Он переворачивает обложку рукописи.

– Я видела фильм.

Он качает головой.

– Это книга, которую написала моя мама. Вся история.

Я беру ее в руки, ощущая ее вес.

– С моим отцом?

– Да. Все там. Всё.

– Где ты ее взял?

– Мама дала ее мне, когда мы все были в ссоре – до ночи бала, до того, как мы расстались, – но я был слишком зол на них, чтобы утруждать себя и открыть ее.

Впервые с тех пор, как подъехал Истон, я чувствую, как сквозь меня проползает настоящий страх.

– Истон, я не знаю, смогу ли я вернуться туда, – я вздрагиваю, плотнее закутываясь в одеяло. – Я не вижу в этом смысла.

– Какое бы доверие ко мне у тебя ни осталось, – шепчет он, – используй его сейчас, хорошо?

Прикусывая губу, я смотрю на него, пока мой страх наконец не говорит за меня.

– Я не понимаю, как это...

– Красавица, – тихо произносит он, и в эту секунду наши взгляды встречаются, и всё пространство между нами исчезает.

Мы – просто обнаженные сердца, которые полностью узнают друг друга. Это лучшее, что я чувствовала с тех пор, как мы расстались в медовый месяц. Выдыхая, я медленно киваю и переворачиваю первую страницу.

Глава 68. Натали

«The Dance» – Fist of Five

На плюшевом одеяле посреди ничего, я потягиваю темное пиво, продолжая читать. Утро сменилось днем, и по мере развития сюжета я променяла кофе на кое–что покрепче, чтобы притупить остроту обнаженной истории Стеллы о влюбленности в двух мужчин – наших отцов. Время от времени я поднимаю взгляд на Истона, который лежит, опершись на бок. На нем джинсы, красные высокие кеды и толстая толстовка – толстовка, без сомнения, пропитанная его запахом, которую он предлагал мне больше раза, а я раз за разом отказывалась. С наушниками в ушах, он устроился рядом со мной, словно у него все время мира. Не раз я замечала, как его взгляд скользит по моей обнаженной коже, отрицая в себе прилив, который это вызывает, пока я все больше погружалась в чтение.

Переворачивая страницу, я чувствую, как жар приливает к щекам, когда Стелла впервые пробирается в квартиру Рида. Горло пересыхает, пульс учащается.

– Она краснеет. – Я поднимаю взгляд и вижу усмехающегося Истона.

– Ты читал это?

– Все до конца, – тихо говорит он, – но, возможно, ты скоро начнешь пролистывать.

– Это кажется...

– Вторжением в личное пространство? Да, я тоже так сначала подумал, но это история, которой она хотела поделиться с миром. Продолжай, – подбадривает он, переворачиваясь на спину, его толстовка задирается, обнажая часть татуировки на боку. Игнорируя позыв проследить взглядом за его кожей, я возвращаю фокус на страницу, продолжаю читать и теряю счет времени.

Спустя часы, сидя с рукописью на коленях, со слезами, текущими по щекам, я читаю прощальные, полные слез слова Стеллы моему отцу, когда они встретились взглядами через сцену на музыкальном фестивале. Я сглатываю снова и снова, Истон нежно смахивает слезу подушечкой пальца, пока я впитываю истинный конец их отношений, восхищаясь тем, каким невероятным мужчиной был и остается мой отец. Тем, как Стелла по–настоящему его любила. Слова расплываются, пока мне не удается пробиться через последние несколько страниц, понимая контекст их финальных писем более четко.

Ошеломленная только что пережитым, я кладу рукопись на одеяло, глядя на быстро темнеющее небо. Мы лежим несколько минут в тишине, пока я перевариваю прочитанное, вихрь чувств. Поворачиваю голову и вижу, что взгляд Истона прикован ко мне.

– Скажи что–нибудь, – шепчет он.

– Теперь совершенно очевидно, почему мы родились с такой небольшой разницей, – мне удается улыбнуться сквозь слезы. – Мои родители были в свадебном путешествии, а твоя мать... подтверждала их отношения. – Я качаю головой. – Все это так безумно. Наши истории такие разные и в то же время такие похожие. Это как... я не знаю, что со всем этим делать, – я делаю неровный вдох, мое сердце обнажено, эмоции берут верх, и я позволяю словам вырваться наружу.

– Мой папа пытался на Суперкубке. Правда пытался. В основном, он держался, но та песня заставила его заново пережить ту ночь, и это не имело значения. Не имело значения, сколько времени прошло – он чувствовал это. Видеть, как он переживает это снова... это был сущий ад. Я так злилась на твою мать, на тебя, на наши обстоятельства, на то, во что мы превратились, именно так я смогла...

– Подписать документы, – заканчивает он за меня. – Я не могу винить его, Натали. Просто не могу больше. – Истон тяжело выдыхает. – Я был настолько глуп, что верил, будто время имеет значение. Но любовь, как и музыка для многих, в том, что она...

– Вне времени, – заканчиваю я за него. – Именно так я чувствовала себя, читая их письма, будто все это происходило на моих глазах. – Еще одна слеза скатывается по щеке, я качаю головой. – Я не знаю, что сказать. Я просто...

– Тебе не нужно объяснять это мне, – успокаивает он. – Но я был чертовски слеп к тому, сколько ты видела. Я всегда таким был. Ты видела, как это разрушало твоего отца и наши семьи, а я был слишком поглощен тем, что чувствовал к тебе, чтобы разглядеть, что во многом ты была права. Мне жаль.

– Да. Но я тоже вижу. Я вижу, как она по–настоящему любила его. Я... я...

– Ясность, понимание, раскаяние, – снова заканчивает он за меня. – Вот почему я здесь. Я хотел, чтобы это было у тебя, чтобы ты обрела так необходимую, так заслуженную перспективу, если все еще хочешь ее. Ты дорого заплатила за нее. Мы оба заплатили. Черт возьми, я знаю, что нуждался в ней и нашел ее здесь. – Он присаживается. – Я пытался ненавидеть его, но чем больше я читал, тем больше понимал, кто такой Нейт, и ненависть испарялась. Где–то в глубине души я знал, что если прочту это, то не смогу возлагать на него ответственность.

– Боже, через что мы заставили их пройти, – говорю я. – Мне так жаль всех их.

– Победителей не было, – говорит он.

– К этому выводу я пришла месяцы назад.

Истон кивает.

– По крайней мере, теперь мы понимаем, почему они отреагировали именно так и были поначалу так чертовски непреклонны в том, чтобы разлучить нас.

– Это так странно, но я больше не зла.

– Я тоже, – тихо напевает он, поднимая глаза к багровеющему небу.

– Мне просто... грустно. – Я прижимаю обе руки к ноющей груди. – Боже, это так больно.

– Есть кое–что еще, – говорит он, доставая из кармана конверт, – но я должен забрать это обратно с собой.

Я открываю его и вижу письмо, адресованное Стелле. Новые слезы наворачиваются на глаза, пока я читаю письмо Рида к Стелле в день их свадьбы, и заканчиваю его на выдохе, граничащем с рыданием.

– Боже, это так прекрасно. Спасибо, что поделился этим со мной.

– Наверное, не стоило, и не думаю, что мама осознавала, что оставила его там. Но мы уже зашли так далеко... и есть еще кое–что.

– Эм, Истон, взгляни на меня, – я провожу рукой по своим горящим щекам. – Ты правда думаешь, что я готова к этому?

– Не в этом смысл, – он указывает подбородком на бумагу. – Посмотри вниз, на бланк.

Я поднимаю его, и даже в сгущающихся сумерках мне удается разглядеть логотип.

– «Edgewater», – я задыхаюсь от изумления. – Это просто... вау.

– Интересно, в каком номере это было, – задумчиво говорит он. – Интересно, помнит ли папа.

– Готова поспорить, что помнит, но, пожалуйста, не говори мне, потому что у меня есть ощущение, что это меня окончательно добьет.

– Но это же круто, да?

Прикусываю губу, чтобы скрыть дрожь, и киваю в согласии.

– Мы требовали слишком многого, не так ли? – Я вытираю глаза рукавом свитера. – Были обречены с самого начала.

– Я не это вынес для себя. Теперь мой вывод во многом схож с выводом моего отца, – он выдыхает. – У меня полно обиды и уважения к Нейту Батлеру, на которое я раньше был бы неспособен.

– Он хороший человек.

– Да. Я бы хотел... черт... – он выдыхает, – чего бы я хотел. И как бы чертовски тяжело мне это ни было признавать, у них у всех было полное право на их первоначальную реакцию. Когда они пытались с этим смириться...