Кто ты вообще?

Я виню во всем ситуацию. Я не преклоняюсь и не краснею перед мужчинами, не трушу от влечения и не прячусь от него в уборных. Этот парень совсем рехнулся, сравнивая меня со снегом. Я и сама немало поводила и оседлала на своем веку. Не то чтобы это влечение было хоть сколько–нибудь сравнимо.

Проще говоря, это не так.

Оставим в стороне влечение – я не могу ничего поделать с тем, что хочу впитать каждую секунду, проведенную с ним, до самого отъезда, даже если мы не можем перейти грань. Он был для меня чертовски хорошим другом и уважает границы, которые я установила, и это заставляет меня чувствовать себя с ним в безопасности – до определенной степени. Образы его за пианино просачиваются в мое сознание, пока я раз за разом бьюсь головой о дверь, а слова Истона вновь всплывают в памяти.

«Я еще думаю, что тебя никогда по–настоящему не целовали, не трахали и не любили. И ты увидела то, чего сама хочешь».

Резко выдохнув, я подхожу к раковине и провожу краткий инструктаж со своим отражением. «Меньше дня, женщина. Возьми себя в руки. Прямо. Сейчас. Батлеры не отступают. Серьезно, он всего лишь мужчина. Почесать свою «зудящую» проблему сможешь и в Остине». Я закатываю глаза на свое отражение, но все равно думаю об этом, и хотя Истон уважает границы, его отстраненность в салоне заставляет меня искать тому причину.

Я не сказала и не сделала ничего неподобающего. Ничего даже близко к моему вчерашнему признанию. Неужели его обида возросла? Маскирует ли он какую–то скрытую неприязнь ко мне? Планирует ли он поиграть со мной? Он более чем способен на это, особенно зная, что он мне нравится.

Если он планирует как–то действовать, возможно, даже мстить, он, вероятно, будет наслаждаться каждым моментом, наблюдая, как я извиваюсь. Он, наверное, уже наслаждается паникой, которую, без сомнения, заметил. Решив сохранить остатки самоуважения, я спускаю воду в унитазе для правдоподобия, мою руки и расправляю плечи. И только когда я берусь за ручку двери, до меня доходит осознание, в компании кого мы сейчас находимся.

Мои друзья зовут меня Джи. 

Джи.

Как Бенджи Первый.

Как Бен – дитя любви, сын солиста The Dead Sergeants и Лекси – самой лучшей подруги Стеллы.

О, блять! Блять! Блять!

Я вылетаю из туалета обратно в салон, чтобы умолять Истона не раскрывать ни единой детали обо мне или причинах моего присутствия здесь, но замираю на месте при виде Истона, лежащего на столе, с фиолетовым контуром эскиза, идущим от тазовой кости до верхней части ребер. Бенджи с жужжащей машинкой в руке поднимает голову, заметив меня.

– Так вот, Истон говорит, ты из Техаса, и твой папа раньше встречался с моей тётей Стеллой.

Блять .

Глава

18.

Натали

«Lost in You» – Phillip LaRue

Я плюхаюсь обратно в кресло рядом с столом. Бенджи хмурится, видя мое выражение лица, полное ужаса.

– Я так понимаю, ты не хотела, чтобы я об этом знал?

Технически, Стелла приходится ему тетей не по крови, но я не сомневаюсь ни секунды, что она присутствовала в его жизни так, что кровное родство не имело никакого значения.

Взгляд Истона ловит мой, прежде чем я отвожу глаза, и его челюсть сжимается.

– Если это поможет, – говорит Бенджи, – я могу назвать как минимум с дюжину вещей, в которые мы не посвящали наших родителей.

Истон молчит, а я начинаю закипать, лицо горит от стыда, и я не знаю, сколько уже было рассказано. Потребовалась всего одна поездка в туалет, чтобы он нарушил мое доверие. Бенджи продолжает, на его лице растет улыбка, и он останавливает машинку.

– Так что, ты шантажировала моего парня историей, чтобы выудить компромат, да?

– Боже, серьезно, Джи? – резко говорит Истон, в то время как взгляд Бенджи требует от меня ответа.

– Я... я... – я запинаюсь, пытаясь решить, бежать или попытаться минимизировать ущерб.

– Все в порядке, – успокаивает Бенджи, прикладывая два пальца в черных латексных перчатках к контуру, прежде чем провести иглой по рисунку на боку Истона. Я не могу даже смотреть на него из–за страха, что я выхвачу машинку у Бенджи и начну работать над другим видом искусства. – Все круто, Натали. Истон все объяснил, и верь или нет, но я понимаю. Мои собственные родители – это просто цирк.

– Ну, видимо, он плохо объяснил, потому что мои родители – не цирк, – огрызаюсь я, встаю и смотрю на Истона сверху вниз. Он смотрит на меня в ответ, и в его глазах видна раскаяние. – Тебе это, блять, смешно? – я качаю головой, не веря, что он так легко меня сдал. – Полагаю, я это заслужила, – перебрасываю сумочку через плечо, – но уверяю тебя, твои секреты все еще в безопасности у меня. Отличнейшего, блять, дня.

– Черт, чувак, прости, – шепчет Бенджи, пока я тяжело ступаю к двери.

– Натали, остановись, – зовет Истон, когда я выхожу из салона и оглядываюсь, не имея понятия, где нахожусь и в какую сторону идти. Выбрав направо, я достаю телефон и начинаю заказывать машину, как его вырывают у меня из рук. Я опускаю глаза, отказываясь смотреть на Истона, и тянусь, чтобы забрать телефон из его руки. Его обнаженная, вздымающаяся грудь оказывается в поле моего зрения, пока он с легкостью держит телефон вне досягаемости. – Эй, эй, все не так.

– Все именно так, – огрызаюсь я. – Ты рассказал ему все!

– Прости, ладно? Он просто ужасно нетактичен.

– Что ж, теперь очевидно, от кого ты это перенял. – Я так разозлена, что все еще не могу на него смотреть, но слышу дрожь в своем голосе. – Если ты намерен унижать меня в отместку, ты уже проделал отличную работу, и, возможно, я это заслужила, но игра окончена, ясно? Это не должно дойти до моего отца, Истон, или до твоей мамы, никогда.

– Подобное дерьмо не в моей натуре, – резко говорит он. – Я не способен манипулировать ситуацией таким образом.

– То есть, не так, как это сделала я? Ты вообще понимаешь, что снова меня оскорбил?

– Это твое чувство вины искажает слова, придавая им не тот смысл, который я вкладывал. – Он хватает меня за плечи. – Посмотри на меня.

Я поднимаю на него взгляд, и Истон смотрит на меня с искренностью, в его глазах – отсвет той паники, что я чувствовала прошлой ночью.

– Бенджи – настоящий, и он понимает такое дерьмо. Людей вроде нас – тех, кто живет чуть ближе к поверхности эмоций, чем большинство.

– Это не про меня.

– Нет? Может, раньше и нет, но сейчас, кажется, это так.

Я выдыхаю, а он в ответ сжимает мои плечи.

– Он для меня брат во всем, кроме крови. Я доверяю ему свою жизнь, так же, как доверяю тебе, хоть и слепо, замечу. И я прошу у тебя того же.

Он резко выдыхает, а я провожу взглядом по мурашкам, выступившим на его обнаженной коже. Хватаюсь за рукав его куртки, собираясь вернуть ее, но он останавливает меня, и его голос становится резким:

– Не надо.

– Но ты замерзнешь.

– Плевать я хотел на куртку, – отрезает он. Я поднимаю на него взгляд и вижу то же мягкое выражение, мельком показанное им за время нашего общения. – Это меня ты выбрала, – тихо и хрипло произносит он. – Нравится тебе это или нет, но почему–то именно ко мне ты пришла, чтобы во всем разобраться. Бенджи немного старше меня, ненамного, но, возможно, он понимает то, что не вижу я. Поэтому я ему рассказал. Прости, что не предупредил тебя.

– Ладно. Я постараюсь понять. Но не мог бы ты сказать, почему ты сегодня такой угрюмый?

– Нам действительно нужно сейчас все выяснять, пока я стою полураздетый на гребаной улице?

– Нет... прости, – я кривлю губы. – Просто кажется, будто ты сегодня хочешь меня обидеть.

– Тогда ты неверно понимаешь ситуацию. Пошли, – в его изумрудных глазах мольба.

Когда я остаюсь на месте, вся напряженная от нерешительности, он ладонью мягко касается моей щеки, наклоняясь так, чтобы мы оказались на одном уровне.