«Ага! Наконец-то». – Лун спикировал за ним, направляя крылья так, чтобы почти не чувствовать сопротивления встречного ветра. Владыка неистово захлопал крыльями, стараясь выйти из собственного неудавшегося пике. Прежде чем он успел восстановить равновесие, Лун ударил его по спине ногами, вонзив когти в сочленение крыльев.

Владыка перевернулся и яростно попытался схватить его, но Лун скользнул мимо. Затем он поймал восходящий поток воздуха и снова взмыл ввысь.

Владыка забился в воздухе и закричал ему вслед:

– Вы правда думали, что сможете сбежать от нас? Что я не найду вас, куда бы вы ни отправились?

Лун удивился, узнав его голос. Это был Катрас – тот самый владыка, что вышел из колонии, чтобы поиздеваться над Жемчужиной. «Неужели он думает, что мы убегаем?» Лун заложил вираж и развернулся, чтобы снова напасть. Когда он спикировал, Катрас развернулся, стремясь вонзить в него когти, но Лун с силой ударил его, полоснув когтями ног по брюху, и снова увернулся. Катрас рухнул вниз и расправил крылья, чтобы спастись. Лун скользнул в сторону и в третий раз ударил Катраса в сочленение крыльев. Он почувствовал, как что-то хрустнуло у него под когтями.

Катрас замахнулся на него, а затем отделился и стал падать на камни внизу.

Владыка ударился о скалу и отскочил от нее, а затем свалился в ущелье. Лун, кружась, осторожно спустился вниз, следя за порывами ветра. Он заметил Катраса, растянувшегося на одном из каменистых выступов, и приземлился на другом прямо над ним. Присев, Лун осторожно посмотрел вниз, на владыку.

Катрас неуверенно поднялся на ноги, его сломанное крыло безжизненно висело. Вблизи Лун смог разглядеть светлые пятна в местах, где чешуя владыки отвалилась, обнажив плоть. Катрас дрожал от слабости, и Лун почуял запах крови, засохшей и свежей. «Он летел, не щадя себя, чтобы догнать нас. Он и правда думал, что мы убегаем». Лун почувствовал, как в нем затеплилась надежда. Если это так, то Скверны не знали ни о корданцах, ни о яде; они действительно считали, что Лун и Нефрита пытались сбежать.

Катрас поднял голову, посмотрел на него и гневно махнул хвостом, клокоча от ярости. Он заговорил, со злостью сплевывая слова:

– Я думал, мы можем поговорить наедине. Нам обоим нужно многое друг другу сказать.

– Я разговариваю только с мертвыми Сквернами и других не знаю. – Лун никогда не видел владыку в гневе и никогда не видел, чтобы они показывали хоть какие-нибудь искренние чувства, не считая насмешливого презрения. То, что он смог настолько вывести Скверна из себя, вскружило ему голову, но долго наслаждаться этим ощущением не стоило.

Лун спрыгнул вниз и приземлился в нескольких шагах от Катраса. Затем он направился к владыке. Ему нужно было покончить с этим, а затем найти Нефриту и сказать ей, что беспокоиться больше не о чем.

Тогда Катрас сказал:

– Ты знал меня в Сарасейле.

Лун потрясенно замер на месте. «Это обман, – напомнил он сам себе. – Они всегда обманывают». Но он никогда никому не рассказывал о Сарасейле. В живых не осталось никого, кто бы знал, что он там был. Лун выдавил из себя:

– Это ложь. Он мертв.

– То был Лихей, кровь нашей крови. Он думал, что приведет тебя к нам, чтобы нам угодить. Но ты предал нас. – Катрас горько и с укором зашипел: – Неужели ты думал, что мы забудем?

«Лихей». Это случилось восемнадцать циклов назад, далеко-далеко, на другом конце Трех Миров. С тех пор прошло больше половины жизни Луна, но звук этого имени все равно вонзился ему в сердце, как нож. Лун замотал головой в гневе и ужасе. Он не мог поверить в происходящее; это был какой-то кошмар.

– Предал вас? Ты… Он лгал мне, говорил… Я знал, что он лжет, что он собирается убить меня.

Катрас заорал:

– Мы бы дали тебе то, чего ты так хотел! Мы бы любили тебя, дали бы тебе место среди нас!

Лун бросился на него, чтобы разорвать на части. Когда его когти почти вонзились в глотку Катраса, тот перевоплотился.

Перевоплощались Скверны не так, как раксура, – не было ни смазанности, ни иллюзии дыма или тумана. Тело Катраса будто стало жидким и перетекло в другой облик.

Он был похож на земное обличье окрыленного раксура – высокий и худой. Но его кожа была не темной и не бронзовой, а белой, как гипс, и она тускло сияла в свете звезд. Его черные волосы были длинными и тонкими, нос прямым, а глаза широко посаженными. Он был одет в темные шелковые одеяния – разодранные, они развевались на ветру. Земной облик Катраса был прекрасным, но не прекраснее облика Елеи, или Звона, или любого другого юного окрыленного. Однако что-то в его внешности притягивало Луна, влекло к нему, необъяснимо и зловеще. Эта пустая красота манила, обещая заполнить пустоту внутри.

Лун посмотрел Катрасу в глаза и понял, что, кто бы ни жил в этой оболочке, кто бы с ним сейчас ни разговаривал, его уже здесь не было. Он провел когтями по горлу Катраса.

Он вспорол плоть до самой кости, и кровь залила ему руку. Голова Катраса запрокинулась назад, и Скверн осел на землю, как пустой мешок.

Тяжело дыша, Лун попятился, пытаясь стряхнуть кровь с когтей. У него ничего не получилось.

А затем он почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял голову.

Прямо над ним на утесе сидела Нефрита.

В первый миг Лун глупо понадеялся, что она их не слышала. Затем она спрыгнула к нему на выступ, и он понял, что она все слышала и теперь убьет его. И он ей позволит.

Нефрита несколько секунд пристально смотрела на него. Их обдувал ледяной ветер, а Лун стоял, замерев от ужаса, как статуя. Он не мог прочесть выражение ее лица.

Затем Нефрита зашипела и отвернулась. Она уперлась ногой в грудь Катраса, нагнулась и вцепилась когтями ему в волосы. Резко потянув, она оторвала ему голову. Лун смотрел, как она собрала мелкие камни у основания скалы, выкопала неглубокую яму и положила в нее голову. Затем Нефрита снова засыпала яму камнями, закрыв белое лицо. Лун знал, что лучше закрыть его землей, но она вся промерзла, да и камней должно было хватить, чтобы не привлечь к телу Катраса других Сквернов.

Нефрита положила руку ему на плечо и встряхнула его. Лун вздрогнул и отшатнулся, но она лишь сказала:

– Ты меня вообще слышишь?

Он вдруг понял, что все то время, пока он смотрел на труп Катраса, она что-то говорила.

– Что?

– Мы возвращаемся в город. – Она взяла его за подбородок и повернула голову так, чтобы он смотрел ей в глаза. – Лети за мной. Ясно?

Он кивнул и, когда она взмыла со скалы в воздух, последовал за ней.

Они полетели обратно в город и, прорвавшись сквозь тьму и леденящий ветер, опустились на круглую крышу караван-сарая. Присев на каменной черепице, Нефрита жестом приказала Луну первым идти внутрь. Он сполз по стене вниз, а затем влез в окно.

Лампа внутри все еще горела, роняя теплый желтый свет на спальный коврик, смятые одеяла, их мешок, корзинку и оставшиеся от ужина горшки. Лун машинально принял земной облик. Налипший на его чешую снег мгновенно растаял, и его одежда намокла. Комната, куда не проникал леденящий ветер, должна была казаться теплой, но он ничего не чувствовал. Его ноги подкосились, и он осел на пол.

Нефрита влезла в окно и перевоплотилась в арбору. С ее гребней капала талая вода. Она подняла деревянную раму окна и одним движением с силой поставила ее на место. Затем она повернулась и села напротив Луна. С решительным выражением на лице она подалась вперед и уперлась руками в пол, растопырив когти.

– Рассказывай.

Лун посмотрел на нее, а затем судорожно набрал в грудь воздуха. Пересилив себя, он начал говорить:

– На Абассинской губе некогда был город под названием Сарасейл. Я жил там, когда в него пришли Скверны. Это было около восемнадцати циклов назад. Прежде я никогда не видел Сквернов. – Лун медленно покачал головой, пытаясь подобрать слова. – Они были оборотнями, которые умели летать.

Нефрита негромко прошипела что-то на языке раксура – Лун раньше не слышал таких слов. Затем она нетерпеливо махнула рукой: