— Неужели кто-то платит за какие-то дурацкие кораллы? — фыркнула я.

— Кое-кто платит, но на Циконии за них не дадут и ломанного гроша. Тем не менее, вывозить их строжайше запрещено. Экосистема, планетарное достояние и всё такое прочее.

Он пальцами изобразил в воздухе кавычки.

— Значит, мы теперь браконьеры? Будем таскать краснокнижные растения и бедных зверей с планеты на планету?

— Нет, мы контрабандисты. Вернее, контрабандистка теперь ты. — Он сделал упор на местоимение. — А мы с Ваней – уже довольно давно. Дело не ограничивается кораллами или животными – это в нашем деле скорее исключение, нежели правило… Ты знаешь, в чём заключается главный философский принцип контрабанды?

— У неё ещё и философия есть? — Я прыснула со смеху. — Ну ты даёшь, Марк…

— В этом мире, — невозмутимо продолжал Марк, — наибольшая доля в стоимости вещи – не сама вещь, а возможность её безнаказанно получить…

В кают-компанию с шелестом вкатился дядя Ваня. Подъехав вплотную, он проскрежетал:

— Скоро будем на месте. С вами на станцию я не пойду, а вы, прежде чем соглашаться на сделку, убедитесь в том, что машина действительно отключена от Сети. Кардан – человек свой, но мало ли что… Как говорится, доверяй, но проверяй.

— Хорошо, — согласился Марк и поднялся с диванчика. — Пойдём одеваться, Лизуня. На станции прохладно, так что накинь под скафандр что-нибудь утеплённое…

* * *

Поворотный шлюз пополз в сторону, и передо мной открылась серая стальная платформа. Она казалась бесконечной, но это была оптическая иллюзия – метров через сто она резко обрывалась, и начиналось неоглядное космическое пространство. Чёрное полотно, усеянное сияющими искрами – таким был вечный космос. Так выглядела вечность, и она заставляла моё сердце трепетать в груди…

— Это твой первый выход в открытый космос, Лиз? — спросил Марк, участливо заглядывая мне в лицо сквозь визор шлема.

— Да. До сих пор летала только внутри, — произнесла я, стараясь унять дрожь в теле.

Шлюзовая камера замерла, и я сделала робкий шажок вперёд. Марк с сумкой тем временем преспокойно вышел наружу и шагнул с бортика вниз. Медленно-медленно он спланировал на металл, обернулся и стал ждать меня. Наконец, кое-как осваиваясь с практически полным отсутствием гравитации, я оказалась на платформе. Магнитные ботинки бесшумно прилипли к металлической поверхности, и я огляделась.

Сбоку платформа оканчивалась пологим спуском, а за ним на огромном футбольном поле из серой стали выделялись четыре квадрата шлюзовых ворот, три из которых были накрест перечёркнуты жирнющими красными линиями. Все четыре дока были заперты. По сторонам конструкции во все стороны торчали длинные столбы с антеннами и какие-то пилоны, усеянные фотопанелями, точно деревья – листвой…

Спускаясь по наклонному серпантину бок о бок с Марком, я инстинктивно втягивала голову в плечи – столь всеобъемлющей была чёрная пустота над головой, столь беззащитной я себя чувствовала в ней, удерживаемая от падения в неё лишь магнитными ботинками. Марк же в одной руке сжимал сумку с нашим грузом, а другой на всякий случай придерживал меня, пока мы добирались до неприметного люка в поверхности станции.

Пневматические запоры бесшумно убрались в пазы, и люк в полной тишине отворился, выпуская наружу, из кислородного шлюза, свет ярких ламп. Мы с Марком, словно две невесомые пушинки, спустились по лесенке и застыли в напряжённом ожидании. Обратное движение створки, скольжение запоров – и шипение нагнетаемого воздуха заполнило собой крохотное помещение. Сразу же пришла гравитация – слабая, едва заметная, еле-еле влекущая меня к полу. Через некоторое время створка внутреннего люка в полу открылась и ушла вниз, а мы, несколько потяжелевшие, спустились в просторный ангар.

Марк снял шлем, я последовала его примеру. Запахло смесью технического масла, горелого пластика и чего-то съестного. Откуда-то лилась рок-музыка, эхом рикошетила от стен и от большого пожёванного временем корабля, который воцарился посреди дока. Вдруг, совершенно дико и неуместно, из бокового прохода с гоготом вынырнули трое ребятишек лет пяти – двое совершенно чёрных, словно межзвёздное пространство, курчавых негритёнка и один белобрысый мальчуган. Они с хохотом понеслись в сторону просторного дока и принялись звонко кричать там, подпрыгивая ввысь на добрые полтора метра и гоняясь друг за другом между массивными посадочными пилонами челнока.

— Нам туда, — сообщил Марк, выдёргивая меня из остолбенения, и направился в проход, откуда минутой назад выбежали дети.

Короткий коридор с поднятыми массивными гермошлюзами привёл нас в ангар поменьше, в котором к стенам жались кое-как брошенные глайдеры и аэромобили самых разных моделей. Разобранная «Эктения», «Мьюз», «Онэгай», два «Оверуайта»… Машин было добрых полтора десятка – похоже, здесь давно работал настоящий автосервис пополам с разборкой.

Царил полный порядок, пол был вычищен почти до блеска, всё лежало на своих местах. В углу аккуратно стояли шкафы с разнообразными расходниками – патрубками, винтиками, магнитами, какими-то промасленными узлами и агрегатами. Всё здесь было сделано своими руками – все стеллажи, лесенки, какие-то надстройки и площадки с многочисленными горящими мониторами были кустарно сколочены из досок и стальных балок – несколько хаотично, но с виду грамотно и надёжно.

Сбоку, на поднятой платформе возвышался венец автомастерской – тёмно-зелёная «Шинзенги» с небрежной жёлтой надписью во весь борт: «У меня сломан электроредуктор, заберите меня домой». Марк поставил сумку на пол, подошёл к машине и принялся осматривать её со всех сторон, заглядывать в антигравы, под днище, придирчиво ощупывать сколы на выцветшей краске. Я вертела головой по сторонам и только сейчас заметила в тёмной нише человека – вытянув ноги, он развалился на скамейке, поглощал что-то из пластиковой упаковки и внимательно разглядывал нас с Марком.

— Ну, привет, — протянул он, заметив мой взгляд, нехотя выбрался из ниши и подошёл к нам.

Одет он был в шорты, жилет неопределённого цвета и сланцы на босу ногу. Коренастый, наголо бритый, он смотрел мне в душу чёрными колючими глазами.

— Здравствуй, Кардан, — отозвался Марк. — Это наша красавица?

— Она самая. «Шинзенги Электрикс А-тридцать два», третье поколение, самая лучшая модель из всех, когда-либо сконструированных. — Мужчина один за другим ловко отправлял в рот орешки из упаковки и со знанием дела озвучивал характеристики машины. — Четыре движка, дублирование энергоконтура, запасная батарея. Изоляцию я полностью поменял. Стабилизатор взят с другой машины, осталось только вставить новый редуктор. Ну и конечно же самая изюминка – о существовании этой машины Система не знает… Где редуктор, Марк?

— Он здесь. — Марк рукой указал на чёрную сумку.

— А всё остальное, о чём мы договаривались? — поинтересовался Кардан, скомкав и сунув в карман шорт опустевшую упаковку.

— Всё тут, можешь проверить.

— Обязательно проверю. А ты пока проверь машину по базе, — сказал Кардан, набрал в лёгкие побольше воздуха и оглушительно свистнул.

Эхо покатилось по помещению, в дальней стене со скрипом отворилась дверь, и из неё вышли двое – синевато-чёрный негр и светловолосая молодая женщина в домашнем халате и кухонном фартуке. Негр, пошатываясь, направился к нам, а женщина громогласно вопросила:

— Спиногрызы не пробегали?!

— Конечно пробегали, — сразу подобрев, усмехнулся Кардан. — Там они, в ангаре. Чинят нашу старушку, наверное.

Женщина недовольно покачала головой и скрылась в проходе, из которого мы попали сюда. Негр, глядя себе под ноги, тем временем тенью подковылял к нам.

— Ногу отбил, болит, зараза… Что-то я устал, — заплетающимся языком пробормотал он. — Водки хочу.

— Ну так ляг, поспи, раз устал, а потом ещё накати, — снисходительно похлопав его по плечу, сказал Кардан. — Только чуть опосля, Юра. К нам гости пришли, привезли твои «мозги». Наконец-то сможешь скинуть залежавшуюся рухлядь… Спусти-ка нам тридцать вторую, пусть ребята посмотрят на неё поближе.