Утес посмотрел на Луна, но ничего не сказал. Когда они улеглись спать, праотец произнес:

– Как же хочется домой.

Лун растянулся на шкурах.

– Надеюсь, пока нас не было, там ничего не случилось.

Утес негромко зарычал.

– Я сказал то же самое, когда возвращался на этом проклятущем корабле.

– Я ни в чем не виноват, – заметил Лун.

Утес презрительно фыркнул.

Позже Лун проснулся, чувствуя, что спал совсем недолго. В воздухе звенела мелодия; высокие и низкие ноты переливались, и целый хор разных голосов сплетался в единую гармонию. Двор Опаловой Ночи пел.

Лун выскользнул из кровати, обошел Утеса и подступил к дверному проему.

Мелодия не разносилась эхом по колонии, а заполняла все пространство, как вода, налитая в миску. Сам не зная как, Лун понял, что она доносится из центрального колодца.

Пройдя по коридору, он приблизился к двери, которая выходила к водопаду и бассейну. Там он остановился и прислонился к стене, оставаясь к тени.

В колодце было оживленно; свет, лившийся из окон, блестел на чешуе и коже множества раксура. Здесь собрался весь двор Опаловой Ночи; они сидели на террасах и на камнях у воды, липли к стенам. Пели.

Впервые песня не показалась Луну пугающе чужой, словно нечто постороннее пытается проникнуть к нему в голову. Она была теплой, душевной и правильной. Он мог различить в хоре отдельные голоса, хотя в Тумане Индиго у него это никогда не получалось. Он слышал Селадонну, Ониксу, Умбру. Рядом с Луном пел Сумрак, сидевший у окна своей опочивальни вместе с другими консортами. Лун отличал голоса арборов, слышал Пушинку и Лозу. А голос Малахиты сплетался со всеми остальными, поддерживал их, как ствол поддерживает ветви древа.

Лун прислонился затылком к стене, закрыл глаза и подумал: «Ладно, теперь я понимаю». А затем присоединился к хору.

Они провели в Опаловой Ночи почти целый месяц.

Время выдалось суетным, потому что Малахита хотела познакомить Луна со всеми самыми близкими родственниками, среди которых оказалось почти три сотни окрыленных и арборов. Еще эта задержка позволила Каштану исполнить просьбу Звона и поискать в библиотеках Опаловой Ночи истории об арборах, которые превратились в воинов.

Одним вечером Лун спросил Звона, узнал ли тот что-нибудь. Звон ответил:

– У них в летописях есть лишь одно упоминание о том, как наставница превратилась в воительницу, и случилось это почти сотню циклов назад.

– Ну и? – спросил Лун, когда Звон замолк. Подавленный вид воина начал его беспокоить.

– Подробностей там почти не было; написано лишь, что к ней так и не вернулись способности исцелять и творить тепло со светом.

– Вот как. – Лун и не догадывался, что Звон все еще на это надеется. – А про особое чутье там что-нибудь говорится?

Звон повернул в руках чашку.

– Говорится, что у нее появились «древние способности», а ее прорицания стали другими, но «часто оказывались полезными».

– Похоже, они не хотели записывать никаких подробностей. – Это не обнадеживало.

– Вот именно. Думаю, «древние способности» – это те, которые были у наших предков. – Звон нервно повел плечами. – Не знаю, что об этом и думать. Мне наши предки теперь не очень нравятся.

– Ты все еще ты, – заметил Лун. – И твои древние способности помогают нам выживать.

– Когда проявляются. – Затем Звон отмахнулся от собственных слов. – Нет, я понимаю, что могу приносить пользу, и я этому рад. Мне просто хотелось бы самому управлять этими способностями. Но теперь мы хотя бы знаем, что я не какая-то причудливая ошибка природы и что такое уже случалось раньше. – Было не похоже, чтобы это знание приободрило Звона, но он хотя бы немного успокоился.

Наконец они отправились в обратный путь и полетели через висячий лес к Туману Индиго. К счастью, путешествие обошлось без приключений. За несколько дней до вылета Нефрита связалась с дворами-союзниками Опаловой Ночи и отправила через них послание Жемчужине, говоря, что они вернутся, как только закончат переговоры и вернут Луна. В ответ они получили сообщение, что в Тумане Индиго все хорошо. Тем не менее все испытали облегчение, когда приблизились к древу на залатанном летучем корабле и увидели, что все платформы на месте, арборы трудятся в садах, а воины кружат над поляной.

Дюжина окрыленных приземлилась на палубу, чтобы встретить их, и Лун заметил, как несколько островитян переглянулись, широко улыбаясь. Он хорошо понимал, что они чувствуют – у Луна тоже до сих пор от восторга захватывало дух, когда он видел столько раксура в полете.

Одна из юных воительниц приняла земной облик, подошла к Нефрите и обратилась к ней:

– Нефрита, мне нужно кое-что тебе сказать.

Лун помнил, что эта воительница состояла во фракции Нефриты и что ее звали Гармония, однако он с ней раньше почти не разговаривал. Вид у нее был встревоженный, и Лун сразу же заметил, что Песок и другие воины, болтавшие с Елеей, Звоном и Флорой, поглядывают в ее сторону.

Нефрита взяла Гармонию за руку и отвела в сторону, на другой борт корабля. Когда Лун пошел за ними, она не стала его прогонять.

Воительница понизила голос до шепота:

– Жемчужина забрала Уголька себе. – Она поморщилась, ожидая реакции Нефриты.

– Что? – выпалил Лун. Он уставился на Нефриту.

Та, похоже, даже не удивилась.

– Хорошо. Я этого ждала, – заверила она Гармонию. – Все в порядке. Так и передай остальным.

Воительница с облегчением вздохнула и улыбнулась.

– Ой, как хорошо. Мы так волновались, и никто не хотел тебе об этом говорить. Пришлось тянуть жребий, и я проиграла. – Она приняла крылатый облик и подскочила к другим воинам.

Нефрита, похоже, и правда отнеслась к новости равнодушно. Она пояснила Луну:

– Если бы я этого не хотела, то взяла бы его с собой.

– Но… он же совсем мальчишка.

– Будь он еще ребенком, Изумрудные Сумерки не отправили бы его к нам. – Увидев выражение его лица, Нефрита продолжила: – Он милый, послушный и происходит из влиятельного рода. Как раз таких Жемчужина и любит. Прошло уже много циклов с тех пор, как умер Дождь, и она не проявляла интереса к другим консортам до тех пор, пока не появился ты.

– «Проявила интерес»? Ты так это называешь?

– Все же хорошо, – сказала ему Нефрита. – Теперь Жемчужина будет уделять больше внимания колонии. У нее появятся свои дела, и она перестанет лезть в мои.

Лун подумал, что Нефрита чересчур оптимистична. А еще решил, что не станет никого судить, пока не поговорит с Угольком.

С Угольком он увиделся только поздно вечером.

Первым делом Лун отправился в ясли. К счастью, на этот раз возвращение домой обошлось без хаоса и истерик. Стужа отнеслась к его уходу гораздо лучше – видимо, она поверила Нефрите, что той нужно сразиться за Луна с чужой королевой. Когда безудержная радость птенцов и малышей-арборов поутихла, Лун усадил Горького и Шипа себе на колени и заворожил детей рассказом о том, как Нефрита билась за него с другими королевами, владыками Сквернов и прародительницей, пока наконец его мать не разрешила Луну официально стать ее консортом.

– А в Опаловой Ночи есть птенцы? – спросила Стужа, когда он закончил. – Консорты? – Шип толкнул ее локтем, и она прибавила: – И королевы?

– Много-премного. – Лун уже понял, к чему она ведет. – И когда-нибудь, если будете хорошо себя вести, вы с ними познакомитесь.

В приемном зале устроили торжество, и по всей колонии двор праздновал их возвращение и союз с Опаловой Ночью. Почка рассказала Луну, что другие дворы, которые раньше игнорировали их приглашения, уже прилетали в колонию, чтобы поторговать. Новости разлетались по Пределам, и статус Тумана Индиго стремительно рос.

Лун во время празднества много ел, рассказывал о своих приключениях, а потом многократно пересказывал их тем, кто в первые несколько раз сидел слишком далеко и не слышал подробностей. Он охрип, отвечая на вопросы об Опаловой Ночи и подводном городе. Когда наставники и другие арборы стали гадать, кто построил тот город и откуда взялся его узник, Лун наконец оставил их и пошел искать Уголька.