– Ты попросила Деймона быть моим сводником? Серьезно?

Я смотрю на свою лучшую подругу, когда в уме проносятся годы их общей истории. Тот раз, когда Макс Саттон разбил ей сердце, когда ей было шестнадцать. Деймон появился, пока я утешала ее, с пиццей и ее любимыми кексами из местной пекарни в руках. Деймон, несущий ее через наше пастбище, когда она потянула связки, упав с Перси. Взгляд Деймона, померкший, когда она объявила, что влюбилась, на первом курсе Техасского университета. Он провернул тот же трюк шесть месяцев спустя, с пиццей и двойной порцией кексов, когда все закончилось – плохо. Холли, держащая Деймона за руку на похоронах его бабушки. Не отпускавшая его ни на секунду, пока он открыто горевал в самом уязвимом состоянии, в каком я его когда–либо видела.

– Холли, – тихо говорю я.

– Да, детка?

– Я люблю тебя, – говорю я ей со слезящейся улыбкой, пока грудь продолжает гореть. – Я так рада, что ты здесь.

– Ты что, шутишь? Я бы не пропустила это. Все твои мечты сбылись. Я так горжусь тобой. Может, рано или поздно это случилось бы само собой, но мы все знаем, включая дядю Нейта, что ты заслужила эту газету.

– Спасибо, мне нужно было, чтобы ты это признала.

– Детка, ты так много работала для этого. Ты задашь всем жару!

Мы чокаемся бокалами, в то время как я заставляю себя вернуться в настоящее, пытаясь вспомнить цитату, которую я взяла себе за девиз: «Не ищи счастья там, где ты его потеряла».

Но я не потеряла свое счастье в Истоне Крауне. Я потеряла свое счастье, когда потеряла Истона Крауна. И все же именно воспоминания о любви к нему отбрасывают меня назад, не давая двигаться дальше. По иронии судьбы, сейчас, когда я сижу здесь, празднуя свои достижения, я знаю, что мой личный прогресс серьезно хромает, потому что я так и не сдвинулась с места.

Потому что не могу. Потому что я развелась с мужчиной, который любил меня так яростно, так безоговорочно, что, возможно, я разрушила в нем ту часть, что позволила довериться, чтобы однажды полюбить так снова. Если это так, то я оказала медвежью услугу тем женщинам, которые будут любить его в будущем, потому что сомневаюсь, что он когда–либо откроется так же глубоко.

К сожалению, и я тоже.

Но, опять же, это Истон. Он не станет довольствоваться меньшим.

Даже если наша судьба предрешена, я должна пытаться жить настоящим моментом и каждым последующим. Я должна оглядеться, пересчитать свои благословения и быть благодарной. Я проложила свой путь. Это моя жизнь и реальность, и я полна решимости жить ею.

Пока текила скользит по горлу, я решаю заменить свой девиз всеми остальными, что могу призвать на помощь вместе с вечно присутствующей болью в груди.

Carpe Diem. Лови момент, Натали!

Сегодня – первый день твоей оставшейся жизни, Натали!

Ты – капитан своего корабля, Натали!

Глава 70. Натали

«Like i never even loved you» – Today Kid, EL ROMA

Я пьяна. И не в том милом, смешливом, очаровательно–приемлемом виде. Скорее, я уже близка к тому, чтобы стать неряшливой, и, судя по взглядам, которые бросает на меня мой недовольный бармен Джерри, мне грозит возможный арест.

Джерри и не подозревает, что я уже заточена в мексиканской тюрьме, пусть и пятизвездочной.

Сколько бы я ни повторяла себе сегодня девизы с автомобильных наклеек, я проиграла битву. Поэтому я с головой нырнула в элитную текилу, в которой плаваю с тех пор, как Холли ушла из нашей кабины готовиться к вечерней вылазке.

Все мысли о моей победе – становлении главным редактором «Speak» – тускнеют, когда мое прошлое и настоящее, которое меркнет в сравнении с ним, сталкиваются. Все это приводит меня к тому же удручающему выводу – будущее наступило сейчас.

После бесконечных месяцев, когда я прятала голову в песок на работе и скрывала свою неистовую душевную боль за карьерой, она подняла свою уродливую голову. Раскаяние творит со мной свою злую шутку, и желание вернуться назад и найти убежище в расписанном под завязку графике заставляет меня искать ранние рейсы домой.

Нельзя жить, только чтобы работать, Натали.

Именно воспоминания о заголовках, связанных с Истоном, удерживают меня на табурете у бассейна, рядом с лобби отеля.

По крайней мере, в Мексике я в безопасности от постоянных обновлений о новой пассии самого многообещающего нового рок–звезды мира. Здесь мне не приходится избегать их, словно они не существуют, и продираться через остаток дня, притворяясь, что я не впитывала каждую строчку, как и остальные его восторженные поклонники. Потому что теперь я всего лишь зритель, фанат. Его прошлое, и, возможно, для него – все еще пятно.

Хотя, технически, я была его первой поклонницей и его первой женой. Никто, кроме меня, не сможет претендовать на этот титул, даже если он намерен заменить меня когда–нибудь в будущем.

Это незрелая мысль, но, тем не менее, законное право и победа.

– Ага! – выкрикиваю я, и Джерри в испуге отпрыгивает, умудряясь удержать стакан, прежде чем тот выскользнет у него из рук. – Знаешь что, Джерри, – размышляю я, вертя между пальцами разноцветный зонтик от своего коктейля. – Я только что мельком увидела светлую сторону. Возможно, дела мои идут на поправку.

Он смотрит на меня безразличным взглядом, продолжая вытирать бокал.

– Поздравляю.

– Спасибо, – бормочу я, посасывая лед из своей последней осушенной маргариты в попытке поглотить еще текилы.

Недостаток того, что я не села на ранний рейс домой? Наблюдать, как мои лучшие друзья влюбляются в тот момент, когда видеть это больнее всего.

– У меня есть так много вещей, за которые я благодарна, правда, очень много, – повторяю я себе и Джерри, который указывает на нетронутую подсунутую им закуску в явном намеке.

По иронии судьбы, даже постоянно пытаясь пересчитать свои благословения, я не могу найти ни единой блядской вещи, которая бы меня волновала в будущем, что ждет меня в Остине. С тех пор, как спокойные мексиканские воды и сеньорита Текила ударили меня хорошей дозой витамина «правда».

Я знала, чего от меня ждут, так что я поднялась, взяла под контроль свои эмоции, себя и свою жизнь, и позволила этому питать меня. Я сделала то, что умею лучше всего: я загнала свою боль в отдельный ящик и ставила новые цели, достигая их. Включая слабый, но виднеющийся пресс.

С тех пор я достигла тех целей, и теперь... мое будущее будет состоять из того же самого, и это выбивает меня из колеи.

– Джерри–и–и, – я тяну его имя, явно выпрашивая еще капельку того одурманивающего сока.

– Нет, – отрезает он в ответ, даже не взглянув на меня, дружелюбная часть его настроения давно исчезла.

– Ладно, – я оседаю на табурете и закрываю глаза, прислушиваясь к звукам вокруг – журчанию фонтана в близости от бассейне и, чуть дальше, слабому, но отчетливому плеску океанских волн, что убаюкивают меня, унося в более счастливое место.

– Я, Эллиот Истон Краун... беру тебя, Натали Рене Батлер... в законные супруги... – благоговейно произносит он, на его ресницах играет отсвет любви, когда он забирает кольцо у Джоэла и поворачивается ко мне. Его тепло полностью поглощает меня, пока он надевает обещание на мой палец.

– Любовь долго терпит, – декламирую я. – Любовь милосердствует.

– Любовь не превозносится, – тихо говорит он, – не гордится, не завидует.

– Любовь не бесчинствует, – говорю я, голос дрожит от любви, что переполняет меня, пока я надеваю обручальное кольцо на его палец.

– Не раздражается, – он сжимает мои пальцы, и я чувствую скрытый смысл – второе обещание.

– Не мыслит зла, – отвечаю я, когда наступает моя очередь. Как только нас объявляют мужем и женой, он с благоговением шепчет мое имя.

– Натали...

– Ха! – восклицаю я, услышав слабый звук своего имени, эхо самого значимого момента моей жизни, произнесенное бархатным голосом, что не перестает преследовать меня. Джерри смотрит на меня, брови взлетают к линии волос, давая понять, что мне все еще перекрыт доступ. Почувствовав воздействие того шепота, я на мгновение задумываюсь, как мне удалось вызвать столь четкую слуховую память, и безумно хихикаю, щурясь на свою пустую кружку от маргариты. Очевидно, мне стоит держаться подальше от текилы... и, возможно, от Джерри до конца моей «Мексикации».