— Как выдерживает такую температуру корпус? — удивляюсь я.

— Углепластик и что-то еще, — бросает Магистр. — Не отвлекайся, смотри.

Тем временем пилот бросает машину в очередное пике, и тут что-то происходит. Вместо того чтобы на шести тысячах выровняться, самолет сначала резко задирает нос вверх, затем клюет вниз, потом снова лезет вверх… Раскачка становится угрожающей. Летчик явно потерял контроль над машиной. Все его попытки погасить скорость приводят к увеличению амплитуды раскачки. Она уже составляет около двух тысяч метров. При такой близости к земле это становится опасным. А самолет продолжает терять высоту, по-прежнему летя со скоростью более пяти «М»!

Все происходит в считанные секунды. Потерявший управление самолет, раскачиваясь вверх-вниз уже более чем на две тысячи метров, на скорости, которая намного превышает скорость артиллерийского снаряда, в нижней точке своей раскачки врезается в землю…

Яркая вспышка, и нет ни самолета, ни его пилота, ни какого-то завода, на который, на беду его, упал самолет.

— Да-а-а… — только и могу сказать я, вставая.

— Подожди, — останавливает меня Магистр, — это еще далеко не все и далеко не самое худшее.

Над местом взрыва, быстро разрастаясь, поднимаются клубы светящегося желтовато-розового дыма. Сильный ветер тащит эту фосфоресцирующую тучу в сторону, а от земли поднимаются все новые и новые клубы дыма. Там что-то весьма интенсивно горит.

— Что это горит?

— Продукция завода. Довольно безобидные вещества. Продукт переработки полимерных отходов и бытового мусора. Сырье для производства удобрений и красителей. А вот этот дымок… Это уже продукт горения этого сырья. Дымок далеко не безобидный. Наши химики уже восемь с лишним часов бьются над его составом. Пока выдали, что в его состав входят летучие группы цианидов и сложные фосфорорганические яды.

— О-го! — присвистывает Андрей.

— Да, вот именно! Токсичность превосходит многие известные боевые отравляющие вещества. Более того, при соединении с водой токсичность возрастает в шесть-семь раз!

— Но откуда взялась эта гадость? — возмущается Катрин.

— Химики предполагают, что началась цепная реакция, запалом которой послужила высокая температура взрыва баллона с активатором.

— Но надеюсь, что… — начинает Лена.

— Не надейся! — отрезает Магистр. — Ветер несет облако на город с более чем трехсоттысячным населением. Через сорок минут там не останется ничего живого: от людей до воробьев.

— Какой кошмар! Но надеюсь…

— Не надейся, я сказал! Дальше облако накроет водохранилище большой реки, на которой стоят десятки городов. Стоп! Я предвижу и другой твой вопрос. На складе было восемнадцать тысяч тонн продукта. Он продолжает гореть. Какие-то меры начнут принимать только завтра утром. Поймите правильно: яд действует стремительно. Пока выяснят, что к чему, пока разберутся, куда сообщить и что именно надо сообщать, сообщать уже будет просто некому. В штаб по чрезвычайным ситуациям стекаются отрывочные, малопонятные сведения. Пока их сведут в одно целое, пока произведут разведку… А пожар тушить просто некому. Продукт продолжает гореть, ветер разносит газ все дальше, река течет… Короче, Андрэ, ваш Чернобыль по сравнению с этой катастрофой детская забава! Или, если хотите, ручная граната по сравнению с ядерной бомбой.

— И каково же число жертв? — интересуется Андрей.

— Нездоровый у тебя интерес, Андрэ. Но, чтобы ты прочувствовал ответственность задания, скажу. По разным вариантам число жертв колеблется от одиннадцати до восемнадцати миллионов.

Андрей только свистит. А мы все подавленно затихаем. После тягостной паузы Магистр продолжает:

— Я не буду щекотать ваши нервы зрелищем мертвых городов. Это — для любителей острых ощущений. Вам надо не охать и ахать, а работать. До полета осталось… — Магистр смотрит на дисплей, — шестьдесят три часа реального времени. Чертежи и вся необходимая документация уже у вас на компьютерах. Все дополнительные сведения запрашивайте в Аналитическом секторе, в группе Бернарда. Жду вас с решением через пятьдесят три часа. Предупреждаю заранее: решения типа “сорвать полет” Совет Магов не примет. Полет состоится в другой день, и Время знает с какими последствиями. Надо разобраться, почему самолет потерял управление, найти способ вывести его из этого состояния, сделать это, посадить самолет на аэродром и объяснить все конструктору. Я понятно изложил?

— Вполне понятно, — говорю я, — непонятно только, за кого ты нас принимаешь? Если ты думаешь, что мы гении, то ты ошибаешься. Решить такую задачу за такой короткий срок…

— Запомни, Андрэ, — глаза Магистра темнеют, а в голосе скрежещет гранит, — я не ошибаюсь. Вы не гении, вы — хроноагенты, а еще вы — летчики! Только хроноагенты и только летчики смогут решить эту задачу. Спасите самолет и эту фазу от катастрофы. За дело!

После такой отповеди спорить дальше и возражать что-либо — бессмысленно. Нам остается только молча согласиться и взяться за работу. Андрей, пошептавшись с Катрин, говорит:

— Мы попробуем создать математическую модель поведения самолета в этом полете и сравним с предыдущими полетами. Думаю, это подскажет решение.

— Правильно. А я попробую проанализировать все действия пилота и найти ошибку. Кроме того, мне кажется, здесь что-то скрыто в аэродинамике машины. Поехали.

С этими словами я ухожу в нуль-Т.

Дома я сразу сажусь к компьютеру. Лена подходит сзади и, положив мне на плечи руки, спрашивает:

— Чем я могу помочь?

— Вари кофе, побольше и покрепче, “твори” еду и слушай. Я буду рассуждать вслух. Слушай, старайся вникать и тормози, если меня понесет не туда.

— Хорошо, я постараюсь, — отвечает Лена и идет заваривать первый кофейник.

Для начала я тщательно просматриваю все записи предыдущих полетов. Нет, ничего там мне не подсказывает причину потери управления и страшной раскачки.

При замедленном просмотре видно было, что все приборы управления работают. Они-то работали, только самолет на них не реагировал. Вернее, реагировал, но с таким опозданием и так резко, что невольно возникало сравнение с необъезженным мустангом. Вот все управление тянет машину вверх, а она стремительно падает вниз и вдруг “встает на дыбы” и круто идет вверх. Пилот выравнивает машину, но она упрямо лезет вверх. Выпускаются все воздушные тормоза и закрылки в попытках погасить скорость… Никакой реакции, зато машина резко проваливается вниз и падает, не обращая внимания на положение рулей. Словом, идет неуправляемая раскачка самолета. Как на гигантских качелях: вверх-вниз, вверх-вниз…

Но почему? Что заставляет ее проделывать такие странные и страшные эволюции?

Раз за разом просматриваю я запись последнего полета и не могу найти ответа на этот вопрос. Все чаще мысли мои обращаются к неприятному выводу: ошибка пилота. Но какая? Какие действия или бездействие Адо Тукана привели его и машину к гибели, а планету к глобальной катастрофе?

— Лена, запроси в группе Бернарда все данные на этого Адо Тукана, — прошу я, допив очередную чашку кофе.

Я закуриваю сигарету и, откинувшись на спинку кресла, закрываю глаза.

— Хорошо, милый, — отвечает Лена, — а ты пока перекуси. Ты уже почти двенадцать часов живешь только на кофе и сигаретах.

Лена уходит на второй этаж к резервному компьютеру, а я подсаживаюсь к столику с едой. Ем, не замечая, что именно, и продолжаю размышлять.

Что-то во мне восстает против вердикта “ошибка пилота”. Не только то, что Адо симпатичен мне, не только то, что в бытность мою летчиком ВВС я всегда чувствовал фальшь таких заключений о причинах гибели товарищей. И не только то, что я не знаю, в чем именно эта ошибка. Что-то было еще. Не только поведение пилота: спокойное, уверенное, без малейших следов паники, его героические, хотя и бесплодные попытки вернуть контроль над машиной. Что-то еще… Но что именно?

В таких размышлениях вслух меня застает Лена.

— Вот интересующие тебя данные. А что касается твоего вопроса, то мне кажется, ты зациклился на этом полете. Ты ведь хотел еще проанализировать конструкцию машины и ее аэродинамику.