Ход полого спускается вниз. Вначале довольно широкий и высокий, он постепенно сужается и становится всё ниже. Стены сложены из всё тех же неотёсанных камней. Камни цепляются за одежду и снаряжение. Мы постоянно чертыхаемся, поминаем Время, Схлопку и другие не всегда цензурные понятия.

Мы уже спустились довольно глубоко, когда идущий впереди Анатолий останавливается.

—Вода, — коротко говорит он.

Ход такой узкий, что сам я Не могу подойти и оценить обстановку.

—Что ж, вода так вода, — говорю я. — Иди дальше. Только осторожнее.

Анатолий входит в воду. Мы следуем за ним. Ход продолжает понижаться, и вода быстро доходит нам сначала до пояса, а потом и по грудь. Анатолий останавливается и сообщает:

—Вода сомкнулась с потолком.

—Придётся нырять, — говорю я, — обратного пути всё равно нет.

—А как далеко придётся пробираться под водой? — спрашивает Лена. — Мы-то пройдём. А вот Сережа, Петруша и Лем, сколько они смогут продержаться без воздуха? И Наташа…

—За меня не переживайте, — успокаивает нас Наташа. — Я уже могу двигаться самостоятельно.

—Давайте всё же подстрахуемся, — предлагает Лена. — Верёвка у нас есть. Толя, обвяжись и ныряй. Выйдешь на поверхность, будешь страховать Сергея. Он идёт за тобой.

Анатолий скрывается под водой. Мы засекаем время. Рывок верёвки. Две минуты двадцать пять секунд. Сергей мрачно качает головой: плыть, точнее, пробираться столько времени под водой по тесному тоннелю — выше его сил. Но отступать некуда.

—Давай, Серёжа, — подбадривает его Лена, — Толя тебя вытащит.

Сергей дважды делает глубокий вдох и исчезает под водой. Рывка верёвки нет довольно долго, почти три минуты. Как бы то ни было, Сергей уже на той стороне. Один за другим наши товарищи уходят под воду. Когда с этой стороны остаёмся только мы с Лемом, до нас доносится глухой шум.

—Открыли ход, — определяю я. — Нашли, значит. Идут в погоню.

—Ну и что? — усмехается Лем. — Доберутся они до этого места. А дальше? Птички-то улетели. Оборотни в воду не полезут. Я их знаю.

—А если знаешь, то не считай их дураками. Они наверняка знают, где этот ход выходит на поверхность. А если не знают, то узнают.

—Очень может быть. Тогда надо поторопиться.

Мы уходим под воду. Царапая шлем о потолок, я с трудом пробираюсь по тесному ходу. Представляю, что испытал здесь Сергей. Но вот наконец я выныриваю на поверхность. Темно, хоть глаз коли. Следом за мной, отфыркиваясь и шумно дыша, появляется из-под воды Лем.

—Темновато, — озабоченно говорит он. — Как бы нам в какую-нибудь яму не рухнуть. Факелы-то не разжечь. Да и не взяли мы их с собой, когда ныряли.

—У нас есть фонари, — успокаиваю я его. — Толя, все в сборе. Движемся вперёд.

Ход начинает подниматься вверх, но по-прежнему остаётся узким и низким. Мы бредём по воде еще полчаса, когда до нас доносится серия громких гулких звуков.

—Что это? — спрашивает кто-то.

—Ничего особенного, — говорю я, — просто оборотни добрались до водяной пробки и теперь в бессильной ярости палят в воду. Вот если они полезут туда вслед за нами, нам придётся туго. В такой тесноте даже не развернуться.

—Этого опасаться не стоит, — успокаивает нас Лем. — За нами они здесь не полезут. Оборотни боятся воды, словно смусы.

Кто такие смусы, я решаю не уточнять. И так всё ясно. Сейчас главное — опередить оборотней у выхода.

—Толя, ты можешь двигаться быстрее?

—Могу. Вода уже кончается.

Еще через полчаса мы пробираемся по всё повышающемуся ходу, обдираясь об острые выступы камней. Ход внезапно расширяется, и Анатолий останавливается.

—Пришли, кажется.

Дорогу преграждает серая каменная плита. Судя по отделке, это дверь. Лем проходит вперёд и внимательно осматривает боковые стены тоннеля.

—Посветите-ка сюда. А! Нашел! Помогайте!

Из стены торчит большой деревянный рычаг. Почти бревно. Лем повисает на нём, но рычаг не поддаётся. Мы с Петром присоединяемся к нашему проводнику. Рычаг тяжело движется вниз. Вместе с ним со скрипом опускается плита. Ход выводит нас на поверхность в какой-то полуразвалившийся сарай. Смотрю на таймер. День, оказывается, только что начался. Выходим, соблюдая все меры предосторожности. Оборотней не видно.

—Толя, сколько до зоны перехода?

—Отсюда — около семи километров.

—Учти, брат Андрей, — предупреждает Лем, — бегают оборотни очень быстро. Особенно если их разозлить. А мы их разозлили не на шутку.

—Тем более нет причин задерживаться здесь. Пойдём. Сюда, я думаю, они прибегут в первую очередь.

Не успеваем мы пройти и половину пути до зоны перехода, как справа доносятся радостные возбужденные вопли. Это нас обнаружили-таки оборотни. Десяток их спускается к нам с ближайшего холма. До них примерно триста метров. Ближе мы их не подпускаем. Оставив двоих убитыми, оборотни ретируются за холм.

Надо полагать, такие группы сейчас рыщут по окрестностям во всех направлениях. Интересно, есть у них друг с другом какая-то связь? Словно в ответ на этот вопрос из-за холма поднимается струйка черного дыма. Струйка эта быстро разрастается в столб. И столб этот наверняка видно на большое расстояние. Значит, следует ожидать, что поисковые группы сейчас направляются сюда. Надо рвать когти.

—Бегом! — командую я.

Но еще через полкилометра прямо нам навстречу из зарослей кустарника выбегает еще одна группа оборотней. Быстро бегают, ничего не скажешь. Видимо, мы их действительно здорово разозлили, Но теперь и они меня достали порядочно. Нельзя же быть такими назойливыми. Неужели они думают, что мы из-за какого-то десятка оборотней будем уклоняться в сторону от своего маршрута?

Короткая перестрелка, и путь свободен. Всё-таки эти оборотни — неважные стрелки. Особенно если приходится стрелять с ходу.

Но вот бегуны они и в самом деле отличные. Через минуту над нами опять свистят пули. Нас атакует третья группа. Мы даже не останавливаемся. Задерживаемся только мы с Петром. Тридцати секунд оказывается достаточно, чтобы оборотни поняли: на пулемёт в лоб не ходят. Надо обходить с фланга.

Пока они выполняют обходной манёвр, мы успеваем пробежать еще полкилометра. Опять перестрелка, и опять оборотни отходят. Но если так пойдёт и дальше, то в зоне перехода они навалятся на нас приличными силами. Что-то у нас уже входит в систему: покидать каждую Фазу с боем. Это какая-то скверная привычка. И потом, мы-то всё равно уйдём. А вот Лему придётся туго. Неужели нам и на этот раз уводить за собой местного жителя? Не хотелось бы.

Не знаю, что думает об этом Лем, но он неожиданно меняет направление и ведёт нас левее.

—Куда? — спрашиваю я. — Мы уже почти у цели.

—Там нас будет ждать не меньше сотни оборотней. Они уже поняли, в какую сторону мы бежим. А сюда они не побегут.

—Почему?

—Болото, — коротко отвечает Лем.

Мне становится понятен его замысел. Он говорил, что оборотни боятся воды. Пока мы будем делать крюк по болоту, они нас не увидят. Придётся им снова рассеиваться и искать, в каком месте мы выйдем из болота. А мы тем временем сделаем своё дело без особых помех. И Лем успеет скрыться.

—Кстати, брат Лем, а куда ты пойдёшь дальше, когда приведёшь нас на место?

—Я — гуляка. Мне дорога везде открыта.

—Но оборотни? Потеряв нас, они будут преследовать тебя.

—Не думай об этом, брат Андрей. Нет такого оборотня, который погнался бы за гулякой, когда тот уходит от него в Проклятое Место. А вот и островок. Здесь мы передохнём, пока оборотни бегают вокруг болота и ищут нас. Пусть побегают.

Мы выбираемся на небольшой, заросший высокой осокой и камышом островок. Но едва присаживаемся, как из камышей доносится грубый насмешливый голос:

—Правильно, пусть они побегают. А вы посидите. И ты сиди, Лем, весёлый гуляка.

Шуршат камыши и осока, и к нам выходит сам Бетховен. В руках у него автомат вроде «Скорпиона». Он торжествующе улыбается, а за его спиной, и справа, и слева, и сзади нас из осоки и камышей поднимаются вооруженные оборотни. Их много, больше пятидесяти, и они тоже торжествуют. Положение, конечно, гуановое. Даже хуже. Если они начнут стрельбу, то в первую очередь перестреляют друг друга. Нам на это, конечно, наплевать, но ведь и нам достанется. Без потерь нам отсюда не выбраться. Впрочем… Я внимательно смотрю на Анатолия и перевожу взгляд на его лазер. Он улыбается. Понял. А Лем встаёт и делает несколько шагов навстречу Бетховену. Тот улыбается еще шире, речь его звучит почти ласково: