моё сиденье в свою сумку – снова вторгаясь в моё пространство, – его взгляд скользит по моему профилю, прежде чем он достаёт свой телефон. Разблокировав его, он несколько раз нажимает на экран и протягивает мне. Я беру его и вижу, что он открыл свой музыкальный сервис, и не только это, – целый список песен. Любопытства ради, я пролистываю и вижу, что он бесконечный. В плейлисте сотни, если не тысячи композиций.

– Ты пытаешься отвлечь меня, позволив быть диджеем, Краун?

Он молча выезжает с парковки.

– Это большая ответственность, учитывая...

– Ты не сможешь выбрать неправильно, – уверяет он, останавливаясь на главной дороге и с нерешительностью глядя в каждую сторону.

– Не знаешь, куда едешь?

– Нет.

Я закрываю его плейлист и открываю приложение с навигацией.

– У тебя есть адрес?

– Ага.

– И...? – протягиваю я.

– Заблудился.

– Мы собираемся заблудиться?

– А почему нет? – говорит он, поворачивая направо. – Ты сама сказала, что не хочешь заниматься типичными туристическими штуками.

– Как ты можешь заблудиться, если прожил здесь всю жизнь?

– Я провёл изрядную часть детства в турах с родителями и группой. Поверь, я могу заблудиться где угодно.

– Ладно. Но на некоторые вопросы ты ответишь, – настаиваю я.

– На те, на которые захочу.

– Это не совсем честно.

Его выражение лица становится жёстче. – Я почти уверен, что нам следует оставить «честно» и «этично» за скобками наших разговоров, учитывая лицемерие.

– Тушé, и я уже извинялась за это.

– Давай же, выбирай, – кивает он в сторону телефона в моей руке.

– Не фанат тишины?

– Не тогда, когда есть альтернатива, – отшучивается он.

– Мне стоит обидеться, учитывая, что ты в моей компании?

– Это я такой, какой есть, – усмехается он.

– Справедливо.

Я снова открываю его музыкальное приложение и список, пролистываю и нажимаю на случайную песню. Незнакомая музыка заполняет салон внедорожника, я замечаю название – «Lovesong» от The Cure. Истон тут же начинает отстукивать ритм пальцами по рулю и прибавляет громкость. Я тянусь к регулятору громкости на консоли и убавляю её, бросая на него многозначительный взгляд.

– Просто расслабься, – вздыхает он, – мы до этого ещё дойдём.

Он проезжает несколько миль, когда его телефон звонит, и мы оба сосредотачиваемся на идентификаторе на панели.

Мама.

Наши взгляды задерживаются на экране, пока он заворачивает на ближайшую заправку. Когда он отвечает на звонок, у меня глаза на лоб лезут.