— Да какая разница? Ну служил твой дед в какой-то там дивизии…

— «Галичина»! Когда ты уже наконец запомнишь?!

Истеричный Володимир и Иней, похоже, были в давних контрах.

— Всем плевать, — протянул Иней. — И мне тоже. Но если я о нём ничего не рублю, то вот такие, как ты у нас на зоне были в роли голубцов-акробатов… Как там ужин наш? — перевёл тему Иней, увидев, как багровеет его собеседник, и подошёл к плите, на которой дымила кастрюля. — Ты хоть поглядываешь?

— Я мешал.

— Как мешал, комки одни! Я сам помешаю, а ты ливер дави, нехер лататься почём зря!

Володимир встал, достал два стакана средней чистоты и наполнил их прозрачной водой из канистры, стоявшей рядом. Поставив стекло напротив нас, сел, дождался, когда я осушу свой стакан до дна, и с резиновой улыбкой поинтересовался:

— Куда путь дег’жите?

— Мы из Спинетты, — ответила я, отставляя ёмкость в сторону. — Шли на запад, к морю, но обстоятельства изменились, и теперь мы идём на юг.

Блаженство спускалось вниз по пищеводу, наполняя прохладой истосковавшиеся по влаге слизистые оболочки. Всё-таки дождевая вода, которой мы утоляли жажду из лужи после ливня, не шла ни в какое сравнение с ледяной родниковой. Или, как минимум, колодезной.

— А что на юге? — спросил Володимир.

— Мы хотим осесть и подождать, когда всё встанет на свои места, — сообщила я. Вроде, не слишком много сказала.

— А г’азве что-то не на своих местах? — приподняв бровь, поинтересовался собеседник. — В смысле… Люди же убивали дг’уг дг’уга и пг’одолжают убивать. Не меняется г’овным счётом ничего. Видимо, так уж заведено у людей.

Иней отвлёкся от кастрюли и выставил на середину две нарезки – подсохший хлеб и сыр. Володимир сделал себе душевный бутерброд и тут же принялся жевать, разглядывая нас исподлобья. В основном Алису, молчавшую всё это время. Я сделала бутерброды ей и себе.

— Экий ты философ, Вова, — хмыкнул Иней.

— Г’уками у нас г’аботаешь ты.

— А ты, стало быть, желудком, — парировал тот.

Дожевав ломоть, я сказала:

— С точки зрения философии всё понятно, но я немного о другом. Уже скоро всё полностью изменится.

— По-моему, ничего уже не изменится, — сказал Иней. — Тут всё это надолго. Кто-то дал дрозда с этим вирусом, а потом Земля прислала ребят разгребать бардак. Если бы я сразу знал…

— Разве такое можно разгрести? — Я вспомнила огромную, непроницаемую толпу доходяг, сошедшихся на шум плотины.

— Да их жечь придётся ещё года три! — воскликнул мужчина.

— Вам доводилось?

— Я решил не гонять порожняк и выбрал свободу, — пространно ответил он. — Я лучше где-нибудь в тихом месте пересижу, а там, глядишь, через полгодика всё и наладится. А Земле мы нафиг не нужны.

— Полгодика – это вы круто взяли. — Мы с Алисой переглянулись, на её лице мелькнула бледная тень улыбки, но как-то стало понятно, что не стоит так сразу вываливать на собеседников новость о включившихся Вратах.

Насытившись бутербродами, я размышляла о судьбе, которая, кажется, наградила нас после ада, через который мы прошли. Пусть и странноватые, эти люди жили в относительном спокойствии и в безопасности. У них была еда, вода и электричество. В большом доме было много комнат, поэтому здесь с лёгкостью хватит и нам на ночлег…

— Это то, о чём я думаю? — В дверях, щурясь от света, появилась тощая всклокоченная женщина.

Завидев нас, нежданных гостей, она замерла, улыбнулась одними тонкими губами и обратилась к мужчинам:

— Мальчики, вы хорошо себя вели? Не обижали гостей?

— Нет, Фег’ганочка, всё в пог’ядке, — заискивающе проблеял Володимир.

Немолодая на вид и одетая в потёртые джинсы и серую мятую блузку, она проковыляла в кухню и уселась за стол, заплетая дрожащими руками хвост из неопрятных волос. Острые черты лица, телосложение худощавое почти до кожи, висящей на костях. На подобных персонажей мне довелось насмотреться. Шальной блеск в глазах, бледная до синевы кожа и дёрганые движения выдавали в ней наркоманку со стажем…

— Благодарю, нам здесь оказали радушный приём, — выдавила я из себя.

— Мы всегда рады гостям, — приторно улыбнувшись, сообщила женщина, выдавая лёгкий акцент. — Жаль только, в последнее время к нам не очень часто заходят. Но нам хватает.

Я изучала хозяев. Смуглый, одутловатый, картавый Володимир на вид был лет двадцати пяти-тридцати от роду. Сын пожилого Инея? Нет, не очень-то они и похожи. Разные типажи, цвет волос и даже глаза… И что за странный чуб у него на голове? И женщина эта была им чужой. Они не были семьёй.

— Вы-то, небось, голодные с дороги, — приговаривал Иней, двигая плечами у плиты. — Аппетит ваш мы немного подогрели, а впереди – главное блюдо. Деликатес, ни дать, ни взять.

— Апчхи! — чихнула Алиса и тут же получила от меня в руки второй бутерброд с сыром.

— Иней, ты следишь? — спросила женщина. — Самое главное – доварить, но они не должны развалиться…

— Всё хорошо, Фергана, я слежу, — отозвался старший.

— Вот и отлично. На этого рассчитывать не стоит.

— Утг’ом опять пг’идётся готовить, — пробурчал толстяк.

— Можно подумать, ты будешь готовить, бездарь, — хохотнул мужчина у плиты, отвлёкся от готовки и присел за стол.

— Ну и как там, на севере? — обратился ко мне. — Много мертвечины?

— Как и везде, — отозвалась я. — В городах много, в сельской местности поменьше. Может быть, есть места, где их нет совсем.

— Их бы химикатами, как в Ла Кахете, — задумчиво пробормотал Иней, а затем будто спохватился. — Слушай, ты с Земли?

— Не совсем.

— Но ты разговариваешь на русском.

— Как и все мы здесь.

— Я всегда говорил, что русские – это лучшие выживальщики в мире, — удовлетворённо заметил Иней.

— Это пг’осто совпадение.

— Я видела разных людей, — призналась я. — Они говорили на разных языках, и они были разными.

— Но все они уже склеили ласты, — задумчиво пробормотал мужчина. — А ты осталась. И я тоже. И этот, но он – исключение.

Он брезгливо оглядел Володимира с головы до ног.

— Самое главное тепег’ь – это умение убивать. — почти надменно произнёс Володимир, а затем обратился ко мне: — Если бы ты не убивала, ты не добг’алась бы сюда.

Это было правдой, и я промолчала.

— Да, у каждого из нас есть маленький секрет, — усмехнулся Иней. — Как думаешь, бандеровец, может, дать гостям расклад про твой?

Володимир стал краснее прежнего и неразборчиво двигал губами, силясь что-то сказать, а Алиса принялась жевать бутерброд с двойным усердием, переводя взгляд с одного человека на другого. Натерпевшийся ребёнок жадно впивался в хлеб с сыром, будто это был последний в её жизни бутерброд.

Тем временем Фергана, сидя на стуле, ёжилась, дрожала, почёсывала руки и всё пялилась на Алису. Заметив мой взгляд, она принялась делать вид, что изучает свои обкусанные ногти. Её явно ломало, а я уже начинала сомневаться, стоит ли оставаться в этом доме.

Проглотив последний кусок и запив его холодной водой, Алиса прогундосила:

— Можно мне в туалет?

— Первая дверь налево, — махнул рукой Иней, подсаливая кастрюлю из стеклянной солонки.

Девочка вышла из помещения.

Опёршись локтями на скатерть, я зажмурилась, протёрла глаза и почувствовала боль в груди. Прислушалась к ней, обратила наконец внимание на внутренние ощущения. Она толчками била изнутри в грудную клетку, напоминая о том, что я уработалась буквально до полусмерти, чтобы добраться сюда. Смерть уже практически дышит мне в затылок. Ощущения были не новы, но сколько я так протяну?

Успокаивающе гудели голоса. Иней говорил какие-то, по большей части жаргонные слова, которые я не могла связать в осмысленный текст. Ему скрипуче отвечала женщина, остались лишь интонации.

Кажется, у меня больше нет сил, чтобы бежать. Какой-то смутный червячок сомнений копошился на задворках сознания, о котором, впрочем, я вскоре с радостью забуду. Сразу же, как только приму горизонтальное положение. Я обязана была наконец вздремнуть в тепле и сухости…