– Скверны как-то выяснили, что в этом дворе живут полукровки. Мы думаем, что они слышат ваши мысли.

Лоза в ужасе отпрянула.

– Нет! Это невозможно. Я же наставница, я бы почувствовала!

– Не знаю. Кому-то придется с этим разобраться.

Лоза внимательно посмотрела на него и неуверенно спросила:

– Ты в порядке?

– Да. – Он повернулся и зашагал к покоям консортов. Лоза не пошла за ним.

На этот раз в чертоге не ошивались арборы, чему Лун был только рад. Он пересек зал и поднялся в свою опочивальню. Там он сел на шкуру рядом с чашей очага, поближе к теплым камням.

Через какое-то время в опочивальню вошел Утес. Он сел рядом с Луном, но не заговорил, а стал лишь пристально смотреть на него.

Лун решил, что нужно что-то сказать:

– Я никогда себя не обманывал и всегда знал, зачем я нужен Туману Индиго. Ты рискнул, дал мне шанс, и в целом все вышло неплохо. Но я не хотел, чтобы это озвучивали вслух.

Утес низко зарычал, встал и вышел.

Лун оторопело посмотрел ему вслед. «Ничего не понимаю», – подумал он.

Он вдруг почувствовал, что у него пересохло горло, и выпил чай, который кто-то оставил у очага. Тот был холодным и горьким, и Луну захотелось прополоскать от него рот. Он пошел в умывальню и попил холодной воды, которая текла из канала в стене. Ему сразу же стало лучше. Тогда Лун встал под струю и стоял под ней, пока у него не прояснилось в голове. Выйдя из бассейна, он снял мокрую одежду и переоделся в запасную, которая лежала в его мешке. Та показалась ему чище, чем была раньше, и Лун заподозрил, что арборы побывали и здесь.

Вернувшись в опочивальню, он услышал на лестнице негромкие шаги. Лун замер, и его сердце екнуло в предвкушении. Но в дверях показалась Гнедая. Она впервые пришла одна, без свиты молодых арборов.

Лун был ей не рад. Если с Пушинкой он сразу почувствовал некое родство, то Гнедая казалась ему чужой, и к тому же всюду совала свой нос. Он сказал:

– Если у тебя нет новостей о Сквернах, то я не хочу сейчас ни с кем говорить.

Однако она спросила:

– Ты помнишь меня? Помнишь, как мы жили в старой колонии?

– Нет. Я никого оттуда не помню. – Ее лицо осталось бесстрастным, но Луну показалось, что он ее обидел. Он прибавил: – Когда Пушинка рассказывала, что тогда произошло, мне показалось, будто я что-то вспомнил, но потом наваждение прошло.

Она поджала губы. Затем обошла очаг и присела, чтобы собрать грязные чашки. Лун почувствовал себя виноватым и спросил:

– Ты обо мне заботилась?

Она нахмурилась, разглядывая чашку.

– Нет. Я занималась птенцами, но за королевским выводком ухаживали Пушинка, Лепесток и Выверт.

Сколько же арборов потеряли в тот день своих детей?

– У тебя кто-то погиб?

Она отвела взгляд. Теперь на ее лице были написаны гнев и горечь.

– Все.

За дверью раздались негромкие шорохи, словно кто-то пытался предупредить о своем приближении. Через мгновение в зал вошел пожилой воин. Судя по виду, он чувствовал себя неловко и явно пришел сюда не драться. Воин кивнул Гнедой, затем повернулся к Луну и сказал:

– Умбра просит тебя прийти во второй чертог консортов. Он хочет с тобой поговорить.

Лун бы отказался, но ему стало настолько неуютно в обществе Гнедой, что захотелось поскорее сбежать. Он поднялся на ноги и ответил:

– Пойдем.

Второй чертог консортов был больше; он состоял из нескольких связанных между собой залов, от которых к опочивальням вели коридоры. В верхней части залов располагались балконы, увитые ползучими лианами. По стенам поднималась волнистая резьба, которая символизировала ветер, а на потолке парили рельефные окрыленные.

Воин повел Луна через зал, мимо молодых консортов, которые с любопытством глазели на них. Они поднялись по изогнутой лестнице и вышли на небольшую укромную площадку, выступавшую из середины стены. Оттуда было видно весь зал, а из окна, которое вело в центральный колодец, открывался вид на водопад. На полу лежали подушки и коврики из дорогой материи. Там Луна ждал Умбра в земном облике. Он был одет в темный халат, расшитый затейливыми узорами.

Лун сел напротив него. Еще один молодой консорт тут же принес им чай и блюдо с хлебными лепешками, нарезанным мясом и фруктами.

Умбра заговорил:

– Мне рассказали о том, что произошло на совете. Прошло столько циклов, но Малахита все еще… в ярости из-за нападения Сквернов.

Лун быстро отпил чаю, чтобы дать себе время придумать такой ответ, за который его не вышвырнут из чертога. Он лишь сказал:

– Я заметил.

Однако старшего консорта он не одурачил.

– Ты, кажется, не понимаешь, насколько важен для нее. Ты – дитя ее последнего выводка, единственный выживший, не считая Селадонны. С тех пор как Малахита вернулась с востока, она так и не приняла другого консорта.

– Она меня не знает.

Умбра улыбнулся.

– Она носила тебя под сердцем. Больше ей ничего не нужно знать.

На это у Луна не было ответа.

Умбра задумчиво смотрел на него.

– Оникса хочет, чтобы я кое-что у тебя спросил. Не желаешь ли ты стать консортом королевы из нашего рода? Ее зовут Коралла. У нее есть сестра, воительница по имени Шафрана, которую послали за тобой на корабль земных обитателей. Когда ты вышвырнул ее за борт, Коралла очень тобой заинтересовалась.

– Никого я никуда не швырял. – Если бы Лун вышвырнул Шафрану за борт, то воительница еще долго не смогла бы сплетничать со своей сестрой.

– Как скажешь. – Умбра дал понять, что не станет спорить об этом. – Коралла решила, что примет тебя, если ты попросишь, и посмотрит сквозь пальцы на то, что тебя уже пометила другая королева. Ваши родословные близки, но не настолько, чтобы запретить такой союз.

Лун внимательно посмотрел на Умбру. Тот, похоже, сам был не в восторге от предложения, которое только что озвучил.

– А ты что думаешь?

– Что она слишком юна и глупа для тебя, – прямо сказал Умбра. – Она будет видеть в тебе добычу, которую нелегко заполучить. Ты будешь видеть в ней врага. Ничем хорошим это не закончится.

Звучало и правда невесело. Лун ответил:

– Тогда я отказываюсь.

– Я передам Ониксе. – Умбра налил еще чаю.

Похоже, на этом тема была исчерпана. Лун произнес:

– Я думал, меня отдадут королеве при другом дворе, чтобы заключить какой-нибудь союз.

– У Опаловой Ночи и так союзников хоть отбавляй. А Малахите хотелось бы оставить тебя при дворе.

– Только мне здесь, кажется, не рады. – Лун многозначительно посмотрел на молодых консортов, которые собрались у очага внизу. Те, что глазели оттуда на Луна и Умбру, смущенно отвели глаза.

Умбра проследил за направлением его взгляда, после чего с шутливыми нотками в голосе сказал:

– Им уже объяснили, насколько ты дорог Малахите. Теперь тебя вряд ли будут сторониться, как незваного гостя. – Затем он прибавил: – То, что Коралла тебе не подходит, не значит, что среди наших королев-дочерей не найдется той, что будет тебе под стать.

До этой секунды Лун и не подозревал, что пытается что-то для себя решить.

– Может и так. Но я уже занят. – И он подумал: «Вот и решил. Не так уж это оказалось и сложно».

Когда Лун оставил Умбру, он пошел ко главному входу в колонию. Вечерние сумерки принесли с собой прохладу, голубое небо начало темнеть, и на нем загорелись первые звезды. По обе стороны большого прохода сияли светильники, а на борту летучего корабля им отвечали своим мерцанием лампы. В приемном зале все еще толклись воины, но никто не попытался остановить Луна, когда он вышел наружу.

Лун перевоплотился и постарался одним длинным прыжком забраться на корабль. Он врезался в борт сильнее, чем ожидал, и древесина задрожала под ним. Дежурившие матросы испуганно вскочили, но, едва Лун встал на палубу и принял земной облик, они успокоились. Один поднял руку в приветствии и крикнул по-альтански:

– Остальные внизу!