Раз здесь есть хищники, значит, должны быть и жертвы. Это — закон природы. Не могут же эти пиявки охотиться друг на друга. Но мое любопытство не простирается слишком уж далеко. С меня вполне достаточно этих «милых» червячков. Часа через три Наташа подлавливает в прыжке такую же пиявку и перерубает ее лучом лазера.

Темнеет. Надо устраиваться на ночлег. Ноктовизор есть только у меня, и я, при всем желании, не смогу обеспечить круговой обзор. Если здесь пиявки шастают среди бела дня, можно представить, кто здесь разгуливает по ночам.

Легко сказать: «устраиваться на ночлег». А как это сделать? Хотя мне приходилось ночевать в разных условиях, худших я представить себе не могу. Но в который раз мне приходится оценить мудрость и предусмотрительность своей подруги. Из своего ранца Лена извлекает два пакета. В одном оказываются легкие складные стойки, а в другом — большие куски тонкой, но очень прочной пленки. За несколько минут мы из одного куска пленки сооружаем навес, а вторым застилаем мокрую «губку» под ногами.

Быстро ужинаем дарами семейства Кинбрусов и укладываемся спать под непрерывный шум дождя, барабанящего по прозрачной «крыше». На всякий случай, я назначаю дежурство по двое. И не напрасно. Ночью Наташа опять кого-то зарубила лазером.

Утром в траве мы находим гибрид крокодила, рака и скорпиона. Устрашающая пасть, усеянная двумя рядами пилообразных зубов, длиной более пяти сантиметров; две мощные клешни, способные перекусить берцовую кость, и длинный гибкий хвост с большим загнутым шипом на конце. Шип полый и открывается отверстием у самого острия. Существо лишено каких-либо покровов, вроде шерсти или чешуи. Глянцевая гладкая кожа лилового цвета с желтоватыми пятнами.

После детального знакомства с этим представителем местной фауны у меня остается еще меньше желания задерживаться в этой Фазе хотя бы на минуту сверх срока, необходимого, чтобы добраться до перехода. Но когда я представляю, сколько нам еще туда добираться, и сколько ночей здесь провести, у меня холодок бежит за ворот. Впрочем, это могут быть и струи дождя.

Завтракаем бутербродами с ветчиной и с маслом. Хлеб, которым нас снабдили Кинбрусы, имеет прекрасное свойство: он никогда не черствеет. Когда мы пьем кофе и вспоминаем добрыми словами гостеприимную биологическую Фазу, в шум дождя вплетаются непонятные звуки. «Ук-хх! Ук-хх!»

Мы переглядываемся, быстро допиваем, обжигаясь, горячий кофе, встаем и беремся за оружие. Звуки приближаются. Уже слышно, что их производит многоголосый хор и сопровождаются они мокрыми шлепками. Впечатление такое, что к нам приближается стая больших лягушек.

Как ни странно, мы угадали. Стена падающей воды мешает видеть ближе, чем на сто метров. И на этом расстоянии мы различаем лиловато-зеленых зверей, действительно напоминающих лягушек. Они и движутся-то по-лягушачьи: прыжками, отталкиваясь задними лапами. Только размером они с хорошую копну сена. Звуки, потревожившие нас, они издают при каждом прыжке. «Ук-хх! Ук-хх! Шлеп! Плюх! Ук-хх! Шлеп!» — несется все громче и громче. В поле зрения появляются все новые и новые «лягушки». Они прыгают в нашем направлении сплошной стеной.

Опускаю прозрачный щиток шлема с биноклем и разглядываю наших гостей (или хозяев?) подробнее. Выводы неутешительные. Передние лапы «лягушек» оснащены приличными коготками, напоминающими серпы. А когда они в прыжке открывают пасть и произносят свое «Ук-хх!», видны довольно крупные и острые зубки. Замечаю еще одну деталь. Если «пиявки» и крокодило-рако-скорпион имеют гладкую кожу, то эти создания усыпаны бугорками, наподобие наших жаб. Только бугорки эти венчаются острыми шипами около пяти сантиметров длины и расположены довольно густо. Тут и возникает вопрос: а кто же здесь истинные хозяева? Эти «лягушки» хорошо бронированы и неплохо вооружены. К тому же передвигаются они большими стаями. На месте «пиявок» и других хищников я бы постарался поскорее убраться с их дороги.

Но нам убираться некуда. Слишком поздно мы обнаружили опасность. Придется принимать бой.

— Огонь! — командую я и даю длинную очередь из пулемета.

Стучат автоматы, сверкают лазеры. Передовая линия «лягушек» падает, но задние, не обращая на это внимания, перепрыгивают через тела и, не меняя скорости, продолжают двигаться к нам. Их так много, что нам может и не хватить патронов. А бластер использовать нельзя. Они слишком близко.

— Отставить очереди! — кричу я. — Экономьте патроны! Бить одиночными, прицельно!

Опускаю свой пулемет на землю и беру у Анатолия автомат. Они с Наташей работают лазерами. В этих обстоятельствах лазер эффективнее. Одной вспышкой луча можно захватить сразу трех-четырех «лягушек».

Примерно полчаса мы ведем непрерывный огонь. Кончается один магазин, опустошается и второй. Ни одна пуля не пропадает зря. А «лягушки» все прыгают и ухают, и за пеленой дождя не видно, сколько их еще будет. Сразу видно, что мозгов у них еще меньше, чем у тех лягушек, к которым мы привыкли. Те давно бы уже разбежались, а эти прут и прут. Только когда у меня наполовину опустошается третий магазин, уханье стихает, и движение прекращается. Атака отбита.

Выждав для страховки несколько минут, идем посмотреть поближе на поверженных противников. Буквально в тридцати метрах перед нами «лягушки» лежат сплошным ковром в несколько ярусов. Лягушки как лягушки. Одно отличие: зубастые пасти и когтистые лапы. Да еще эти шипы, усеивающие спину и бока сплошной мозаикой. Не нравятся мне эти шипы. Лене, по-видимому, тоже приходит в голову такая мысль, и она предостерегающе кричит:

— Сергей! Не трогай их! Эти шипы наверняка ядовитые!

Считать поверженных врагов что-то не хочется. Их, мягко говоря, до хрена, и даже чуть побольше. А у Петра вид лягушачьей гекатомбы вызывает неприятные мысли, которые он высказывает вслух:

— Еще две такие встречи, и мы останемся без патронов.

Лена принюхивается и качает головой. Теперь и все мы уже явственно ощущаем запах падали. «Лягушки» стремительно разлагаются. Это заставляет меня поторопиться.

— Быстро сворачиваемся и уходим. Скоро сюда соберутся местные стервятники. Вы как хотите, а у меня перспектива знакомства с ними восторга не вызывает.

Сворачиваем свой немудреный лагерь и пускаемся в дальнейший путь. Одежда за ночь просохнуть, конечно, не успевает. Да я бы удивился, если бы это случилось. Наивно ожидать, чтобы что-то высохло при такой влажности.

Непрекращающийся дождь оптимизма не добавляет. Мы идем молча, изредка обмениваясь короткими фразами, а иногда и проклятиями. Внимательно посматриваем по сторонам. До полудня мы подстреливаем еще четырех «пиявок». Я мысленно благодарю Время, что здешние хищники такие уязвимые для обычного оружия. Вот если бы они были бронированными, как те монстры, что атаковали нас в диком лесу, нам пришлось бы туго.

Полдень. Вновь сооружаем навес и делаем привал. За обедом прикидываем, что с утра мы прошли не более двадцати пяти километров. Быстрее двигаться просто невозможно, мешает густая трава. Все в уме прикидывают, сколько нам еще осталось до перехода, и настроение, и без того близкое к нулю, падает до точки замерзания. Не добавляет оптимизма и фраза, брошенная Петром:

— Я читал у Рея Бредбери рассказ. Там на Венере идет такой же бесконечный дождь. Он доводит путников до помешательства. Один стреляет по тучам, другой решает утопиться и застывает под дождем, задрав голову и разинув рот.

Ночь мы проводим в какой-то мрачной полудреме. Трудно крепко заснуть, будучи мокрым насквозь. Хорошо еще, что здесь не холодно. Температура держится днем и ночью стабильно: около тридцати градусов. Наш относительный покой трижды нарушает ночная стрельба. Утром в траве мы обнаруживаем трех мертвых скоракроков. Так окрестил Сергей помесь рака, скорпиона и крокодила.

И вновь, как и день назад, мы за завтраком слышим знакомое «Ук-хх! Ук-хх!» Все хватаются за оружие, но я жестом руки останавливаю нашу команду, беру бластер и выхожу вперед. Хватит расходовать боеприпасы на этих шипастых головастиков. Неизвестно, что ждет нас впереди. Прислушиваюсь, и когда в шуме дождя начинают различаться шлепки прыжков, стреляю на звук из бластера.