– К черту причины, Натали. Я не собираюсь смотреть, как ты возводишь стену между нами после того, как я... – выставил себя голым перед тобой.
Хотя он этого не говорит, это подразумевается. Он открыл свою душу, а я лишь играла в свою ложь, не дав ему ничего взамен. Он сжимает кулаки, его терпению давно пришел конец, а моя возможность во всем признаться вот–вот безвозвратно исчезнет.
– Истон, какой бы лицемеркой ты меня сейчас ни считал, у тебя тоже есть публичный образ.
– Я его не создавал, и уж точно не подпитываю, – выплескивает он, с неприкрытой враждебностью намеренно отдаляясь от меня. Это на удивление больно, и хоть я и ненавижу это, я понимаю его гнев.
– Нет, ты его не подпитываешь, и это делает тебя смелее большинства – смелее меня. Я не отрицаю этого. Но мы не можем все ходить, выплескивая свои чувства наружу. Это истощает.
– Ты никогда не задумывалась, что, возможно, именно поэтому ты и вымотана?
– Боже, у тебя действительно всегда либо все, либо ничего, да?
Он смотрит на меня пустым взглядом, потому что вопрос риторический. Я поняла в первые пять минут после знакомства, что он презирает любые маскировки, даже самые тонкие доспехи.
– Прости, – повторяю я, понимая, что совершила ошибку. Он смотрит на мою руку, все еще вцепившуюся в его руку, ноздри его раздуваются. Он сдерживает гнев, которого я заслуживаю, и за это я благодарна.
– Чтобы ты знала, черт возьми, это был мой первый раз, когда я играл на публике.
Эти слова бьют прямиком в сердце, и оно начинает бешено колотиться.
– Вообще? – я смотрю на него, разинув рот. Его молчание заставляет меня задыхаться, и я осознаю, насколько сильно он передо мной открылся. – Истон, Боже мой, Истон, мне так жаль. Я польщена и... п–поражена и совершенно этого не заслуживаю. Боже, – глаза наполняются слезами от чувства вины, и я принимаю решение. – Ты прав. Ты заслуживаешь лучшего. Намного, черт возьми, лучшего.
У него дергается скула, когда он переводит взгляд на меня, пытаясь меня раскусить.
– Ты пройдешься со мной? Пожалуйста. Прежде чем ты уйдешь злой и решишь, что ненавидишь меня, позволь мне дать тебе для этого повод получше.
Он молчит, его челюсть напряжена, словно из гранита, пока я встаю.
– Пройдись со мной, Истон, пожалуйста.
Он медленно, с опаской кивает, как к нашему столику подходит официантка и берет его кредитку. Не отрывая глаз от Истона, я поднимаю руку, чтобы остановить ее.
– Пожалуйста, положите это на мой счет, номер 212. Натали Батлер.
Убирая свою карту в карман, Истон достает крупную купюру и протягивает ей на чай. Она благодарно принимает ее, но безуспешно пытается скрыть кокетливую улыбку.
– Желаю вам приятного вечера.
Глава 16. Натали
«Come Undone» – Carina Round
Близится полночь, а угрюмый и молчаливый Истон шагает рядом со мной по короткому пирсу в паре кварталов от моего отеля. Огни ярко освещенных домов усеивают берег вдали, пока я буквально иду по доске к тому неизбежному краху, что ждет впереди. Хотя я недосыпала всю прошлую неделю и сейчас, я на удивление бодрствую. Мы достигаем конца пирса, я опираюсь ладонью на перила, размышляя: если я прыгну сейчас, как далеко я смогу уплыть?
Чувствуя мое колебание, Истон подходит ближе. Его молчаливая энергия окутывает меня, пока я пытаюсь придумать, как объяснить свои поступки.
– Ты устала? – тихо спрашивает он, заставая меня врасплох тем, что заговорил первым, да еще и проявив ко мне участие, прежде чем перевести взгляд на темную воду.
– Не особо. Я как раз об этом думала. А ты?
– Нет.
– В любом случае, я сама доберусь до отеля. Уверена, у тебя есть дела поважнее, чем приглядывать за мной.
– Вроде как необходимо, раз моя машина там.
Из меня вырывается нервный смешок, и я качаю головой над своим идиотизмом.
– Может, я и не устала, но явно отчаянно нуждаюсь во сне.
Разворачиваюсь и встаю на деревянное основание, опираясь руками на перила. Ветер треплет волосы вокруг моего лица, и несколько прядей неизбежно прилипают к только что нанесенному блеску для губ. Я уже собираюсь убрать их рукой, как Истон хватает меня за руку, вставая передо мной. Ошеломленная и обездвиженная, я чувствую, как он берет мое лицо в ладони и проводит уверенным большим пальцем по моим губам, полностью стирая все следы блеска. Мое дыхание срывается, когда он наклоняется ближе, кладет ладонь на мою талию, а затем просовывает руку в карман моих джинс. Опустив взгляд, я вижу, как он достает мой блеск и швыряет его в ближайшую урну. Я смотрю на него в неверии.
– Какого черта?
Он пожимает плечами.
– Показалось самым блять простым решением.
– Да, но, понимаешь, – выдавливаю я, пока он приближается, – ты только что стер всю мою притягательность.
– Это охренительно невозможно, – страстно шепчет он, его взгляд пронзает меня, а мое либидо вспыхивает, разжигаемое каждым его словом. Он опасно наклоняется ближе, и я упираюсь ладонью в его грудь, полная решимости высказать свое признание. Он отступает, его поза напряжена.
Я ненадолго отвожу взгляд к воде, чтобы удержаться от соблазна выбросить осторожность на ветер и поддаться своему желанию, затем снова смотрю на него. – Хочешь честности? Я в жизни не была так сильно к кому–то привлечена.
Он смотрит на меня сверху вниз, его выражение лица непоколебимо, словно для него это не новость.
Ну и публика.
– Но если я поддамся этому, это будет вторым по мерзости поступком в моей жизни.
У него дергается скула, а я уже готова оправдывать свои слова.
– Однако не по той причине, о которой ты мог подумать. Я попросила тебя пройтись со мной, потому что хочу попытаться объясниться. Я просто тянула время, потому что знаю: как только я это сделаю, ты можешь развернуться, уйти и никогда больше со мной не заговорить – и будешь абсолютно прав. – Я морщусь. – Тебе, наверное, так и стоит поступить.
Он приподнимает брови.
– Настолько плохо?
– Для меня, в моем сердце, – я прижимаю руку к груди, – это чувствуется как самый ужасный поступок в моей жизни. Особенно сейчас, потому что ты мне очень нравишься, и я не хочу больше ни секунды тебя обманывать.
– Ты здесь не для интервью, – произносит он спокойно.
Я киваю.
– Я это уже понял, – просто говорит он. – Так это из–за наших родителей?
Я снова киваю.
– Отчасти. Но не по той причине, о которой ты мог подумать. Насколько ты зол?
– Ты довольно прозрачна, Натали. Так что я, блять, скорее испытываю облегчение.
– Что ж, не стоит, – я тяжело вздыхаю. – Наша колумнистка сплетен все равно выпустит в понедельник материал с предположением, что ты готовишься выпустить дебютный альбом. Это вне моей власти... и это вне моей власти, потому что я не могу... нет, я не стану тебя защищать.
Он проводит зубами по губе, а его взгляд становится заметно холоднее.
– Причина в том, что если я попытаюсь помешать ей это опубликовать, и у нее, и у моего отца возникнут вопросы. Он потребует объяснений, почему я тебя защищаю. – Я сглатываю. – Причин, которые я не могу назвать, потому что мне не позволено и мне никогда не следовало знать тебя, Истон. – Я проверяю почву. – Насколько ты зол сейчас?
– Я все еще стою здесь, – отрезает он.
– Что ж, ты отчасти прав в своей оценке, – признаюсь я шепотом. – Я приехала сюда не как репортер... а как дитя другой половины разбитой любовной истории наших родителей.
– Полагаю, теперь у тебя есть материал, – ядовито бросает он сквозь зубы.
– Несмотря на то, что тебе сейчас не стоит мне верить ни капли, я не использую ни единого твоего слова, даже если это могло бы поднять тираж и продвинуть мою карьеру. Я уже так решила.
Он по–прежнему стоит передо мной, его силуэт подсвечен ближайшим фонарем на пристани.
– Правда в том, что эта история изначально не была моей. Я получила информацию от моей колумнистки и использовала ее как предлог, чтобы встретиться с тобой. – Я на мгновение закрываю лицо ладонью. – Боже, да, вслух это звучит очень, очень плохо.