Глаза на голове распахнулись. Чёрные зрачки забегали, заметались из стороны в сторону, то сужаясь в точку, то расширяясь почти до размеров глазного яблока. Выглядело это зловеще и пугающе, словно демон вселился в ожившую голову, отделённую от тела. Спустя несколько секунд метаний голова остановила глаза и уставилась мне в душу. Зрачки расширялись и расширялись, и когда место белка͐ заняла кромешная чернота, меня кинуло в дрожь. Казалось, сейчас раскроется рот, и в меня брызнет едкая кислота, острые клинки или щупальца прямиком из ада…

— Узнаю этот мрачный взгляд из-под бровей, — электромеханическим голосом произнесла голова. — Здравствуй, Лиза. Как ты поживаешь?

— Это моё имя, — просипела я, пытаясь свыкнуться с ситуацией. — Откуда ты знаешь?

— Ты не помнишь, но мы с тобой пару раз пересекались, да и сейчас в одну и ту же коллекцию попали… А вообще, по пять раз на дню начинать жизнь с чистого листа – я бы такого даже тебе не пожелала…

Ехидно щурясь, голова склабилась двумя рядами идеально ровных керамокальцитных зубов. Она насмехалась надо мной.

— Тебе смешно? — удивилась я. — Это ещё что. Когда себя увидишь со стороны, просто обхохочешься.

— По крайней мере, у меня, в отличие от тебя, с головой всё в порядке, — заметила голова и засмеялась уже в голос – скрежещуще, пронзительно, словно обрушивая на меня сверху волну колотого стекла.

Далеко-далеко, за многими слоями стали и камня что-то протяжно ухнуло, отдаваясь глубокой вибрацией по помещению. Голова напротив меня пару раз моргнула и скосила глаза.

— Это вермиды, — почти прошептала она. — Так называют здешних каменных червей. Если всё так, как рассказывает твоя подружка, черви проснулись и выходят к поверхности. Ты же знаешь, почему, верно? — Голова вперилась в меня тьмой. — Почему дождевые черви вылезают из-под земли во время дождя? Бомбардировка каплями тянет их наверх, им любопытно узнать, что происходит…

Мозг уже едва справлялся с потоком нахлынувшей информации, поэтому я не знала, что ответить. На лице головы словно бы мелькнула тень сочувствия.

— Да, ты не успеваешь прожить и дня, как забываешь его… Знаешь, кто я?

— Мне наплевать, — изобразив равнодушие, ответила я. — Мне не нужны друзья.

— Я не собираюсь записываться к тебе в приятели, — брезгливо бросила она. — И пусть я даже несколько раз пыталась облегчить твои муки, но, поверь, это не от большой любви. Как водится, я не особо преуспела.

— Я не знаю тебя. Ты врёшь.

— Может, и вру, — ухмыльнулась голова. — Но ведь ты никак не сможешь это проверить. Они свели тебя с ума, превратили в овощ и сделали своим инструментом.

— А ты, стало быть, наслаждаешься полноценным образом жизни? — съязвила я в ответ.

— Я уже много дней и недель здесь, уже и не помню, когда они сняли меня с тела, —пропустив колкость мимо ушей, бормотала голова. — Я им больше не нужна, они вытащили из меня всё, что хотели, поэтому почти всё время держат меня в гробу. Иногда он катается туда-сюда по этим лабиринтам из одной лаборатории в другую… Иногда они думают, что я сплю. Но я не сплю. Я никогда не сплю и периодически слышу, как она с тобой возится… Иногда она рассказывает тебе какие-то истории из прошлого. По правде говоря, это больше похоже на общение с коматозницей…

Словно покойник перед погребением, я лежала в стальном гробу, а девушка в чёрном мундире иногда открывала крышку и присаживалась рядом, чтобы рассказать… О чём? О наболевшем? Поделиться мыслями или выяснить, как я себя чувствую? Я пыталась отогнать от себя сцену, выраставшую в воображении, а Вера тем временем продолжала:

— Похоже, у вас было короткое, но весьма увлекательное совместное путешествие. Иронично, что она спасала твою жизнь, а потом приняла смерть от твоих рук. Но смерть меняет людей, это она верно сказала. Она больше не та, кого ты знала раньше.

— Она просила меня помочь ей, — вспомнила я, пытаясь собрать воедино рассыпающуюся конструкцию мыслей. — Сказала, что у меня есть необычные способности. Я не знаю, правда ли это, но видела что-то… Больше всего напоминавшее бойню. Всё горело, гибли люди… — Я прокручивала в памяти ускользающие лоскуты видений, мерцавших перед глазами несколько минут назад, во время беседы с незнакомкой по имени София. — Но я не знаю, мои ли это воспоминания.

— Суперспособности, как у киногероев? — осклабилась голова. — Меня вообще сложно удивить, но тебе это удалось ещё там, до всего этого. Когда я узнала, сколько людишек ты прикончила. Надо было позвать тебя в организацию, вышел бы толк… Кстати, меня зовут Вера, если это о чём-нибудь тебе скажет.

— Вера, говоришь? — Я повертела это имя так и этак, присмотрелась к нему. — А как насчёт тебя? Может, ты ещё опаснее меня? Может, не зря они держат тебя в таком виде?

— Я уже давно смирилась с тем, что останусь здесь навсегда, — сощурившись, сказала Вера.

— А сколько смертей на твоих руках?

— Побольше, чем на твоих, — усмехнулась она. — Правда, они не были столь значимыми для меня. Ты собрала все самые жирные сливки, но вот кое-кого из тех, кого я переломала, стоило бы повесить в рамочку. Чего только стоит твой дружок Марк, так вовремя подвернувшийся мне под руку…

Зябкий холод объял отсутствующие конечности. Восстал перед взором узкий сквозной коридор вагона, усыпанный блёстками стёкол. Отпечатанное в подкорке имя вспыхнуло молнией электрической лампочки, ослепительно мерцавшей на весь вагон. Марк…

Тот, кто был дорог мне, как родной брат и больше. Тот, кто нянчился со мной, вытаскивал из передряг, с кем вместе мы зарабатывали первые шальные деньги… Я вспомнила его, как разом вспомнила и ту, что оборвала его жизнь в вагоне поезда. Это ведь она была прямо передо мной – только руку протяни!

— Вера, — прошептала я, почувствовав волну нестерпимого расширявшегося жара внутри.

— Наконец-то вспомнила! — торжествующе воскликнула голова. — Я-таки достучалась до твоего дохлого мозга!

— Я тебя прикончу! Разорву к чертям! — Я тщетно рванулась вперёд, но широкая стальная скоба намертво приковывала руку.

— Давай, попробуй! — раззадорилась Вера. — Сыграем, наконец, нашу последнюю партию! Только имей в виду, фигуры будут одного цвета!

Убить её! Сжечь! Я ведь теперь умею, правда, не помню, как… Нет, не сжечь… Раздавить эту треклятую голову чем-нибудь тяжёлым!

Ненависть кипела во мне, как кислота в раскалённом добела чугунном котле. Пальцы сами собой до боли сжимались в кулак. Словно вторя моему внутреннему состоянию, задрожали вокруг стены. Мелко зазвенел металл на столе, закачались капсулы, висящие в захватах.

Ненавистная голова сверлила меня взглядом двух чёрных мячиков для гольфа, ложе её шаталось из стороны в сторону – а за всем этим я видела стол с мехапротезами внутри. Так нужные мне, они лежали и ждали своего часа. Ждали, когда станут частью меня.

Сейчас… Прямо сейчас, безотлагательно!

Всю свою волю я направила в одну точку – прямо на тонкую лёгкую створку тумбы-стола. Открывайся… Открывайся же, чёрт тебя дери! В сторону! Вон, прочь, двигайся к хренам собачьим!

И створка сдвинулась. Отползла на сантиметр. Затем на два, на пять, и ещё. Вот уже засеребрилось в полутьме ниши. Я напрягалась до слёз изнеможения, а створка отъезжала в сторону, и наконец сквозь залитые жидким свинцом веки я разглядела биотитановые конечности, лежащие в нише. Пара глубоких вдохов – и с новым усилием механическая рука сдвинулась с места. Сначала легонько, незаметно. Потом её с шелестом вывезло из ниши, и она рухнула на бесцветный пол. А затем потащилась сквозь помещение…

Мне казалось, что время, словно резиновая лента, растянулось до галактических размеров. Искры фейерверков брызгами разлетались из-под век. Медленно, но верно, волоча по полу серыми пальцами с синеватыми сервоприводами жил, механическая рука ползла ко мне, пока не пропала из поля зрения и не замерла под капсулой. Я знала – она там. Не составляло труда почувствовать расстояние между нами, её расположение и точку, за которую удобнее будет «ухватиться».