Я искушала судьбу, и она сполна воздала мне.

Что возвращает меня к вопросу, который преследует меня изо дня в день на протяжении последней недели.

На перекрестке проспекта «Моя ебаная жизнь» и «Шоссе разрушения» расположились Крауны и Батлеры, которые вот уже три десятилетия служат мишенью для шуток со стороны вселенной... но за что?

♬♬♬

Ноги гудят, я смотрю на часы в коридоре – их тут, кажется, висит несметное количество. До начала игры пятнадцать минут, а я не там, где должна быть. Я должна быть в ложе с отцом, и я знаю, что это он пишет мне сейчас – телефон вибрирует в кармане джинсов. Пока папино сообщение с вопросом, когда я приду, заставляет меня ускорить шаг, номер Тая на моей футболке жжет спину, напоминая, что я не демонстрирую поведение новой поддерживающей его девушки.

Но я не его, и никогда ею не буду.

– Правее, мисс! – Жужжание мотора еще одного гольф–карта проносится мимо, как только я прижимаюсь к стене, пропуская его. Чувствуя себя парализованной и понимая, что я совсем не готова надевать маску, необходимую, чтобы пережить оставшуюся часть вечера, я закрываю глаза и делаю глубокий успокаивающий вдох.

До сегодняшнего дня я дышала чуть свободнее, потому что вернулась домой, к семье, друзьям и за свой стол в газете. По крайней мере, я снова стала функционирующим членом общества и обретала мотивацию, чтобы вернуть хотя бы подобие своего старого будущего.

А теперь?

Я не вижу ни секунды дальше той, в которой нахожусь сейчас.

Гул на стадионе заставляет меня на мгновение замереть, прежде чем я смахиваю выступившие на лбу капельки пота. Я продолжаю идти в поисках ближайшего туалета, чтобы оценить свое состояние и попытаться привести себя в презентабельный вид. В ту же секунду, когда я замечаю дверь в уборную, я узнаю очертания Бенджи, который стоит прямо у входа. Он стоит ко мне спиной, напротив Истона, который сейчас плечом к плечу с одной из самых красивых женщин, каких я когда–либо видела.

Она высокая, ее тело – идеальная смесь худобы и соблазнительных изгибов, ее длинные–длинные темные волосы густые и волнистые. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это не Мисти, и еще мгновение, чтобы перестать вообще беспокоиться, пока я впиваюсь в их близкие позы. В паре шагов от них я обдумываю свое следующее движение, точно зная, что мина взорвется в ту же секунду, как я приму решение. Истон замечает меня над плечом Бенджи, и тут же он сам оглядывается и видит меня, застывшую в коридоре. Сердце колотится, я перевожу взгляд с Бенджи на женщину, которая, узнав меня, вопросительно приподнимает бровь в сторону Истона. Сказав на ухо что–то, чего я не слышу, она целует Истона в щеку, и он кивает в ответ.

Вместо того чтобы трусливо ретироваться, я заставляю себя пройти эти несколько шагов к двери, пока Бенджи уводит женщину прочь, даже не взглянув в мою сторону.

Останавливаюсь на пороге, где Истон прислонился к косяку, и поворачиваю голову – мина взрывается.

Бум.

Даже если эта сцена – лишь плод воображения, эта боль – худшее, что я чувствовала за все свои двадцать три года на земле.

Его взгляд скользит от моего вспотевшего лба до моих пульсирующих, зажатых в туфлях пальцев, прежде чем он поворачивается и устремляется прочь.

– Ты не скажешь мне ни слова? – кричу я ему вслед.

Истон останавливается и резко поворачивает голову в мою сторону.

– Кажется, неплохой парень. Рад за тебя, Красавица. Уверен, папочка одобряет.

– Иди к черту, – выпаливаю я дрожащим голосом, пока он подходит к Бенджи, стоящему у закрытой двери. Тот переводит взгляд между нами, прежде чем открыть дверь для Истона. Внутри мельком виден лагерь Краунов – я успеваю заметить Бена и Лекси, прежде чем дверь захлопывается, оставив Истона и Бенджи в безопасности по ту сторону.

Шлепнув ладонями по двери туалета, я вхожу, подхожу к раковине и опираюсь руками о ее края. Внимательно изучая свое отражение, я с удивлением замечаю, что в целом выгляжу вполне собранно. Хотя волосы на висках слегка растрепались, мои кудри в основном уцелели, макияж искусно сохранился благодаря магии визажистов. Подарок от мамы в знак поддержки, несмотря на ее намеренное отсутствие. Она решила не приезжать, отказавшись впускать просочившееся прошлое отца в их настоящее. Решение, за которое я буду уважать ее вечно. Когда мы уходили от нее, она не выглядела ни капли обеспокоенной. Эддисон Батлер – куда более сильная женщина, чем я, но, в отличие от меня, она уверена в своем браке.

На стадионе начинается безумие, а я все смотрю в зеркало, пока телефон вибрирует в кармане.

Папа: Всё в порядке? Я уже третье пиво допиваю и пытаюсь себя сдерживать. Поторопись.

Я быстро отвечаю ему смс, а затем провожу мини–тренинг перед своим отражением.

– Соберись, Батлер, – говорю я, и эта фамилия напоминает мне, что мой отец пережил подобную судьбу. Его сила в то время подстегивает меня, пока я морально готовлю себя к предстоящим часам, все еще не оправившись от только что произошедшего.

Дверь распахивается, пока я распутываю пальцами несколько спутанных локонов, смирившись с тем, что придется довести сегодняшнюю ложь до конца и с головой зарыться в работу, как только я вернусь в Остин. И в тот момент, когда я ловлю в зеркале темное и гибельное отражение Истона Крауна, стоящего позади меня, мое сердце проваливается в пятки. Отказываясь отводить взгляд, я готовлюсь к новым ударам.

– «Иди к черту»? – повторяет он, и его бархатный тембр сменяется смесью иронии и притворной насмешки.

– Это справедливо. Я там уже с самой Аризоны, а ты здорово помог проложить дорогу.

– Мне кажется, ты неплохо отскочила, – язвит он, и в его тоне появляется едкость. Вот тогда–то я и готовлюсь к войне, хотя не могу заставить себя повернуться к нему лицом из–за звона от недавнего взрыва, все еще звучащего во всем моем существе.

– Ну, да. А у тебя же есть убежище в Малибу, верно?

Ничего. Ни единой реакции. Мои жаждущие глаза пьют его, его отражение словно мираж в пустыне. Он выглядит в точности как тот мужчина, с которым я познакомилась и вышла замуж, и все же... другой, возможно, более резкий, его присутствие – более угрожающее.

Поскольку сбежать невозможно, я сталкиваюсь с последствиями своего решения быть здесь лицом к лицу.

– Говори, – выпаливаю я, и мой тон звучит гораздо резче, чем я хотела. Острые края боли, что я чувствовала с момента нашего разлада, выталкивают слова наружу. Он хочет причинить мне боль. Это так очевидно. – Просто скажи это.

Он никогда не был незрелым в наших ссорах, ни на грамм. Все, что он когда–либо делал по–настоящему, – это позволял своим эмоциям течь свободно. В этом отношении он был непреклонен, и сейчас он не станет делать иначе, чтобы пощадить меня. Но в его глазах нет и следа той уязвимости, в которую я влюбилась. Ни единого намека на мягкость нельзя найти в границах его ярости.

– Я не планировала, что меня увидят. Я бы никогда не хотела омрачить этот знаменательный вечер для тебя или твоей семьи. Я не хочу, чтобы мы и дальше причиняли друг другу боль.

– Что ж, это впервые, – притворяется он, – ты не слишком хорошо умеешь понимать, чего хочешь, и твердо стоять на своем. Хотя, с другой стороны, ты говоришь одно, а делаешь другое.

– Я никогда не меняла своего мнения о тебе. Я думаю о тебе, о нас, все время.

– Нас больше не существует. Ты сама этого добилась, – говорит он, приближаясь сзади, и я не чувствую его тепла. Он поднимает руку и медленно проводит пальцами по номеру на моей спине. Сердце колотится в грудной клетке, умоляя о пощаде. Я сглатываю и в эти секунды позволяю себе любить его безудержно.

– Истон, я не могу так продолжать, если ты не хочешь разговаривать...

– Ты была временным кайфом... а теперь ты – пятно. – Он прижимает ладонь к груди. – Вот кто ты для меня теперь, Натали, гребаное пятно.