Похоже, я проболталась, но что она знает о нас? О нашей истории? Об истинных наследниках этой земли и латианской веры?

– Похоже, ты происходишь от основателя вашей веры, – сказала она. – Другие знают?

Я покачала головой:

– Если бы знали, задушили бы и меня.

– Я не понимаю. – Она подняла левое плечо. – Зачем им убивать детей человека, которому они поклоняются?

– Я задавала этот вопрос дольше, чем ты живешь.

Ее брови поднялись:

– И сколько лет тебе было, когда ты начала задавать вопросы?

Неправильный вопрос, но я не собиралась выдавать свой секрет. Селена все равно не поверила бы.

Наш экипаж остановился в предместьях Этосианского квартала, рядом со Стеклянным кварталом. Селена выбралась первой, попросила гуляма выгрузить мое кресло и помогла мне сесть в него.

Храм всегда производил на меня впечатление: три этажа треугольной формы, сложенные из серого кирпича и покрытые витражами. Я читала, что мастера из Диконди сделали их в своем стиле. Крышу венчали шпили и заостренный красный купол. Мягко говоря, он выделялся.

Весть о нашем приезде бежала впереди нас, поэтому я не удивилась, увидев у входа епископа. Он напоминал крестьянина средних лет, у которого я однажды покупала кебабы на Большом базаре. Худой, слегка растрепанные черные волосы, выступающий живот и лицо, которое неплохо бы хорошенько помыть. Он был в прекрасном белом одеянии с ярким узором из звезд.

– Да хранит вас Архангел, – положа руку на сердце сказал он по-крестейски.

Селена улыбнулась, показав ровные зубы. Должно быть, она была счастлива снова услышать родной язык.

А я содрогнулась: я никогда не учила крестейский, но поняла его слова. Они продолжили болтать, а я все так же понимала, слушая, как они говорят об ангелах, апостолах, судах и истине. Это было очень странно, если не сказать больше. У меня волосы встали дыбом.

Мы вошли в храм, оставив сопровождавших гулямов снаружи. С алтаря перед скамьями смотрела почти живыми глазами статуя Архангела. Одиннадцать рук и одиннадцать крыльев распростерлись, как будто чтобы захватить как можно больше. С другой стороны хор мальчиков и девочек пел гимны на парамейском.

Я содрогнулась от зловещих стихов. Мертвая звезда утра? Лат всемогущая, что это значит?

Я хотела было спросить епископа, но при виде улыбки на лице Селены решила не прерывать их болтовни и пошла к ангелу на алтаре. «Лучше бы они молились камням, как в древние времена», – сказал Отец. Но эта статуя ангела была из металла. Хотя у металла ума не больше, чем у камня. Неужели жители Костаны видели это существо в небе? Я снова содрогнулась.

Пожалуй, меня слишком часто бросало в дрожь в этом странном месте. Я заметила кого-то на скамье справа от себя. Прошло несколько секунд, прежде чем я его узнала, несмотря на знакомую фетровую шляпу и застежку на талии. Великий философ Литани. Увидев меня, он приложил руку к сердцу.

– Вы один из них? А я и не знала.

Он вежливо улыбнулся и встал:

– По правде говоря, я самый высокопоставленный этосианин в меджлисе.

– Впечатляет. Скажите, вы получили ту гору для наблюдений за звездами?

Он раздраженно вздохнул:

– Пока мы проиграли битву. Но я надеюсь, когда вернется шах Кярс, он изменит решение в нашу пользу.

Похоже, все возлагали надежды на моего возлюбленного. Даже враждующие фракции видели в Кярсе своего сторонника. Я знала его всего год и никогда не замечала в нем этого великого человека, достойного стоять здесь на месте статуи ангела. Кярс, которого я знала, был тщеславным и низменным. Я никогда не прощу ему мерзостей, которые он заставлял меня делать с ним и другими женщинами гарема. Хотя он действительно обладал определенной прозорливостью. Благодарение Лат, что после рождения сына я была избавлена от его безнравственности. Похоже, он самый многоликий и умный в Кандбаджаре. Жаль, что я не поняла этого раньше.

Что касается Философов, я была рада, что они хранят множество полезных книг, но их отсутствие практичности поражало.

– Учитывая смерть его отца, прибытие одной орды и уход другой, сомневаюсь, что моему возлюбленному Кярсу вообще будет до этого дело.

– Напротив, нам всем просто необходимо уделять внимание небесам. Разве твоя вера не учит, что звезды породили всех нас?

Хоть в этом поклонники святых и Потомки сходятся. Я кивнула.

– А чему нас учат Философы в отношении звезд? Он наклонил голову вперед, будто удивился вопросу.

– У нас иной способ познания, чем та или другая вера, и мы не похваляемся, что знаем что-то, чего не можем наблюдать или вывести логически.

– То есть ничему важному.

Он насмешливо хмыкнул.

– Ничему важному для слабого ума. Но твой разум не слаб. Я слышал, ты много читаешь. Женщина, которая любит книги. Мечта многих Философов.

– В самом деле? Ваша жена читает?

И снова это мерзкое насмешливое хмыканье.

– Я же не говорил «моя мечта». Я скорее верю в то, что всему свое место. Религия принадлежит храму, а звезды небу. А место наложницы уж точно не за чтением туманных медицинских фолиантов.

Значит, он видел записи о взятых мной книгах в Башне мудрости. Что ему за дело? Его снисходительный тон задевал мои и так оголенные нервы.

– Я не просто какая-то наложница, Литани. Только второсортный Философ не догадается, что я имею доступ к ушам человека, на которого вы возлагаете свои надежды. Лучше бы вам это помнить.

– К ушам и другим его частям, несомненно. Я понимаю. Но мы, Философы, не боимся власти. Мы сами – власть. Когда понадобилось воссоздать эти скорострельные крестейские аркебузы, к кому обратился дворец? – Он дважды постучал по воротнику, в котором торчала булавка, напоминавшая трон. – Знания это не игра, Зедра. Это не платье, не диадема, заставляющая тебя сверкать. Это источник победы. Лучше бы тебе это помнить, когда в следующий раз будешь брать книгу.

После такой речи я до некоторой степени восхитилась Литани. Он прекрасно понимал, кто я – точнее, кем притворяюсь, но, как и Като, не пытался целовать мне ноги. Скорее он наступал на них, поскольку обладал чем-то более весомым, чем трон, знанием. Мой прадед однажды сказал: «Человек без надежды видит трудности в каждой возможности, но человек надеющийся видит возможности в каждой трудности». Я не позволю упрямству Литани помешать мне.

Я улыбнулась как можно теплее:

– Если не хочешь, чтобы я читала туманные медицинские фолианты, дай доступ на два верхних этажа Башни. Может, там я найду что-нибудь более подходящее своему положению.

Литани поморщился, будто съел незрелый финик.

– Чтобы ты и дальше приукрашивала себя? Ты меня слушала? Только трое имеют доступ на верхние этажи, и один из них сейчас в темнице за сочувствие Пути потомков.

Постойте… Он говорит о Вафике? Философе, который повторял имена Двенадцати предводителей Потомков? Я и не знала, что он такая большая птица, да и вообще не знала, кто он такой.

– Я уже сказал слишком много. – Литани подошел ближе и прошептал: – Главное в том, что я скорее все сожгу, чем увижу, как ты расхаживаешь по моему кабинету.

Значит, он и правда не любит меня. И не боится. Не считает хорошим союзником. Като тоже не боялся меня, но я ему нравилась достаточно, чтобы рассмотреть возможность союза, который впоследствии дал прекрасные плоды. Как мне расположить к себе Философа?

Я постучала по подлокотнику кресла:

– Я не смогу расхаживать, если тебя это утешит. Считай это официальным запросом. Я хочу прочесть то, что вы держите на двух верхних этажах.

Больше из любопытства, просто узнать, что они там прячут.

Литани сложил руки:

– Тогда считай это официальным отказом. – Он поднял палец: – Нет.