Он хранит молчание, требуя продолжения моего объяснения.

– Я говорила тебе, что недавно кое–что случилось, что выбило меня из колеи.

Медленный кивок.

– Это кое–что... к черту, – я качаю головой, решая не пытаться подбирать слова и просто выпаливаю их. – Я рылась в архивах «Speak» в поисках материалов для тридцатого юбилейного выпуска нашей газеты и наткнулась на переписку между моим отцом и твоей матерью. Некоторые письма были... очень личными, и это что–то во мне перевернуло... Я не могу это толком объяснить, и это жалко, потому что я должна преуспевать в умении описывать словами.

Выражение лица Истона остается непроницаемым. Не зная, не развернется ли он сейчас от меня с отвращением, я торопливо выпаливаю остаток объяснения.

– Сначала я прочла всего несколько. Начало их отношений и конец. Я была ошеломлена, обнаружив, что они вообще встречались. Как бы ни были близки мы с отцом, он ни разу об этом не упомянул. В общем, думаю, можно сказать, что, прочитав их, я как будто создала в голове параллельную реальность. То есть, – я сглатываю, – как будто все, что я знала о своих родителях, их истории, и сам факт моего существования – больше благодаря решению, принятому кем–то другим, а не той истории о родственных душах и судьбе, в которую я всегда верила. Правда в том, что если бы наши родители остались вместе, они жили бы совершенно другими жизнями. – Я съеживаюсь. – Боже, я знаю, что звучу как сумасшедшая. Особенно учитывая, что в той параллельной реальности нас с тобой не существует. – Грудь сжимается от осознания и боли. – Они любили друг друга, Истон, твоя мать и мой отец, они были очень, очень сильно влюблены, и не несколько месяцев, а годы. Это были серьезные отношения, и то, что я прочла, потрясло меня до глубины души. Это пошатнуло мои убеждения. Заставило меня многое подвергнуть сомнению. И я, хоть убей, не могу понять, почему я принимаю это так близко к сердцу и почему мне так больно. В смысле... у всех же есть бывшие, правда?

Я решаюсь взглянуть на него и вижу, что он пристально на меня смотрит.

– Я не знаю, зачем я прилетела сюда и разыскала тебя. Клянусь, я ничего не прошу, и не стала бы просить... и я не хочу встречаться со Стеллой или Ре... твоими родителями. Не в этом дело. Полагаю, это просто какая–то болезненная любознательность привела меня сюда, чтобы встретить тебя. – После тяжелого выдоха я выкладываю остальную правду. – Просто... это открытие будто раскололо мое небо. Та переписка... та любовь, которой они делились. Это изменило мой взгляд на вещи и на отношения моих родителей в целом, и я не могу вернуть все назад. Так что мне просто нужно было сбежать, и я приехала сюда. Вот и все, это вся правда.

Я качаю головой и тихо, надрывно смеюсь.

– Наверное, теперь ты думаешь, что я сумасшедшая.

Несколько долгих секунд длится молчание, я избегаю его взгляда.

– Сумасшедшие не сомневаются в своей вменяемости, – произносит он обнадеживающе.

– Что ж, я чувствую себя чертовски сумасшедшей. Я просто не могла больше смотреть на отца, с тысячью неотвеченных вопросов, которые я не вправе задавать, крутящимися у меня в голове. Мне нужно было убраться оттуда к чертям. Не только из–за этого, но и потому, что я вторглась в его личное пространство непростительным образом. Некоторые из тех писем были такими... интимными.

Слезы подступают, а голос дрожит.

– Нейт Батлер – человек, которого я люблю и уважаю больше всех на свете. Мой отец – мой идеал. Возможно, поэтому я так близко к сердцу приняла эту историю. И я приехала сюда, наверное, чтобы встретиться с тобой, не надеясь узнать больше – ты, скорее всего, тоже не знал о существовании этой истории. А теперь... хотя "почему" не дает мне покоя, я, кажется, не хочу знать остального. Знание всей правды, наверное, будет больнее, чем неведение. Но мне жаль, – я шепчу. – Мне жаль, что все вышло именно так, что я втянула тебя в это дерьмо. Было просто легче сделать это под профессиональным предлогом, чем признать, что… – Я на мгновение прикрываю лицо ладонью и улыбаюсь: – Двадцать два года – это не рановато для кризиса среднего возраста?

Страх сжимает меня, когда его взгляд остается пристальным, и я поворачиваюсь обратно к воде.

– Прости, Истон, если хочешь уйти – ради Бога, уходи. Я не стану тебя винить, но всё, чем ты мне доверился, останется в тайне, клянусь.

Я чувствую прикосновение его руки к моей, и непроизвольная дрожь пробегает по спине. Мои губы приоткрываются, когда я снова смотрю на него – его лицо бесстрастно, когда он хватает меня за руку и поворачивает к себе.

– Хватит блять отворачиваться от меня, – приказывает он, и его приказ согревает меня, даже пока я дрожу от холода.

– Ты ненавидишь меня?

Он медленно качает головой, прежде чем заговорить:

– Они счастливы?

Мои родители? – переспрашиваю я.

Он кивает.

– В том–то и дело, они кажутся абсолютно счастливыми... У меня нет права спрашивать тебя... но твои...

Истон быстро кивает, подтверждая то, о чем я и так догадывалась.

– Значит, так лучше для всех, и мне следует смириться, за исключением того, что...

– Что?

– Они были помолвлены, Истон.

Глаза Истона слегка расширяются от удивления.

– Да, я узнала об этом прошлой ночью, поэтому не спала. Как я и сказала, это было серьезно, и я это почувствовала. Я почувствовала любовь между ними каждой клеткой своего тела.

Он несколько мгновений переваривает мои признания, прежде чем его выражение лица меняется, и я прекрасно понимаю, что это значит.

– Отлично, – я закатываю глаза. – Я знаю этот взгляд и о чем ты думаешь.

– Просвети меня.

– Ты думаешь, что если бы у меня была своя личная жизнь, на которой можно сконцентрироваться, я бы не зацикливалась на древней истории моего отца.

– Нет...

– Ой, заткнись. Ты именно это и думаешь. – Чушь собачья. Все притворства исчезли, теперь я обнажаю душу в ответ, потому что он этого заслуживает, как бы унизительно это ни было.

– Я так не думаю. Не в прямом смысле.

– Ладно тогда, что ты думаешь? Не сдерживайся, – я фыркаю. – Не то чтобы ты стал щадить мои чувства.

Пространство между нами сжимается, когда я нервно выдыхаю. Он ждет, пока я подниму на него взгляд, его молчание оглушительно, прежде чем он наконец говорит.

– Я думаю, эти письма так на тебя повлияли, потому что ты, возможно, завидуешь. Может быть, ты жаждешь связи, любви, как у моих родителей, как была у наших родителей вместе, возможно, чего–то большего, чем отношения, которые ты боготворила всю свою жизнь. – Он наклоняется ближе, и каждое его слово бьет точно в цель.

– Боже. Неужели это я? Девушка, которая придумывает драму? – Он мешает мне закрыть лицо, прижимает мои запястья к перилам пирса и буквально перехватывает мое дыхание.

– Я еще думаю, что тебя никогда по–настоящему не целовали, не трахали и не любили. И ты увидела то, чего сама хочешь.

Моя нога скользит, и в следующее мгновение я уже в его объятиях, а его шепот ласкает мой висок.

– Хорошо?

– Да, – огрызаюсь я. – Нет, черта с два, – признаюсь я, отступая до недосягаемости.

– Натали... – тихо произносит он мне в спину.

– Черт... это унизительно. – Я чувствую, как глаза наливаются жаром, ведь его слова попали в самую точку. – Я так в этом увязла, что за деревьями не видела леса, – усмехаюсь я. – Но ты прав, ты абсолютно прав. Черт, может, это было неизбежно... Я всю жизнь читала и писала материалы о человеческих судьбах. Невероятные моменты, – я всхлипываю. – Переломные моменты и отголоски чужих жизней. И что же я делаю? – Слезы переполняют мои глаза. – Самую ужасную вещь, какую можно представить, для человека, который для меня значит всё. Уже одно мое присутствие здесь, встреча с тобой – это уже предательство, Истон, худшее из возможных. – Меня охватывает страх при мысли, что мой отец, возможно, уже знает, где я. – Если он узнает, что я была здесь, с тобой, я не знаю, смог бы он меня простить... и захотел бы.