Робин это не выносил. Однажды ночью ему приснилось, как он яростно толкает Летти в Черуэлл. Проснувшись, он попытался найти хоть намек на чувство вины, но не обнаружил его; образ мокрой и бултыхающейся Летти приносил такое же злобное удовлетворение и при свете дня.

На третьем курсе их хотя бы немного развлекла практика: на протяжении всего триместра они помогали преподавателю в работе с серебром.

– Теория происходит от греческого «теориа», означающего зрелище или представление, от этого корня происходит и слово «театр», – объяснил профессор Плейфер, прежде чем отправить их к наставникам. – Но недостаточно просто наблюдать за работой. Вы должны сделать что-то собственными руками. Должны понять, как поет металл.

На деле это означало много неоплачиваемой тупой работы. К разочарованию Робина, подмастерья проводили очень мало времени на восьмом этаже, где проходили все захватывающие исследования. Вместо этого три раза в неделю он сопровождал профессора Чакраварти в поездках по Оксфорду, помогая устанавливать и обслуживать серебряные пластины. Он узнал, как полировать серебро до блеска (окисление и тусклость сильно ослабляли эффект словесных пар), как выбирать гравировальные перья нужного размера, чтобы кропотливо восстановить первоначальную четкость надписи, и как ловко вставлять и вынимать пластины из специальных креплений.

Жаль, что Гриффин ушел в подполье, думал Робин, ведь ученичество предоставляло почти неограниченный доступ к инструментам и серебру в башне. Теперь ему уже не пришлось бы впускать полуночных воров. Находясь среди ящиков с гравировальным оборудованием и рассеянных профессоров, которые ничего не заметили бы, он мог взять из башни все, что заблагорассудится.

– И часто приходится этим заниматься? – спросил он профессора Чакраварти.

– О, бесконечно, – ответил тот. – Видите ли, именно так мы и зарабатываем. Пластины приносят неплохую прибыль, но настоящие деньги мы получаем за их поддержание в надлежащем виде. Хотя мы с Ричардом работаем больше других, поскольку у нас мало китаистов.

В тот день они выезжали в поместье в Вулверкоте, где перестали работать серебряные пластины в саду позади дома, несмотря на годовую гарантию. Робин с профессором Чакраварти с трудом вошли через парадные ворота: экономка засомневалась, что они ученые из Вавилона, и заподозрила в них грабителей, но после предъявления различных доказательств, включая благословения на латыни, их наконец пригласили войти.

– Такое случается пару раз в месяц, – сказал Робину профессор Чакраварти, хотя и выглядел раздосадованным. – Вы привыкнете. Ричарду гораздо проще[954].

Экономка провела их по территории поместья в очень пышный, красивый сад с журчащим серпантином ручья и несколькими большими камнями, разложенными в произвольном порядке. Как им сообщили, сад был выполнен в китайском стиле, который стал очень популярным, после того как Уильям Чемберс впервые представил в садах Кью ландшафт в восточном стиле. Робин не припоминал, чтобы когда-либо видел нечто подобное в Кантоне, но одобрительно кивал, пока не ушла экономка.

– Что ж, проблема очевидна, – сказал профессор Чакраварти, отодвигая ветви от угла изгороди, где были установлены пластины. – Они возили туда-сюда тележку, она царапала пластину и наполовину стерла гравировку. Это произошло по их вине и гарантийному ремонту не подлежит.

Он позволил Робину извлечь пластину и повернул ее, чтобы показать надпись. С одной стороны значилось: «сад», а с другой – иероглиф 齋, который мог означать ландшафтный сад, но в более общем смысле – место для уединения, отрешения от мира для ритуального очищения, раздачи милостыни и даосского покаяния.

– Идея состоит в том, чтобы сделать сад красивее и тише, чем позволяет городская суета Оксфорда. Пластина отпугивает всякий сброд. Эффект довольно незначительный, если быть честным; мы мало его проверяли, но на что только богачи ни готовы выбросить деньги, – объяснил профессор Чакраварти, полируя пластину. – Хм. Посмотрим, поможет ли это.

Он разрешил Робину установить пластину обратно, а потом наклонился, чтобы проверить его работу. Результат его удовлетворил, профессор Чакраварти выпрямился и вытер руки о штанины.

– Хотите активировать пластину?

– Я… Что, произнести слова?

Робин много раз видел, как это делал профессор, но даже не представлял, что это так просто. А потом вспомнил, как с первого же раза активировал пластину «Невидимый».

– Ну, для этого необходимо определенное состояние ума. Вы должны произнести слова, но, что важнее, мысленно представить оба значения одновременно. Вы как бы существуете сразу в двух языковых мирах и воображаете, как пересекаете границу между ними. Вы уловили суть?

– Я… Думаю, да, сэр. – Робин нахмурился и посмотрел на пластину. – И больше ничего не нужно?

– О нет, не совсем. На четвертом курсе вы научитесь нескольким полезным умственным упражнениям и пройдете несколько семинаров по теории, но, в сущности, все дело в ощущениях, – произнес профессор Чакраварти со скучающим видом; у Робина сложилось впечатление, что его просто очень раздражает это место и он хочет поскорее уйти. – Приступайте.

– Что ж… Хорошо. – Робин положил ладонь на пластину. – Чжай. Сад.

Он ощутил под пальцами легкую вибрацию. Сад стал казаться более тихим и умиротворенным, хотя, возможно, это лишь разыгралось воображение.

– Получилось?

– Будем надеяться. – Профессор Чакраварти перекинул через плечо сумку с инструментами. Он даже не потрудился проверить работу Робина. – Давайте получим оплату.

– Всегда необходимо произнести словесную пару, чтобы она заработала? – спросил Робин по пути обратно в университет. – Ведь пластин так много, а переводчиков так мало.

– Это зависит от нескольких факторов, – ответил профессор Чакраварти. – Для начала от характера воздействия. От некоторых пластин достаточно получить кратковременный эффект. Допустим, нужен краткий, но впечатляющий физический эффект – многие пластины для армии работают именно таким образом. Их нужно часто активировать заново, и надолго этого не хватает. Но другие пластины действуют долго – как, например, пластины в башне или установленные на кораблях и каретах.

– И по какой причине они работают дольше?

– Для начала это зависит от качества серебра. Чем серебро чище, тем дольше держится эффект, а действие сплавов короче. Но есть и другие незначительные отличия в том, как произведен сплав и выгравирована надпись, вскоре вы об этом узнаете. – Профессор Чакраварти улыбнулся. – Вам не терпится приступить, верно?

– Все это так будоражит, сэр.

– Это пройдет. Если будете шататься по городу, снова и снова бормоча одни и те же слова, то скоро почувствуете себя скорее попугаем, чем волшебником.

Однажды они пришли в музей Эшмола, чтобы исправить серебряную пластину, которую не могли активировать никакие слова. На английской стороне было написано «сверять», а на китайской – иероглиф 參, означающий «подтверждать». Он также мог означать «сопоставлять», «располагать рядом» и «сравнивать». Сотрудники Эшмолеанского музея использовали эту словесную пару для сравнения поддельных артефактов с настоящими, но недавно пластина не прошла несколько пробных испытаний, которые сотрудники мудро проводили перед оценкой новых приобретений.

Профессор Чакраварти и Робин тщательно осмотрели пластину с помощью ручного микроскопа, но не обнаружили повреждений ни на китайской, ни на английской надписи. Даже после того как профессор Чакраварти обновил их крохотным гравером, активировать пластину не удалось.

Профессор вздохнул.

– Заверните ее и положите в мою сумку, будьте добры.

Робин подчинился.

– И что с ней не так?

– Резонансная связь перестала работать. Такое время от времени случается, в особенности со старыми словесными парами.