– Как дела, Джи? – приветствует его Истон.
– Нормально, – тот отвечает непринужденной ухмылкой и легким кивком, после чего они ненадолго обнимаются, похлопывая друг друга по спине. В этот момент темно–синие глаза Джи останавливаются на мне.
– Так, кого это ты привел? – Его ослепительная белоснежная улыбка направлена в мою сторону, и я опережаю Истона с ответом.
– Натали. Я как раз восхищалась вашими работами. Они невероятны.
Его открытая улыбка достигает глаз.
– Спасибо, Натали. Друзья и друзья моих друзей зовут меня Джи.
– Хорошо, буду знать, – отвечаю я. – Отличное у вас место.
– Спасибо. У тебя что, легкий южный акцент?
– Заметил, да?
Он показывает около сантиметра между татуированными пальцами.
– Совсем чуть–чуть, и это очаровательно.
– Что ж, я не против, – улыбаюсь я ему. – Я гордая южанка, но, обещаю, не до тошноты.
– Скажи–ка, Натали, что такая милая южная барышня, как ты, делает с этим придурком?
– Поверь, я не барышня.
– Она врет, – бурчит Истон, и мы начинаем говорить одновременно.
– Она тонет в благопристойности...
– Это называется хорошими манерами, мистер Беспощадная Честность.
– Чиста, как утренний снег, блять, – язвит Истон.
– Что я делаю с этим придурком? – сужаю глаза на Истона. – Прямо сейчас я сама задаюсь этим вопросом.
Истон поворачивается и огрызается на Джи:
– Мы будем это делать или как?
Развлеченный нашей перепалкой, Джи ухмыляется в мою сторону.
– Кто–то сегодня не в духе.
– Заметил? – поддерживаю я, широко раскрывая глаза, в то время как ноздри Истона раздуваются, а Джи не может сдержать усмешку.
– У него скверный характер, – разоблачает Джи. – Временами он может опускаться до уровня уличной дворняги.
– Неужели? Интересно, – размышляю я, и мы оба комично поворачиваемся к Истону, уставившись на него, как родители, ожидающие объяснений.
– Пошли вы нахуй, – огрызается Истон. Не смущаясь, Джи хлопает Истона по плечу.
– Да, дорогой, мы это сделаем. Ты достал то, что нужно?
– Ага, но теперь я хочу его изменить, и для этого понадобится немного поработать с эскизом. – Истон достает телефон и показывает снимок скульптуры, у которой мы разговаривали в день знакомства.
– А, так значит, была причина, по которой мы там оказались, – говорю я, – а я и не видела, как ты это сфотографировал.
– Да? А ты видела, как он сделал этот? – спрашивает Джи, суя телефон мне в лицо. Я щурюсь, чтобы разглядеть экран, и с трудом различаю черно–белое изображение, похожее на мой силуэт. Должно быть, он снял это, пока я была погружена в мысли и разглядывала инсталляцию. Не прошло и секунды, как Истон вырывает телефон из рук Джи.
– Что это было? – спрашиваю я, притворяясь, что не разглядела, в то время как Истон бросает на Джи гневный взгляд, а тот хохочет над его дискомфортом. Каким–то образом Джи успокаивает его парой тихих слов, которых я не могу разобрать. Вскоре они начинают обсуждать татуировку, а я занимаю свое место, пытаясь осознать факт: Истон сфотографировал меня меньше чем через час после нашей встречи. Почувствовав, что его взгляд скользнул в мою сторону, я отвожу глаза и оглядываю салон, пока трепет в животе нарастает.
Пока я размышляю над причинами его поступка, Истон и Джи стоят у стола с эскизами на рабочем месте, и Джи принимается за работу. За считанные минуты он создает сюрреалистичное трехмерное изображение фрагмента скульптуры Чихули. Несколько одиноких стеблей красного стекла, напоминающих громоотводы, составляют его основу. Разница в том, что один из них явно возвышается над остальными, закручиваясь в полную петлю, прежде чем подняться на несколько дюймов выше других и резко устремиться вверх.
Это красиво и... необычно.
Джи смотрит на меня, пока я изучаю эскиз.
– Это только первый этап, – объясняет он. – У него много планов на свою девственную кожу.
– Не сомневаюсь, – отвечаю я. Глядя на эскиз, я с грустью понимаю, что смогу увидеть готовую работу только в смешанной технике, да и то лишь если Истон решит ее опубликовать. Поддерживать с ним контакт после моего отъезда завтра – не вариант.
Вновь уставившись на эскиз, я размышляю над его смыслом, пока краем глаза не замечаю, как Истон начинает расстегивать рубашку. Мое внимание мгновенно переключается на его безупречное телосложение, воспоминания о его горящих глазах, его словах и остальном невысказанном между нами вчера вечером. Мы были так близки к тому, чтобы переступить непереходимую черту. С промокшими от возбуждения трусиками и перехваченным дыханием я ретировалась прямиком в свой номер, истязаемая мыслями «а что, если» всю дорогу в лифте и во время долгого лежания в ванной. Сегодня утром я проснулась удивленной, но благодарной, что сон сморил меня раньше, чем мое воображение успело украсть так необходимый мне отдых.
Вновь балансируя на грани, я смотрю на его рельефные, жесткие линии и чувствую, как пульсирующее желание пронзает меня, а потребность сбежать нарастает. Пальцы Истона медленно освобождают одну пуговицу за другой, открывая все больше того, чего мне так не хватает, пока Джи готовит свой тележку с инструментами. Это уже второй раз за последние пару дней, когда мне приходится выносить вид этого идеального мужчины и его скульптурного тела, и сейчас это уже чересчур.
У меня текут слюнки, я мельком смотрю на его ремень, представляя, как мои пальцы расстегивают тяжелую пряжку, и следует металлический лязг. Одна лишь мысль об этом звуке заставляет мой клитор пульсировать от напряжения, пока эта неумолимая тяга разрывает меня изнутри. Впадая в панику, я вскакиваю с места, и мой вопрос звучит громче, чем нужно.
– Туалет?
Джи ухмыляется мне, и блеск в его глазах вместе с самодовольной усмешкой дают мне понять, что он меня раскусил. Истон скидывает рубашку и поднимает глаза, прямо глядя на меня.
БАМ.
Очевидно, сегодня мои молитвы остаются без ответа, возможно, потому что я с головой погружаюсь в один из самых смертных грехов. Этот грех заливает меня алым румянцем, и моя проклятая шея пылает, пока Джи говорит:
– Сзади, направо. Запасная туалетная бумага под шкафчиком, если рулон закончится. А он обычно заканчивается, так что извини заранее
– Без проблем, спасибо.
Я шествую в сторону туалета, ругая себя.
ЧертопоберичтотыделаешьНаталиБатлер?
– Господи, помоги мне, – бормочу я за закрытой дверью ванной, пытаясь перевести дух. Я понимаю, что сжимаю свою крошечную дорожную сумочку у груди, как щит.
Как будто это может помочь.
Мои мысли лихорадочно ищут решение, которое помогло бы мне обойти растущее влечение к Истону Крауну, и ответ бумерангом возвращается в ту же секунду, когда вопрос сформулирован, прилетая обратно и отвесившая мне пощечину правдой.
Ничего.
Истон Краун – это венец человеческого творения. Он жестоко притягателен внешне, а в придачу обладает умом и глубиной. Он также проницателен и тепл, несмотря на свою прямолинейность и угрюмый нрав. Даже после всех его откровений вокруг него все еще витает аура тайны, которая затягивает меня, эту мотыльку, все ближе к пламени. К пламени, которого я даже до сих пор до конца не видела, и которое становится все жарче с каждой секундой.
Короче говоря, Истон Краун – самая большая угроза моему душевному спокойствию из когда–либо созданных.
«В своих мыслях я уже тысячу раз погружался в тебя».
Он этого хочет, я этого хочу, и черта с два это возможно.
Ни за что.
Есть ли в моей нынешней борьбе хоть что–то положительное? Меньше чем через двадцать четыре часа я уже буду в воздухе, на полпути к Остину, и он больше не будет для меня опасностью. Встречаться с ним сегодня – особенно после моего признания и нашей почти катастрофической игры вчера вечером – было ошибкой. Нам следовало попрощаться там и тогда.
Вместо этого я нарядилась для него, а теперь зациклилась в грёбанном туалете.