– Ты ничего не знаешь о нас.

– Чья это вина? И возможно, нет, – он выдыхает клубок дыма, – но я видел достаточно, чтобы понять: та женщина за дверью, на которой твое кольцо, которая только что взяла нашу фамилию, любит и уважает своего отца. И она быстро ломается, потому что ее ставят в ситуацию выбора между Крауном и Батлером. Звучит, блять, знакомо? – Он давит сигарету каблуком. – Она хочет оставить его в своей жизни, и это не изменится, Истон. Это никогда не изменится. Тебе, возможно, плевать на твою мать и меня...

– Ты знаешь, что это неправда...

В одно мгновение он прижимает меня к двери, в его глазах – отчаяние, пока он вглядывается в мои.

– Тогда веди себя соответственно! Где, черт возьми, сын, которого я воспитал?! Потому что с моего угла зрения я не вижу в тебе и следа него!

– Этот сын пытается быть мужем! – защищаюсь я, прежде чем он отпускает меня и отступает, и долгое молчание повисает между нами.

– Как ты мог... – его голос срывается, когда он поднимает полные муки глаза на меня.

Грудь сжимается невыносимо, я провожу руками по волосам, чувствуя себя более беспомощным, чем когда–либо в жизни. Он никогда не проявлял столько эмоций передо мной, и осознание того, что я стал причиной его опустошения, начинает разрушать меня.

– Пап, а мама... – хриплю я, – она...

– Она дома, но все еще под сильными седативными. Рядом Лекси. – Он задыхается, прежде чем произнести: – Я сейчас вишу на волоске, Истон. – Несдерживаемая слеза скатывается по его щеке, и я умираю при виде этого. – Мне нужно, чтобы ты вернулся домой. Она не разговаривает.

– Ладно, пап, – говорю я, сжимая его плечо, понимая, что бессмысленно говорить ему, что я собирался во всем признаться, как только доберусь до Сиэтла. Его состояние достаточно, чтобы утихомирить меня. Я слишком хорошо понимаю, что эта борьба между нами еще далека от завершения. Как только его боль утихнет, гнев вернется с удвоенной силой. Так мы устроены, потому что, кроме меня, когда дело доходит до Рида Крауна, в его жизни есть только одна вещь, с которой нельзя шутить, – это его жена. Для него я совершил единственное, что он считает смертным грехом.

– Поехали, – с трудом выдавливаю я слова, хотя они причиняют боль, даже если это был наш первоначальный план. – Поехали домой.

– Я буду в самолете. – Он кивает в сторону Джоэла, между ними проходит безмолвное общение, прежде чем он направляется по каменной дорожке к парковке.

Джоэл подходит ко мне.

– Истон, я пытался, друг...

– Это... к черту, – мои плечи бессильно опускаются, – поговорим позже.

Джоэл кивает, выглядя виноватым, мои эмоции бушуют слишком сильно, чтобы сделать что–либо, кроме как переключить внимание.

Сегодня я заставил своего отца плакать, и с этим будет трудно жить.

Переведя дыхание, я стучу в дверь и вхожу. Натали встречает меня по ту сторону, полностью одетая, с мрачным выражением лица, исчерченным следами слез. Я шагаю в комнату и вижу ее сумочку на упакованном чемодане. Этот вид раскалывает мою грудь. Нейт застыл неподвижно у панорамного окна, разглядывая вид, руки засунуты в брюки. Натали заслоняет его от меня и тянется к моему лицу, металл ее обручального кольца касается моей челюсти, и комок подкатывает к горлу, когда ее глаза наполняются слезами.

– Мне нужно ехать домой сейчас, Истон, и тебе тоже.

Я киваю головой в ее ладонях, пока трещина в груди расширяется.

Натали поворачивается к Нейту.

– Папочка, пожалуйста, можешь оставить нас на минутку?

Нейт проводит рукой по лицу, словно обдумывая, может ли он позволить нам даже это, и все, что я могу сделать, – это молчать, пока он резко не поворачивается, и я встаю у него на пути. Он замирает, его тело отвернуто, как и взгляд, словно смотреть на меня для него слишком, блять, тяжело.

– Мне искренне жаль, что вы сейчас чувствуете, но я люблю ее, Нейт, и не собираюсь отпускать ее. Можем мы не делать этого? Ради нее? – Голубые глаза, точь–в–точь как у моей жены, встречаются с моими. Я вижу в этом мужчине так много от Натали. Это поразительно. Существуют ли во мне те части моей матери, которые любили Нейта Батлера?

Я прихожу к выводу, что да, как и все остальные части. В тот момент меня осеняет – несмотря на то, как часто Натали указывала на это – моя мать собиралась замуж за этого мужчину. Она собиралась построить с ним жизнь, и, возможно, он любил ее так же сильно тогда, как я люблю его дочь сейчас. Из признания моего отца я знаю, что моя мать до сих пор хранит любовь к нему и всегда будет хранить. Я пытаюсь договориться с тем мужчиной, хотя его почти не разглядеть.

– Пожалуйста, не заставляйте ее выбирать...

– У тебя нет права просить меня о чем–либо, – отрезает Нейт. При легком наклоне его головы я вижу в его глазах решимость вместе с объявлением войны. Войны, которую он, блять, не намерен проигрывать. Мы задерживаем взгляды еще на мгновение, прежде чем он проходит мимо меня.

Стиснув зубы, я сжимаю кулаки по бокам, пока Нейт с грохотом закрывает за собой дверь. Ничто, что я скажу ему, не изменит ситуацию. Он хочет, чтобы я исчез, и полон решимости добиться этого.

Я чувствую первый укол настоящего страха, когда Натали смотрит на меня, выглядя совершенно потерянной.

– Мне так жаль, детка, – бормочу я.

– Я в порядке, – всхлипывает она. – То есть, я буду в порядке. Я знала, что будет плохо.

– Но не настолько, блять, плохо, – бормочу я, прижимая ее к себе, прежде чем она отстраняется со своим вопросом.

– Стелла...

– Она дома с Лекси. Я еду прямо к ней.

Она кивает.

– Папа приехал прошлой ночью. Готов поспорить, у него с Джоэлом была разборка, какой еще не бывало, чтобы сдержать его. Они преувеличивают.

– Неужели? – хрипит она. – Боже, Истон, – она бросает взгляд на закрытую входную дверь, – я никогда не видела его таким. Никогда.

– Он никогда не примет нас, – говорю я, зная, что это правда.

– Он моя первая любовь и, увы, единственный мужчина, с которым тебе придется соперничать за мою привязанность... и, может, сейчас это так не кажется, но он хороший и обычно более рассудительный мужчина. Он просто невероятно ранен. – Она качает головой. – Дело не только в том, кто ты есть. Это совокупность всего. Масштабы моего обмана. Я сделала это непростительным образом.

– Мы сделали это. Что он также поставит мне в вину.

Ты собираешься выбрать его?

Меня поражает ирония худшего рода, когда я понимаю, что папа прав. История в определенной степени повторяется. Ее любовь и преданность Нейту – наша главная угроза. Это была нашей единственной реальной проблемой с самого начала. Что хуже, я не могу просить или заставлять ее выбирать.

– Я до него достучусь, – заявляет она, хотя уверенность ее шатка.

Но сохранит ли она ту же уверенность, что была два дня назад, когда пыль уляжется? Через неделю, через месяц?

Даже когда мое сердце требует ответа, я должен верить, что кольцо на моем пальце – это вся уверенность, которая мне нужна. Я оставляю вопрос под поверхностью, потому что если задам его сейчас, это может заострить клин, способный разделить нас.

– Позволь мне поехать домой. Позволь попытаться найти способ до него достучаться.

Я качаю головой, пока не в силах отпустить это.

– Он не позволит тебе найти...

– Я люблю тебя, – она глубже зарывается в меня. – Я люблю тебя. Я принадлежу тебе. Я имела в виду каждое сказанное слово.

– Тогда оставайся моей женой, – умоляю я, не в силах сдержаться. – Сдержи свои обещания, свои клятвы, данные мне.

– Не делай так, – шепчет она.

– Ладно. – Я легко сдаюсь и притягиваю ее к себе, и мы цепляемся друг за друга, ее слезы льются свободно, пока она плачет у меня на плече. Даже держа ее близко, я не нахожу ни капли утешения. Нет решения, и меня раздражает, что я не могу его найти. Я его не вижу, по крайней мере, в ближайшем будущем. Меня охватывает подавляющее чувство, что в ее сознании за той дверью, возможно, больше нет будущего для нас. Эта мысль начинает разъедать мою решимость позволить ей одной принимать решение о борьбе, пока мы разрываемся в объятиях друг друга. Готовясь к войне, я отстраняюсь и крепко беру ее лицо в свои руки. – Это зависит от нас. Это наш, блять, выбор.