Служитель произнес несколько непонятных слов, его ладони вспыхнули мягким белым светом. В то же мгновение я почувствовал, что тело немеет, мускулы твердеют и кожу колет множество невидимых иголок. Я сосредоточился и пустил энергию ядра по телу. Тут же почувствовал, что могу двигаться. Но постарался не шевелиться, чтобы не выдать себя.

Я стиснул зубы и скосил глаза. Мои товарищи напоминали мраморные статуи. Лошади даже не дышали, по-моему. Иг медленно, словно во сне, выбрасывал скрюченные пальцы вперед — стандартный жест для атакующего плетения. Боевой маг не потерял подвижность, но и освободиться от паралича полностью не сумел.

— Ваше святейшество, — хмуро сказал командир копейщиков, — нас не погладят по голове за то, что рыцаря так приголубили.

— Это не рыцарь, дурак! — резко сказал служитель. — Лазутчики Свободных. До чего додумались — рядиться. Если бы не я, то пронюхали бы, что хотели. Свяжите и доставьте генералу, пусть разберется.

— Слушаюсь, ваше святейшество! — гаркнул десятник. Солдаты опустили копья. Поняли, что мы беспомощны.

Кто-то притащил моток веревки. Моих спутников пока не тронули, взялись за меня. Двое зашли со спины, схватили за плечи. Третий сжал мое левое запястье, принялся неуклюже обматывать.

«Пора!» — сверкнуло у меня в голове.

Я резко рванулся вперед, сбил с ног горе-вязальщика. Плечи разорвала боль. Я не обратил внимания, оттолкнулся пятками и всей массой тела упал на тех солдат, что держали меня сзади. Они не удержались на ногах, рухнули наземь. При этом увлекли меня за собой. Но руки воинов разжались, и я, охнув, кувыркнулся через голову. Мир смазался перед глазами, резко крутанулся. Я ударил руками по земле и оказался на ногах.

Время, как часто бывает в такие моменты, прекратило свой бег, замедлилось. Звуки исчезли, ушли куда-то вдаль. Я увидел копошащихся у ног копейщиков. Воины были оглушены, невдалеке лежал их товарищ. Медленно приподнимался на руках и ошеломленно тряс головой. Остальные ратники застыли в растерянности: ведь служитель зачаровал врага, тот не мог двигаться. И вдруг резкие движения, кувырки… На лицах воинов застыло выражение безграничного изумления и испуга: глаза вытаращены, рты кривятся в гримасе суеверного ужаса. За их спинами стоял служитель, что-то сосредоточенно шептал, водил руками перед собой. За его ладонями тянулись нити липкого белого света, сворачивались в бледный комок, напоминающий мягкое тесто.

На меня дохнуло волной удивительно чуждой, противной самой моей сути магии. Служитель не стал размениваться на мелочи, решил испепелить всех.

«Вперед! — приказал я себе. — Нельзя терять ни секунды!»

И тут время опять полетело галопом. В уши ворвался грохот, звяканье железа и крики людей. Я крутанулся на месте, пропустил вскользь копье самого сообразительного воина. Доспех заскрежетал, но выдержал. На выдохе я крикнул заклятие физической силы и выхватил меч. Тонкое лезвие засвистело, разрывая неподатливый воздух, легко раскроило череп копейщика вместе с шлемом. Лицо обожгли горячие капли, во рту появился привкус чужой крови. Но я не обратил внимания, выдернул клинок и ударил еще дважды. Ратники у моих ног, которые очнулись и схватились за рукояти коротких мечей, рухнули обратно. Мои сапоги окрасились алым.

«Быстрей! — вспыхнуло в мозгу. — Сейчас служитель закончит заклятие и от нас даже пепла не останется!»

Я рванулся вперед, взревел от переполняющей тело боевой ярости. Вклинился в нестройные ряды солдат и взорвался вихрем ударов. Тяжести доспехов не ощущал, меч порхал, словно бабочка на лугу. По телу разлилась восхитительная сила и легкость. Рефлексы, давно потерянные из-за отсутствия тренировок, вернулись ко мне.

Восприятие мира исказилось. Я жил одной секундой, одним мгновением. Меч стал мыслью, а тело волей. Остальные чувства отключились, и я отдался на волю инстинктов.

Смутно помнил: грохот, сверкание клинков и наконечников копий, жалобные крики умирающих и яростные — еще живых воинов. На меня то и дело брызжут горячие капли, под лезвием меча хрустит, хлюпает, лопается. Я кричу, смеюсь, скалю зубы и плююсь. Почти ничего не вижу, но тело все делает правильно: разворот, косой удар, что сносит голову неосторожному скифрцу, опять разворот… Пропускаем под мышкой копье и бьем острием меча в середину грудины. Так нельзя, может застрять в ребрах, но клинок неожиданно легко вспарывает толстое железо нагрудного панциря. Рубит кости, словно тонкие прутики, и впивается в горячее сердце. Немного проворачиваем и, сделав шаг вперед, отбрасываем уже мертвое тело прочь. Ловко вытаскиваем клинок и отсекаем руку следующему солдату, что замахивается коротким и толстым, словно дубинка, мечом. Воин завывает, хватается за обрубок, брызжущий кровью. Но тут же замолкает, когда холодная сталь впивается ему в рот, дробит зубы и кости, разрывает мозг.

Упоение боем длилось лишь несколько мгновений. А в следующий момент меня сотряс страшный дробящий удар. Грохнуло, словно взорвалась средних размеров масляная бомба. Засвистели острые щепки и куски железа. Я отлетел прочь, упал и вновь ушел в кувырок. Вскочил и огляделся. Мои спутники были все так же неподвижны. Служитель молодец: пока создавал новое заклинание, умудрялся поддерживать предыдущее. Копейщиков стало больше. Прибежали воины, что до этого сидели у ближайших палаток. Притащили ростовые щиты, встали в строй. Удар и был слитным толчком массы тяжелых тел. Но я не зря старался. Около десятка воинов лежали на земле, в середине строя зияла огромная дыра. Солдаты поспешно отбрасывали искореженные обломки щитов, отходили назад. На их место вставали другие, вооруженные до зубов.

Я дрогнул, отступил на шаг. Против стены воинов, ощетинившихся копьями, укрытых толстыми щитами, не устоять. Имперцы хорошо умеют сражаться строем. У меня нет шансов. Можно было попробовать разорвать ряды. Но меня тут же задавили бы массой. Даже сила, быстрота и ловкость, что дает магия, не помогут.

Глаза ратников опасливо блестели поверх щитов. Скифрцы боялись, но я чувствовал: еще миг — и страх превратится в ярость. Пойдут на меня не жалея жизней, не чувствуя боли от ран. За их спинами разгоралось бледное сияние. Служитель почти закончил заклинание. Кожу щипало, меня овевало теплым призрачным ветерком. Но я знал — скоро ветер станет раскаленным, выжжет плоть, испепелит кости…

Глубокий вдох… закрываем глаза, левой рукой чертим Знак… В солнечном сплетении вспыхивает пламя, тонким ручейком вливается в древний как сама земля контур Повеления. Мало, слишком мало! Делаем поток шире, русло глубже. И вот моя собственная энергия хлещет, словно река, прорвавшая плотину. Силы Мира, услышьте меня! Услышьте голос последнего Серого мага!.. Мягкий толчок на краю сознания… И яркий фиолетовый свет, что слепит даже сквозь закрытые веки. Мгновение тишины, затем неистовый рев разбушевавшейся Стихии закладывает уши. Свистят мелкие камешки, проносятся мимо, словно раскаленные метеоры. Доспехи нагреваются буквально за секунду. В нос бьет отвратительный запах собственной горелой плоти, дымящихся и тлеющих волос. Нет посоха, чтобы смягчить боль. Но я стерплю, теперь я многое могу стерпеть. Я не тот слабый и трусливый паренек, что раньше, не маг-механик, только и умеющий сносить обиды… хоть всеми силами и держусь за прошлое, ибо боюсь потерять самого себя. Но я могу терпеть боль, могу убивать, если надо. Я Серый маг!..

Жар постепенно ослабевал, сияние больше не слепило. Теперь можно было открыть глаза, пляска пламени закончилась…

Я моргнул, огляделся. Вокруг поднимались струйки дыма. Снег на несколько десятков шагов вокруг растаял, обнажил тлеющую черную землю. Строя копейщиков теперь не существовало. Не было и служителя. Имперский маг так и не успел со своим заклинанием. У деревьев лежала темная тошнотворная масса. Сочилась алым и черным, словно фарш. Среди однородной массы поблескивали мелкие кусочки металла, выглядывали древесные щепки — все, что осталось от скифрских солдат. Ближайшие палатки оказались изорваны в клочья, дальние пылали. Слишком много силы я влил.