– Признай, – приказывает он смертоносным тоном.

– Признать что? Что ты ведешь себя как гребаный ребенок? Это тебе следует признать.

– Признай, что ты не хотела оставлять то, что произошло в Сиэтле, не больше, чем я, и до сих пор не хочешь.

Глава

38.

Натали

«Torch Song» – Shady Bard

Наши грудные клетки тяжело вздымаются, пока он с раздражением качает головой.

– Боже, ты действительно настроена довести это до конца.

– Истон...

– Ладно, – перебивает он, указывая на свою грудь, – я начну первым, опять. Я думал о тебе каждый чертов день с тех пор, как ты уехала, но я сделал это довольно, блять, очевидным. Теперь твоя очередь.

– Что это? Истерика из–за того, что ты не получил желаемой реакции?

– О, я получил её, – усмехается он, – я видел её, я до сих пор вижу, чувствую всё это от тебя. Ты просто, блять, отказываешься признать это мне. – Он резко выдыхает и запрокидывает голову на дверь, его тон язвительный. – Я хочу услышать, как ты это говоришь.

Я направляюсь к нему, вернее, к двери.

– Я не знаю, что ты пытаешься со мной сделать, но ты победил, Истон, хорошо? Ты победил. – Я останавливаюсь в шаге от него и физически чувствую презрение, исходящее от него.

– Думаешь, я не вижу, что тебя ранит? Признай это, блять, Натали.

– Что ты хочешь услышать?

– Признай, что ты просто ревновала! Признай, что тебе было больно, когда я не смотрел на тебя на сцене сегодня вечером. Признай, что ты хочешь, чтобы это случилось, так же сильно, как и я.

– Это не может случиться.

– Это уже случилось, и ты это знаешь.

Я опускаю взгляд, чувствуя, как снова подступают слезы.

– Истон, я объясняла это снова и снова, хорошо? Мне нужно идти. Я должна идти.

Спустя несколько ударов сердца он произносит:

– Тогда иди... Беги. – Мой взгляд устремляется к нему, когда он отводит глаза и делает несколько шагов от двери, давая мне свободный проход. – Беги. Обещаю, ты больше никогда не услышишь обо мне.

Я сжимаю ручку двери, пока он стоит ко мне спиной.

– Я не этого хочу.

– Но так есть, Натали.

– Я не бегу.

– Конечно, нет. Но просто знай: в ту секунду, когда ты выйдешь за эту дверь, мы оба будем довольствоваться тем, что будет после. По крайней мере, я знаю, что я, блять, буду.

Жжение в горле усиливается, пока я остаюсь на месте.

– Истон, я признаю, что испытываю к тебе чувства...

– Верно, – обрывает он меня, засовывая руки в карманы джинсов.

– Я не хочу уходить вот так.

– Ты вообще не хочешь уходить, – произносит он.

– Ты так уверен.

– Да, блять, уверен, потому что ты всё еще здесь.

– Потому что я ненавижу эту вражду между нами. Неужели мы не можем просто попытаться...

– Нет. – Он решительно качает головой. – Нет. Ни черта. Ты знаешь почему. Мы начали с открытых сердец, и мы не можем откатиться назад.

– Я не вписываюсь в твой мир.

Он резко поворачивает ко мне колющий взгляд.

– Что не так? Понравилась вечеринка?

– Конечно, – сухо парирую я. – Было великолепно.

– Это то, чего ты ожидала, да? – Его грудь вздымается. – Так ты представляешь мою жизнь?

– Неважно, Краун. Это твоя жизнь.

Он резко поворачивается ко мне.

– Это полная противоположность тому, как я, блять, живу, Натали. Я уже был там, прошел через всё. Это так далеко от моей нынешней жизни, что это просто комично.

– Показалось довольно естественным, – огрызаюсь я.

– Тебе легче в это верить, потому что так уходить проще. Но это всего лишь еще одна ложь, которую ты себе расскажешь.

Я скрещиваю руки.

– И что, ты хочешь сказать, что та вечеринка была просто для виду?

Мгновенно он подносит телефон к уху и отдает приказ:

– Выгони всех вниз и сократи всё наполовину.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я. – Что это такое?

Музыка резко обрывается, пульсирующий бас больше не отдается в стенах, а из коридора доносятся недовольные возгласы гуляк. Истон делает шаг ко мне.

– Ты последние два дня делала намеки, Натали. Похоже, ты именно так представляешь мою жизнь, хотя провела четыре дня в Сиэтле, наблюдая совершенно противоположное. Я мог бы целыми днями, каждый чертов день, говорить тебе, что моя жизнь в турах не такая, но... поступки говорят громче, и хотя слова, по идее, должны быть твоей ахиллесовой пятой, мои, похоже, не значат ни хрена.

Я смотрю на него с широко открытыми глазами, пока он приближается.

– Последние сорок восемь часов я больно бьюсь о твои стены, сражаясь как дьявол, чтобы прорваться сквозь твои баррикады – обратно к тебе. – Он ударяет себя в грудь. – Я дал тебе больше, чем большинству тех, кого знаю всю жизнь. Что, черт возьми, я еще должен, блять, сделать?

– Я не понимаю, чего ты хочешь!

– О, да не гони, ради бога, – он в отчаянии хватается за затылок, прежде чем указать на дверь. – Это не моя, блять, жизнь. И не мое будущее. Правда до ужаса скучна. Я встаю в семь утра на пробежку и ем свои, блять, овощи. Я слушаю подкасты или музыку, если не за рулем. Я пишу, репетирую, играю, снова тренируюсь, чтобы вымотать энергию, которая, кажется, никогда не кончается после концерта, и после душа – отбой. – Он делает еще один шаг ко мне. – Я уже прожил свою рок–фантазию и пресытился ею в ранней юности. Мне это не нужно. Это не моя жизнь, Натали, и никогда, блять, ею не станет.

Он делает еще шаг вперед, заставляя меня смотреть на него снизу вверх.

– Ты можешь говорить, что всему виной история наших родителей...

– Так и есть, – перебиваю я.

– Дело не только в этом, – яростно парирует он. – Я слышал тебя в Сиэтле. Каждое твое слово, и я принял их близко к сердцу. Так что же это? Это мой способ избавиться от тех сомнений, что я могу контролировать, потому что эта вещь, эта вещь между нами, для меня стоит, блять, усилий. – Еще шаг. – Разумные мужчины не позволяют женщинам, меняющим жизнь, проходить мимо, не пытаясь ухватиться за них обеими руками. Мне не нужны долгие месяцы, чтобы понять, что ты – та самая женщина для меня. Я не как большинство мужчин, Натали. Я точно знаю, чего не хочу, и это всё, что за той дверью. То, чего я хочу, стоит передо мной, и мысль о том, чтобы позволить ей уйти от меня во второй раз, чертовски съедает меня заживо.

Не в силах сглотнуть, я тщетно пытаюсь контролировать дыхание, пока он упирается ладонями в дверь по обе стороны от моей головы.

– Я не прикасался к другой женщине и даже не испытывал такого желания с тех пор, как был внутри тебя.

Мои губы разъединяются от шока, а где–то в глубине души я получаю подтверждение того, что уже знала – это правда.

– Как я ни пытался – потому что ты, блять, сводишь с ума, – я не могу выбросить тебя из своей чертовой головы. – Его взгляд опускается к моим губам, а затем поднимается обратно. – Я даже не могу кончить, не думая о тебе. Я даже не пытаюсь.

– Это погоня, – выпаливаю я, заикаясь.

– Ах, да, погоня, – насмехается он. – Ты имеешь в виду единственную вещь в этой ситуации, которая заставляет меня бежать, блять, в противоположную сторону?

Его глаза скользят по моему телу с похотливой оценкой, и все, что я могу сделать, – это скрыть непроизвольную дрожь.

– Ладно, – он сжимает челюсть. – Я продолжу. Я не осознавал, что я ревнивый мужчина... до сегодняшнего вечера. Благодарить за это нужно тебя.

Он прижимает меня к двери, пока я борюсь с инстинктом притянуть его ближе, его запах окутывает меня, мое возбуждение зашкаливает, а его слова пронзают насквозь.

– Ты позволяла кому–то прикасаться к тебе, Красавица? – Он опускает руку и проводит кончиками пальцев по ткани на моем животе. Задыхаясь, я таю от прикосновения, а его глаза вспыхивают от удовлетворения. – Так я и думал.

Не отрывая взгляда, он расстегивает серебряную пряжку, которую я выбрала для него несколькими часами ранее, лязг отдается в моих ушах, а трусики мгновенно намокают.