– Мы даже ни дня не прожили, блять, в одном месте, – шепчет он, пока его имя заглушается криком из–за двери. – Ни одного дня. – Тут я понимаю, что он больше не слушает меня, потому что перестал мне верить. Это осознание вбивает первый гвоздь в крышку нашего гроба, пока я лихорадочно пытаюсь найти способ не дать ему забить его до конца. И следующие его слова заставляют мое сердце бешено колотиться.
– Ты приехала в Сиэтл ради меня. Ты нашла меня, вышла за меня, ты имела это в виду, – с надрывом произносит он, а я разрываюсь на части.
– Я не отрицаю этого. Истон, наши отцы чуть не подрались. У твоей матери мог быть инсульт... Боже, лицо моего отца, я никогда не забуду это опустошение. Я так близка...
– Нет, Красавица, нет, это не так, – его измученный голос разрывает меня в клочья. – Ты уничтожаешь нас. Мы – все, что имеет значение. Пожалуйста, – он хрипло умоляет, – приезжай ко мне.
Мои слезы льются ручьем, пока я ищу нужные слова, чтобы остановить кровотечение. Я не могу винить его за гнев или за истощенное терпение, но я могу винить его за выбор времени.
– Истон. Когда я вернулась домой, все было гораздо хуже, чем я тебе говорила. Я потеряла свое место...
– Что за хуйня?! – его вспышка прорывается сквозь мое признание, его хриплый голос звучит недоверчиво, когда он снова говорит. – Ты, блять, составила документы на развод?
– Что?
На телефоне раздается звук уведомления, и я вижу письмо от юридической фирмы моего отца.
– Ист...
Звук гитары оглушает меня, сопровождаемый звуком разбиваемых предметов, прежде чем линия обрывается.
Глава 59. Натали
«November Rain» – Guns N’ Roses
Пот мгновенно проступает на лбу, пока я опираюсь о бетонную лестницу, борясь с приступом тошноты. В ужасе уставившись на телефон, я открываю письмо и вижу заявление о разводе, где в качестве истца указана я. Открываю документ, чтобы прочитать текст, пролистываю до первой страницы, и мгновенно всплывает уведомление о том, что документ теперь активен. Благодаря современным технологиям, мы можем расторгнуть наш брак двумя подписями – по одной от каждого из нас и еще одной от свидетеля.
– Нет, нет, нет, – я задыхаюсь, зрение затуманивается, паника пронзает меня, пока до меня доходит осознание.
Истон может развестись со мной прямо сейчас, проведя пальцем по экрану.
В отчаянии я пытаюсь перезвонить ему, но постоянно попадаю на его переполненный почтовый ящик. Сердце бешено колотится в груди, зрение расплывается, а мои звонки остаются без ответа. В истерике я набираю Джоэла, который тоже не отвечает, – я понимаю, что он, вероятно, сам пытается добраться до Истона. Я оставляю сообщение Джоэлу, умоляя его перезвонить, прежде чем лихорадочно пролистать контакты и снова набрать номер.
– Натали, какого хуя? – Бенджи отвечает без приветствия, его голос наполнен явной неприязнью.
– Бенджи, – хриплю я, – пожалуйста, скажи, что ты с Истоном.
– Что ты, блять, творишь, Натали?
– Бенджи, пожалуйста, ты с ним? – спрашиваю я, одновременно отправляя Истону сообщение с мольбой перезвонить.
– Нет, – резко бросает он, – я в Северной Каролине, но он звонил мне после того, как сбежал с саунд–чека из–за фотографии, на которой его невеста улыбается другому мужику, будто он следующий в очереди. Джоэл его потерял. Рид сейчас его ищет.
– Думаю, Рид его нашел. Кто–то нашел. Бенджи, пожалуйста, свяжись с кем–нибудь. Я должна знать, с ним ли все в порядке.
Он издает долгий выдох.
– Я тебе перезвоню.
– Не вешай трубку, пожалуйста! – я визжу, привлекая несколько взглядов, прежде чем развернуться и броситься вниз по лестнице во внутренний дворик, обсаженный деревьями. – Пожалуйста, не вешай трубку!
– Ладно. Дай мне разослать несколько сообщений.
– Спасибо. – Я прохаживаюсь по двору за считанные секунды, замечая несколько цветущих миниатюрных розовых роз, а в голове проносятся образы моего медового месяца. Истон, чьи волосы развеваются в кабриолете, пока он одаривает меня безмятежной улыбкой. Взгляд в его глазах, когда он надевал мне кольцо. Его профиль, когда он смотрел на одеяло звезд на крыше виллы.
«Я люблю тебя, моя прекрасная жена».
– Бенджи? Есть что–нибудь?
– Все еще пишу.
– Ладно. – Воспоминания начинают накатывать одно за другим: Истон, поющий для меня за пианино в моем отеле. Его отражение в стекле «Иглы». То, как он выглядел, прислонившись к своему грузовику в ожидании меня.
– Бенджи, пожалуйста, поговори со мной, – умоляю я его, – просто поговори со мной, расскажи мне что–нибудь. Что угодно.
В трубке раздается долгий выдох, и я представляю, как он расхаживает и курит, где бы он ни был в Северной Каролине. Еще несколько секунд мучительного молчания, прежде чем он наконец заговорит.
– Ладно. Когда Исту было лет десять или одиннадцать, он привел домой одного пацана из школы и позволил ему жить в своем гардеробе три дня.
– Почему?
– Похоже, тот пацан сказал Исту, что его отец его бьет, и Ист не смог с этим смириться, поэтому припрятал его в своем гардеробе. Кормил его, давал ему свою одежду, все дела. Объявили план «Эмбер». Исчезновение мальчика освещалось в местных новостях и быстро стало национальной историей. Организовали поиски по всему району. На третий день Ист наконец пошел к Риду, спрятав пацана в другом месте, и сказал, что скажет, где тот, только если Рид согласится стать его новым отцом. Когда Рид объяснил, что мир так не устроен и что мальчик должен вернуться к родителям, Истон, блять, сломался и отказался говорить Риду, где тот. Рид вызвал родителей пацана, и пришла только мать вместе с полицией. Рид угрожал ему всем, что только можно, но даже под угрозой серьезных проблем Истон отказался его выдать. Потому что таков Ист. Он всегда, блять, бросал вызов всем, даже устрашающим взрослым или любым авторитетам, которых считал неправыми, независимо от того, в какие неприятности он себя ввязывал. Он никогда не отступал от борьбы. И поскольку он не сдавался тогда, Рид предложил матери пацана крупную сумму денег, чтобы помочь ей уйти от мужа и начать новую жизнь.
– И она согласилась? – спрашиваю я, и слеза скатывается по моей щеке.
– Да, согласилась. Ист изменил жизнь того пацана, стоя на своем, и он был еще в начальной школе. Как рассказывает Рид, Ист все еще не был удовлетворен и устроил матери разнос, когда пацана уводили из дома. Всю свою жизнь он был таким. Это мужчина, за которого ты вышла замуж.
– Я знаю, – всхлипываю я.
– Нет, не знаешь, потому что единственный раз, когда он отступил от борьбы, – это ради тебя. Он удерживал себя от того, чтобы не летать в Остин каждый день и не устраивать разборки с твоим отцом, потому что знает, насколько это пагубно для тебя. Он меняет себя ради тебя, Натали, и это его, блять, губит. Я никогда не видел его таким измотанным.
– Я не хочу этого. Ты должен понять, я не хочу этого. Я люблю Истона таким, какой он есть. Я не стала бы менять в нем ни единой черты. Но наши родители не могут с этим справиться, Бенджи. Не только мои, но и Рид со Стеллой тоже. Истон в ссоре с ними, винит их в нашей разлуке. Это слишком.
– Так эта фотография, из–за которой он взбесился, это твой, блять, способ...
– Нет, черт возьми, нет. Он мой коллега, и ты больше в его вкусе.
– Но ты позволяешь ему верить в это?
– Нет, я сразу сказала ему правду, но он потребовал, чтобы я приехала к нему. Он неразумен.
– Да, ведь прошло шесть недель в разлуке после свадьбы, и это он неразумен? – он усмехается.
– Я имела в виду сегодня вечером. Истон ставит мне ультиматум, но мы с папой всего чуть больше часа как снова разговариваем. Я хочу поехать к нему, но не могу. Я не знаю, что еще делать.
– Да все ты знаешь, блять.
– Мы чуть не разрушили наши семьи. Мое будущее здесь, рядом с отцом. Принять его газету, продолжить его наследие. Это моя мечта.