— А король возвратился из похода? — вопросила Алиса с надеждой в голосе.
— Принцесса забрала себе свои владения, но о том, вернётся ли король, мы узнаем позже. Я не буду загадывать наперёд, но мне почему-то кажется, что у принцессы всё сложится хорошо.
Девочка сникла и уставилась в потолок, а я сидела на полу у кровати и слушала воцарившуюся тишину. Никак не получалось расслабиться, мерещились какие-то скрипы, хрипы, чей-то шёпот, но всё это было лишь игрой уставшего разума после долгого дня, полного движения и суеты. Снаружи ветер пел свои песни, сочился сквозь брёвна и играл на струнах нервов.
Алиса сосредоточенно рассматривала смешного медведя в полосатом колпаке и с красным леденцом в лапах.
— Как ты думаешь, — спросила она вдруг, — мишке больше нравится, когда леденец – вот так? — С этими словами она повернула «леденец» крючком вверх. — Или наоборот?
— А ты спроси у него сама, — предложила я.
— Как я у него спрошу? — Она вдруг взглянула на меня с величайшим снисхождением, как на несмышлёного младенца. — Он же неживой.
— Можно представить себе, что он живой, и спросить. Что-нибудь он да ответит?
Алиса промолчала и отвернулась к стене, тиская любимую игрушку. Я погладила девочку по гладким шелковистым волосам, поднялась и вышла из комнаты. Придвинув стул вплотную к подоконнику, сквозь тонкую щёлочку меж оконных ставен я впитывала в себя перезвон сверчков и вечерний воздух, несущий прохладу после жаркого дня. На крыльце всё так же, уложив голову на лапы, возлежал Оскар.
— Спокойной ночи, мишка, — едва слышно донеслось из соседней комнаты.
Тихо-тихо, чтобы слышал только плюшевый мишка, но недостаточно тихо – я тоже услышала.
Игрушка не ответила ей, а сердце кольнул острый шип. Нежданный, внезапный и краткий момент острой боли, выворачивающий наизнанку, словно тычок в локтевой нерв. Подкатила вдруг тёмная волна, девятый вал прошедших дней, тревог и очередного забега наперегонки со смертью. Нависла надо мной и обрушилась сверху нечеловеческой усталостью. Обессиленная, словно воздушный шарик, пробитый булавкой, я облокотилась на подоконник, уложила голову на живую руку, но сил уже не хватало даже на слёзы…
Я думала о том, что в маленьком человеке, засыпающем за стенкой в окружении мягких плюшевых зверей, всё ещё жила невинность. Та самая, которая от меня давным-давно ушла, оставив из детских игрушек один только страх. Этот страх помогал мне выживать, но разве выживание – это жизнь? Обязан ли восьмилетний ребёнок вместе со мной ежедневно прорываться сквозь мир, где людей заменили безумные смертоносные твари? Чем здесь можно жить, кроме как тщетной надеждой на то, что когда-нибудь всё это закончится?
Я знала – настоящая надежда ещё опаснее и коварнее ложной. Она способна держать душу на плаву, но в какой-то неизвестный и нежданный момент что-то вдруг неуловимо изменится, и она, уходя, заберёт с собою всё, включая разум и желание жить. Оптимизм был для меня непозволительной роскошью, а пессимизм твёрдо, настойчиво раз за разом повторял – последняя пуля в пистолете теперь не моя. Теперь эта пуля принадлежит Алисе, это её спасение и шанс остаться человеком, когда настанет время выбирать.
Что же касается меня – у меня теперь есть дар. Смысл, предназначенный для меня, чтобы я могла жить и бороться. Теперь мне есть за что сражаться, и это было сильнее любой надежды – я должна уберечь Алису от последней пули любой ценой…
* * *
Я очнулась возле окна всё в том же положении. Рука затекла, шея болела, голова доверху была набита гулкой ватой. Сквозь приоткрытую ставенку доносился птичий щебет, солнце постепенно нагревало сухую землю, пророча ещё один жаркий день. По двери царапнула когтистая лапа, и я подпрыгнула на месте. Лишь через секунду, когда с той стороны донёсся короткий негромкий «вуф», я сообразила, что это Оскар, и впустила его в дом. Он просеменил в комнату к девочке, взобрался на кровать и свернулся клубочком у неё в ногах.
Алиса спала в окружении игрушек. Медведь валялся на полу – похоже, свалился во сне. Я подошла и усадила его рядом с подушкой, затем разложила по тарелкам тушёнку с консервированным горохом и уселась на кухне завтракать. Пока я отрешённо поглощала пищу, взгляд мой блуждал по стенам, по столам и закрытым шкафчикам. Было тихо – даже слишком.
Взгляд мой зацепился за радиоприёмник на пустом холодильнике. Я подошла, включила устройство, и из динамика раздался размеренный мужской голос:
… — соблюдать следующие рекомендации: держать при себе основные документы – идентификатор гражданина Конфедерации, водительские права, лицензию на проживание, а также дневной запас питьевой воды…
Что-то новое. Как мы не заметили эту трансляцию, пока ехали в машине? Чтобы не разбудить ребёнка, я сделала потише и прильнула ухом к динамику. Голос продолжал:
… — Проинформируйте соседей и знакомых. Немедленно пресекайте любые проявления паники и недостоверные слухи. По возможности оставайтесь внутри помещений, избегайте выходить на улицу без крайней нужды. В случае, если ваш район объявлен специальными службами зоной возможного заражения, закройте окна и отключите электроприборы. Наденьте резиновые сапоги, плащ, возьмите тёплые вещи и основные документы, оповестите соседей и дожидайтесь информации о прибытии эвакуационной бригады. Сообщение о времени прибытия будет централизованно отправлено на мобильные устройства. Адреса временных лагерей в районе…
Мужчина перечислял географические названия. В дверях тем временем появилась Алиса, закутанная в одеяло – она зябко ёжилась и протирала заспанные глаза. Я жестом указала на накрытый стол, девочка села и принялась вяло копошиться в тарелке. Голос закончил перечисление и замолк, а из приёмника брызнули пронзительные отрывистые звуки – словно кто-то набирал телефонный номер в тональном режиме. Звуковой шифр? Нет, азбука Морзе…
— Кажется, я догадываюсь, где может быть твой дедушка, — сказала я.
Алиса поглощала завтрак, а я сбегала в машину за картой, развернула план провинции посреди стола и вооружилась карандашом. Резкая трель морзянки из приёмника оборвалась, и голос не заставил себя ждать:
— В регионе объявлена чрезвычайная ситуация. Всем жителям предписано сохранять спокойствие и соблюдать следующие рекомендации: держать при себе основные документы…
По мере того, как голос на записи перечислял населённые пункты, я отмечала их на карте. Девятнадцать вдавленных в бумагу кружков, разбросанных по всей Соноре и даже на востоке, за её пределами. Ближайший от нас временный лагерь – в городке Эспера, в полусотне километров к югу, прямо перед широкой магистралью, насквозь пронзавшей регион, словно вязальная спица.
— Не вижу смысла сидеть здесь, — сказала я Алисе, изучавшей карту рядом со мной. — Можем поискать твоего дедушку в лагере беженцев. Если он где и есть – то, скорее всего, там.
— Почему ты так думаешь?
— Во-первых, приёмник настроен на эту частоту. Во-вторых, в доме прибрано и чисто – а значит его покидали спокойно и без спешки. В-третьих…
— Машина на месте, — просияла Алиса.
— В точку! Но я должна тебя предупредить…
— Я знаю, — тихо промолвила она. — Я помню, что происходит вокруг.
— Ты должна быть готова ко всему. К тому, что мы его не найдём. К тому, что он может оказаться бродягой. Я буду рядом с тобой, но и тебе надо быть сильной. Договорились?
Алиса кивнула. Затем выбежала из гостиной, и за стеной, в спальне что-то загремело, зашуршало. Через минуту девочка вернулась с зелёным армейским биноклем в руках.
— Вот. — Она поставила устройство на стол. — Дедушка давал его мне поиграть, но теперь он точно нам пригодится.
— Какая же ты умница, — улыбнулась я. — Что бы я без тебя делала?..
Вновь отправив Алису собираться в дорогу, я вышла на крыльцо с намерением посмотреть, что может стучать в подвеске. Вопреки ожиданиям, вокруг не было ни единой души – ни живой, ни мёртвой. Лёгкий освежающий ветерок играл высокой травой, а где-то в отдалении, похоже, стрекотал вертолёт. Звук его всё отдалялся, пока не стих совсем, но его отголосок напомнил мне о том, что мы здесь всё же были не одни.
