— Вот, посмотри, — сказала девушка и положила передо мной тонкий планшет. — Это мы с тобой, прямо здесь. Второе мая по земному календарю.
Фотография двух девушек, сидящих за столом. За этим самым столом, прямо как сейчас, только между ними вместо планшета с фотографией стоял чайник и два блюдца с чашками.
— А это мы с Васей на пикнике. — Лёгкое движение смуглого пальца по планшету. — Три дня назад.
Вдоль верхней части экрана расцветала сочная бирюза разлапистого дерева, под которым сидели трое. Две девушки и седеющий мужчина с добрым обветренным лицом, разместившись на покрывале поверх светло-голубой травы, поглощали съестное из пластиковой корзинки, стоявшей тут же. Ели двое – она и он. Третья девушка пустыми чёрными глазами смотрела мимо объектива камеры.
— Это ты, — сказала девушка, указывая аккуратным пальцем на сомнамбулу.
Следующий кадр – там же. Они улыбаются – снова двое. Третья участница пикника уставилась на свои руки, уложенные на коленях. Вперилась в мехапротез и бледную живую руку так, словно видит их впервые в жизни.
Я вынула свои руки из-под стола и положила ладонями кверху. Живая рука и побитый временем мехапротез. Тусклый, потёртый, он явно знавал лучшие времена, но исправно сжимал и разжимал пальцы, выполняя синтетическими мышцами все микродвижения.
Точь-в-точь как на снимке. Неужели она не врёт? Я и вправду живу здесь? Но что было до всего этого? И что со мной происходит? Где я? Кто я? Не помню…
К горлу подкатил ком, спину прошиб пот, и пока перед глазами ширился и расползался чёрный круг, я закрыла глаза и опустила лицо в ладони.
— Вот, у меня есть чип с воспоминаниями, — пробормотала девушка сквозь толстый слой упругой ваты. — Если хочешь, посмотри. Здесь немного, мы с тобой недолго вместе. Но вдруг это поможет…
Голос её вдруг изменился до неузнаваемости, и она произнесла, не размыкая губ:
… — Ты позабудешь обо всём этом через час, и я вновь покажу тебе это – в сотый и тысячный раз…
Она пристально смотрела на меня, а я вдруг оказалась внутри колокола, через который доносились вибрации чужих мыслей – её мыслей.
… — Что же будет, когда мы достигнем дна? Может, рассказать ей всё, как есть? Это очень тонкая грань, не наломать бы дров…
Взмах ресниц – и ощущение ушло столь же внезапно, как появилось. Вынырнув из гулкого пузыря, я встрепенулась.
«Она что-то задумала», — шептал голос в голове. — «Она хочет навредить. Не слушай её, не смотри эти фотографии. Ты даже не знаешь, кто их снимал».
Эхо мыслей перекатывалось внутри черепа из стороны в сторону, отскакивая от его стен. Бах, бах, бах – всё громче и громче.
«Она расскажет тебе что угодно – и ничего из этого ты не в состоянии проверить!» — шипел демон. — «Если дашь себя одурачить, мы все окажемся в беде!»
У неё слишком честные глаза, слишком мягкий голос. Такие люди просто не могут желать зла… Она единственная, кто может помочь мне найти себя…
«Кто снимал эти фотографии?» — свистел голос.
Нельзя верить… Тогда кому мне верить?! Я не помню ничего и никого, кроме неё, и если не верить ей – кому же тогда?!
«Смотри хорошо – и ты узнаешь, что всё вокруг тебя – ложь».
О чём ты?
«Совершенно голые, белые стены! Ни одной картины на стене, ни одной фотографии, ничего!»
Мало ли какие у кого вкусы? Будь у меня своя комната, я бы тоже не стала обклеивать её стены плакатами и рисунками. Я всегда любила простоту и лаконичность.
«Всегда? А сколько ты себя помнишь? Давно ли ты здесь? Ты ничего не видишь, но тогда, может быть, услышишь?»
Я ничего не слышу. Всё тихо…
«Вот именно! В живом мире за стенами звучит жизнь, стучит, шуршит, гомонит. В настоящем мире под окнами раздаётся детский смех, но мир без звуков и без детей – это мёртвый мир. Обитель лжи».
Если дети не смеются, это ещё ни о чём не говорит. Нет звуков? Здесь просто хорошая звукоизоляция…
«Чем здесь пахнет?»
Ничем. А разве должно? Тут такая стерильная чистота, всё белым бело, так откуда же взяться запахам…
«Вставай и выгляни в окно!» — приказал голос.
Вскочив со стула, я прошагала к оконному стеклу и выглянула наружу. Метрах в десяти напротив возвышалась двухэтажная белоснежная юрта из полимерного материала. Правее и левее – точно такие же купольные домики. Ровная шеренга гладких и аккуратных юрт исчезала за изгибом галереи, укрытой прозрачным сводом. Мимо домика под самыми окнами моего второго этажа шли люди.
Стремительно просеменил худой высокий мужчина, быстрый и сосредоточенный. Две женщины, увлечённо беседующие о чём-то, неспешно проплыли мимо. Странной угловатой походкой вдоль тротуара проследовала отдалённо похожая на человека поблёскивающая металлом фигура. Робот… Пролетел над самой дорогой уборщик, втянул в своё нутро невидимую каменную пыль, продул пространство свежестью. Ещё один мужчина прошёл мимо с собакой на поводке. Вернее сказать, собака вела за собой мужчину. Суетливый, совсем ещё небольшой щенок стремился познать мир…
В комнате же царила полная тишина – шумоизоляция окна гасила все звуки. Пошарив глазами в поисках шпингалета, я убедилась в том, что окно закрыто наглухо, и обернулась.
Девушка с каштановыми волосами сидела на стуле и внимательно смотрела на меня.
— Они хотели положить тебя в больницу, — произнесла она. — Изолировать тебя. Но я убедила их в том, что ты можешь остаться здесь. Это наш дом.
Взор мой упал на уголок толстого стекла, полупрозрачный узор привлёк моё внимание. Почти незаметными кривыми буквами на поверхности стекла пальцем было выведено единственное слово:
«Взаперти»
И в эту же секунду под окном вновь появился человек с щенком на поводке. Собака всё также настойчиво протянула мужчину мимо окна. Ощущение дежавю не ушло вместе с человеком, который скрылся из поля зрения, но, напротив, усилилось.
«Взаперти». Ко мне вдруг пришло отчётливое понимание – это про меня. Это я. И мне просто необходимо было оставить свой след в этой итерации осознанности посреди беспамятства. Дополнить собственную картину. Эта отметина, след кожи на стекле осталась единственным, что принадлежало мне в чужом мире.
Аккуратно и незаметно для девушки рядом с начертанным словом я вывела пальцем ещё одно слово. Букву за буквой – «щ», «е», «н», «о», «к». Сильная взбудораженность овладевала мною, сердце ускорялось, а сквозь голову пробежала череда пульсирующих разрывов, словно по минному полю на полной скорости шёл тральщик.
… — Мы здесь всего лишь пару месяцев, но мне кажется, что прошли годы, — говорила девушка сквозь гулкий пульс. — Под этими двумя звёздами я совсем перестала чувствовать время…
… — Ты никогда не задумывалась о том, реален ли мир вокруг? — глядя на меня сквозь толстое стекло, спросил стоящий посреди улицы сухощавый юнец. — А что, если его выдумали для тебя?
Теперь он сидел напротив меня. Сидя на крыше одного из интернатских бараков, мы наблюдали, как на густой лес опускалось закатное солнце.
— Я бы заметила, — сказала я будто чужие слова чужими губами. — Этот мир был бы слишком идеальным.
— Напротив, — усмехнулся собеседник. — Этот мир был бы полон ошибок.
— Он действительно полон ошибок, — тихо согласилась я.
— Что ты сказала? — донёсся голос позади меня.
Прошелестела пластиковая ножка по мягкому полу.
— Лиза, я не причиню тебе вреда, — пробормотала девушка. — Это же я, твоя Софи. Вспомни меня, пожалуйста…
Мне ни о чём не говорит твоё имя. Что, если оно просто выдумано? Может быть, это ещё один выдуманный мир? Что, если ты в нём тоже ненастоящая? Но как это проверить? Любую суть можно постичь, разобрав её на части, заглянув внутрь. Наверное, стоит проверить, что у тебя внутри.
Я обернулась. Девушка напряглась, собралась и теперь пристально смотрела на меня.
Но если всё вокруг вымышленное – не значит ли это, что я тоже выдумана?
Пока я стояла посреди комнаты, обхватив голову руками, чтобы подавить нестерпимое желание разобрать на части всё в пределах видимости, она встала, дрожащими руками придвинула стул к столу и сделала два шага в мою сторону.