— Итак, какие у вас новости? — почти моментально отозвался дядя Ваня.
— Мы летим на Землю. Ставь чайник, нас будет трое, — отчеканила я.
— Принято. Конец связи.
Закончив возиться с сумкой, Марк выглянул из-за крышки багажника и покосился на стоящую возле пассажирской двери клетку.
— Боюсь, мы вчетвером в салон не влезем, — протянул он. — Разве что ты его на коленочки возьмёшь, а, Лизунь?
— Не проблема, — я пожала плечами. — А Мэттлока к себе на колени посадишь ты. Познакомитесь поближе.
— Хм… Думаю, мы как-нибудь уместимся, сейчас только вспомню, как здесь всё устроено…
Марк скрылся в салоне и принялся крутить допотопные ручки регулировки сидений, шумно двигая их по полозьям и вполголоса матерясь. Было уже совсем темно, с почтительного расстояния лес бурлил странными, нереальными звуками, но вскоре в чаще замелькали лучи фонарей. Через полминуты на поляну вышли несколько археологов с профессором во главе.
— Итак, молодые люди, мы готовы отправиться в путь? Отлично. — Он обернулся к молчаливым коллегам, застывшим в ожидании. — Как только доработаете площадку – можете собираться домой, в заслуженный отпуск. Если что найдёте – сразу сдавайте в бюро на учёт. Полицию отправляйте ко мне на личную почту, адрес должен быть у Астрид. И да, Семёнов, поскольку ты за старшего, следи, чтобы Парсонс не напивался, а то провалится опять в какую-нибудь яму с помоями, как в прошлый раз…
— Хорошо, батя, — пробасил бугай Семёнов через респиратор. — Если что, мы его вместе с портянками в машинке постираем.
— Эй, это всего-то один раз было! — обиженно прокозлил из темноты Парсонс. — Вы всю жизнь мне тот случай будете вспоминать?!
— Легко смыть с себя грязь, Эдвард, но чтобы смыть шлейф собственных свершений, нужно изрядно постараться. — Мэттлок шумно вздохнул. — Ладно, ребята, бывайте, обниматься не будем. Копать и откопать!
— Найти и перепрятать! — нестройным хором продолжили забавный профессиональный «пароль-отзыв» хмурые лохматые археологи.
Развернувшись и сверкая лучами фонарей, приглушённо бубня и посмеиваясь над незадачливым Парсонсом, они скрылись среди деревьев. Сиденья глайдера уже были сложены Марком в широкий диван, на котором в тесноте, да не в обиде разместились все трое – я, Марк и профессор.
Умели же раньше делать технику, выжимая из внутреннего пространства максимум места и удобства! Просторный салон двухместной Шинзенги позволял двум людям устроиться внутри на ночлег, не испытывая при этом особых неудобств. Человеку небольшого роста можно было даже не поджимать ноги…
Клетку мы оставили на поляне, а своего странного питомца Мэттлок держал теперь на коленях. Гусеница свернулась рогаликом и, казалось, спала.
— Томас ушёл в себя, распереживался, видно, — тихонько сообщил профессор, прочитав, очевидно, мои мысли. — Такой стресс, такой стресс, как я его понимаю…
— Это будет для него неплохим уроком, — заметила я. — Прежде чем лезть в чужое сознание, стоило бы спросить разрешения…
* * *
Ночь вступила в свои права. Автопилот держал курс на «Виатор», висящий на верхней границе термосферы. Тихо и успокаивающе бормоча что-то, старик поглаживал Томаса, Марк дремал на водительском месте, а я смотрела в окно. Пара тусклых лампочек на приборной панели подсвечивали моё отражение на фоне чёрной непроглядной бездны леса под нами, а где-то вдалеке, почти у самого горизонта угадывались россыпи огней далёкого города…
Мы покидали планету, а я размышляла о том, как живут люди в этом городке. Насколько он велик, чем заняты его жители, и как местные условия сказываются на их быте. Бешеный спрос на лесорубов и трактористов, кислородный нагнетатель и бытовой огнемёт в каждом доме, а по муниципальному телевидению – шутейки про брюки, заправленные в носки, реклама противогазов, аэрозолей против гусеницы-переростка и семян гигантской капусты.
Воистину, посели людей в аду – они и там вытопчут себе поляну, обживутся и вскорости будут приглашать родственников погостить. Нет ничего, что могло бы остановить тягу человека к росту, а во имя каких идеалов – не так уж важно. В конце концов, главным препятствием на пути человечества всегда была лишь разобщённость. Но если на какой-то короткий период времени удавалось сплотить критически большое количество людей для созидания, верное направление в итоге находилось, как это случилось когда-то с термоядерной энергией и гиперпереходами…
Облачный покров ушёл куда-то вниз, и небо зарябило россыпью незнакомых звёзд. Здесь, на галактической плоскости почти у самого рукава Стрельца их было ощутимо много, и космос не был иссиня чёрным, как в более отдалённых от центра тихих системах, а, казалось, светился ровным едва уловимым золотистым светом. Крошечный сдвиг в глубь галактики – и разница в освещении уже бросалась в глаза. Вновь уловив мои мысли, профессор негромко произнёс:
— В самом центре Млечного Пути настолько ярко, что самые современные светофильтры вышли бы из строя. Когда-то, будучи юнцом, я смотрел на небо и мечтал вырваться за атмосферу, на волю, увидеть своими глазами новые миры. Я хотел почувствовать эти потоки энергии, я думал, что приобщусь к какой-то сакральной тайне. Но какой смысл в откровении, если не с кем его разделить?
— Неужели вы одиноки, профессор? — вполголоса спросила я. — Столько людей вокруг вас, тянутся к вам, пытаются стать ближе… Эти здоровенные мужики в засаленных комбинезонах – они глядят на вас снизу-вверх, как дети на отца.
— Да, это так. Но вот смотрю я сквозь стекло и думаю – такую бы красоту внукам показать, — негромко произнёс археолог. — Только вот внуков у меня нет и никогда не будет.
— Иногда приходится выбирать, как оставить о себе память в веках, — задумчиво заметила я. — О нас может напоминать рождённый нами человек. А могут – наши прошлые поступки. Воспоминания людей о нас, наконец…
— Вы имеете в виду, Лиза, как часто о вас вспоминают вообще, как часто при этом – с хорошей стороны, и в вашу ли пользу это соотношение?
— Вы человек учёный, вам положено формулы выводить и соотношения высчитывать, — сказала я, провожая взглядом растворявшиеся внизу редкие огни Джангалы. — И у вас это блестяще получается, я успела про вас почитать. Но я немного не о том. Вы выбрали карьеру учёного и посвятили ей жизнь, оставив память в веках. Это ничуть не хуже продолжения рода.
Он снисходительно усмехнулся.
— А вот здесь, позвольте заметить, мне выбора не предоставили. — Помолчав, он продолжил: — У меня была огромная семья. Четверо детей, трое внуков… Дочки и сыновья, ребятишки и моя супруга отправились в круизный тур вдоль засушливого африканского побережья. Помню, как она уговаривала меня, жаловалась, что ребятам будет скучно без дедушки. Да и я сам давно хотел куда-нибудь вырваться, только вот всё времени не было, работы было невпроворот… Они должны были приземлиться в Лиссабоне и сесть там на круизное судно, но при заходе на посадку лайнер разбился. Что-то с двигателями… Почти пятьсот человек, и моя семья среди них…
— Простите. — Мне стало неловко несмотря на то, что он сам начал этот разговор. — Без сомнений, тяжело об этом вспоминать…
— Я тогда на Марсе на ферме под куполом копался… — Мэттлок глядел куда-то в пустоту. — Мне на плечо легла тяжёлая рука, и бригадир сказал: «Вашей семьи больше нет». Вот, знаете ли, в тот момент я бросил лопату, а потом и из колонии уволился. Больше не смог закапывать, да и начал откапывать – в археологи пошёл. Всё ищу в земле что-то. Может быть, их и ищу… Не знаю, но с тех пор и нахожу покой только на работе, в постоянном поиске. На работе, которая спасла мне жизнь.
— Почему вы рассказываете мне это?
— Потому что я знаю вашу историю, мисс Волкова. История за историю – на мой взгляд, это честный обмен.
В глаза попали росинки, что-то внутри меня непроизвольно сжалось в комок. Я вспомнила папу, маму, брата и то, как моё подсознание постоянно выталкивает из поля своего зрения эти воспоминания. Куда-то за черту "до-после".
