— Разгерметизация грузового отсека, необходимо вмешательство ремонтной бригады… Разгерметизация…

Тело моё покрылось испариной. Я лихорадочно шарила глазами по приборной панели. Нужно было что-то делать, но что?! На борту нет вооружения, да если бы и было – чем оно могло помочь в воде против этой твари?!

Взгляд упал на пульт радиосвязи, и рука почти сама собой сделала быстрое движение. Ударом сразу по всем кнопкам я отстрелила микроспутники от корабля. В задней части корпуса с обеих сторон летающей машины распахнулись шлюзы, и последним залпом пневмопушек пару ретрансляторов связи выплюнуло в плотную жидкость.

— Спутники отделены, — сообщила Надюша. — Критический износ двигателя, падение мощности…

— Режим детонации! — приказал дядя Ваня. — Последний рывок! Давай, родная, вытащи нас отсюда!

Позади захлопал маршевый двигатель, выталкивая корабль наверх и ударами вбивая меня в кресло. Пространство снаружи ощутимо светлело, янтарная толща воды постепенно расступалась, пропуская свет с поверхности. Всё тряслось и дребезжало, гулкие хлопки рвались пушкой над самым ухом, а я замерла в ожидании следующего удара по корпусу или взрыва, который разнесёт «Виатор» на мелкие кусочки вместе с нами.

Поверхность приближалась, и её свечение было сейчас самым желанным на свете. Давай, жми… На тебя вся надежда, Надежда…

С очередным хлопком двигателя пришёл новый мощный удар сзади, толкающий машину вперёд, на поверхность. Свет появился и нырнул вверх, а по обтекателю разлилась густая медная волна. Красно-коричневый берег возник вдалеке, тут же пропал и снова появился – уже ближе. Чихнул и забарабанил по корпусу двигатель – «Виатор» отдавал последние силы, чтобы вытащить нас на берег.

Задняя часть корабля постепенно опускалась под воду, машина на дыбах разреза́ла волну, и спустя несколько секунд корпус коснулся отмели, проволочился на днище ещё несколько метров и, задрав нос, наполз на прибрежный склон. Двигатель издал выдох облегчения, гудение его сошло на нет, а Надюша с издевательским безразличием сообщила:

— Аварийное отключение двигателя, дальнейшая работа невозможна без капитального ремонта…

Динамик старика вздохнул:

— Вот теперь, кажись, точно отдохнём.

Воцарилась тишина. Электроника и пневматика корабля тоже затихли, обретя наконец долгожданную передышку. Распластавшись в кресле, я глядела на нефритовое небо, густое, словно кисель, по которому плотными слоями дрейфовали чёрно-красно-коричневые облака. Или это не облака? Вот одно из них надвинулось и поплыло прямо над нами, отпечатывая на своей поверхности похожий на гигантскую осу серебристый силуэт туши «Виатора». Ломаные зубцы наполовину оторванных атмосферных крыльев проплыли над головой и растворились белёсой дымкой. Через какое-то время в отражении вновь появились тёмный обтекатель кабины и наполовину погружённая в коричневую жидкость грузовая секция.

— Это что, зеркальные облака? — спросила я. — Я бы, наверное, удивилась, если бы ещё могла.

— Очень любопытное явление природы, — отозвался старик.

Отражение крохотного белого лица в полукруглой кабине заколыхалось, и дымчатая волна стёрла его, открывая взору синее ночное небо, щедро усыпанное горстями незнакомых звёзд. Можно было различить недвижимые шлейфы туманностей, которые оттеняли дрейфующие прямо по воздуху неровные пятна. Куски горной породы неспешно летели сквозь небо справа налево, и это странное явление казалось мне смутно знакомым.

— Как думаешь, где мы? — спросил дядя Ваня.

— Очень далеко и от Ковчега, и от Земли, — протянула я. — Может быть, даже в другом конце Галактики.

— Надюша, сообщи обстановку за бортом, — распорядился дядя Ваня. — К чему готовиться?

— Состав атмосферы: азот – сорок один процент, водород – двадцать девять процентов, фосфор – восемнадцать процентов, кислород – девять процентов. Незначительные примеси метана и неорганических соединений. Настоятельно рекомендуется использование средств индивидуальной защиты. Уровень радиации: в норме. Температура за бортом: минус пятьдесят один градус по Цельсию. Ветер: семь метров в секунду…

Великолепное место, что и говорить…

— Внимание, — добавила Надюша, — взрывоопасная концентрация азотной смеси в грузовом отсеке. Запускаю дегазацию отсека… Необходимо вмешательство ремонтной бригады.

— Надо бы заделать брешь, — подал голос дядя Ваня.

— И чем ты собрался её заделывать? — поинтересовалась я.

— Если мне склероз не изменяет, в одном из шкафчиков по правой стороне есть герметик.

— И заделывать, конечно же, буду я?

Старик промолчал.

— Это не имеет смысла, — сказала я. — Всё равно двигатель накрылся, и отсюда мы уже никуда не полетим… Надюша, проверь герметичность остальных отсеков.

— Рубка управления: утечек не обнаружено. Переходный модуль: герметичен. Кают-компания и жилые отсеки: целостность не нарушена.

— Жалко машинку-то, — скрипнул динамиком дядя Ваня.

— Раньше надо было об этом думать, — сказала я и отстегнула ремень.

Корабль застрял под уклоном, и выход из рубки теперь располагался ниже по склону.

Выбравшись в коридор, вдоль стены я спустилась к узловому модулю. В самом его углу одиноко сгрудились сумка и рюкзак. Закинув поклажу на спину, я кое-как по стене вскарабкалась наверх, в кают-компанию и решила проверить тумбочку, в которой дед держал печенье. На удивление, там обнаружилась вскрытая пачка высохших мятных пряников. Старательно смачивая хлебобулочные изделия остатками воды из раздатчика, я жадно прожевала лакомство, а желудок громко благодарил меня за долгожданную пищу.

Прикончив пряники, через коридор я направилась обратно к рубке.

Справа показалась знакомая дверь в мою каюту, от которой я старательно отводила взгляд. Это место, где я на время обретала покой. Странный трепет обуял меня, словно после долгой дороги я вернулась в давно покинутый дом, и в какой-то степени так и было. Каким я увижу его? Проверять почему-то было страшно, поэтому я миновала коридор, уже приноровившись перебираться на четырёх конечностях по наклонной плоскости…

На пороге рубки голова была извлечена из рюкзака. Бледную, лысую и неподвижную, я оглядела её со всех сторон, обнаружив лишь один коннектор, который видела впервые в жизни. Помнится, перед отключением она просила не будить её, но если есть возможность это сделать, я ею точно не премину.

— Дед, нужно запитать голову, — поставила я старика перед фактом.

— Ты хочешь включить эту мерзкую тварь? — удивлённо прохрипел динамик.

— Да, хочу. Даже если она ничего не знает, втроём нам всяко будет веселее, — пожала я плечами. — Всё равно нам здесь торчать до скончания времён…

— За то, что она сделала с Марком, тебе следовало её прикончить.

Возможно. Но, осуществив месть, я освобожу её, а это в мои планы не входило.

— Включай её. А что до Марка – прошлого уже не изменить…

— Мы здесь как раз за этим, — проворчал старик.

— Ненависти – больше не мой путь, — произнесла я. — Ненависть – это месть слабого за пережитый страх. А мне бояться уже нечего.

Динамик издал тяжёлый вздох:

— Артефакт, Лиза… Нам нужно разобраться, как он работает, а не тратить время на всякие глупости.

— Он никуда не денется, — махнула я рукой. — Да и не припоминаю, чтобы в «Виаторе» была припрятана научная лаборатория, поэтому мы быстро разберёмся. Понюхаем, потрогаем и попробуем на вкус. Это займёт ровно три минуты. Ну а пока что – подключай башку.

Я решительно водрузила голову на свободное кресло пилота.

Немного помедлив, дядя Ваня выпустил «руку», которая с жужжанием по воздуху продрейфовала к голове. Началось какое-то движение, копошение. Дроны аккуратно выкусывали кусочки материи из основания шеи, обнажая оплётку и дорожки электрических схем. Иногда с шелестом от роя отделялись несколько «пчёл», убывали к техническому шкафчику и скрывались в полутьме за приоткрытой створкой, а затем возвращались с деталями. Через какое-то время стая «пчёл» достала из шкафчика препарированный провод. Хитросплетение жил было распутано и организовано в несколько пучков с контактным элементом. Одну за другим «пчёлы» сопрягали жилы с элементами в разобранной шее.