На ночь остановились в деревеньке Глушице манора господина Адденса. На маленьком постоялом дворе чумаки распрягли волов, улеглись рядом в длинной комнате, похожей на конюшню. Александра попросилась у хозяев ночевать на сеновале. Укрылась плащом, поджав ноги к груди. Пригрелась, но сон не шел.
Захрустело под чужими ногами сено. Она прислушалась.
— Как же быть, Ванюша? Отец меня в замок отправляет!
Голос был молодой, девичий. Александра осторожно приподняла голову. В слабом звездном свете она рассмотрела два худеньких силуэта.
— Бежим, Маруся!
— Куда?
— В лес. К лешакам!
Девушка замотала головой:
— Не говори глупостей, Ваня.
— Это не глупости. Я знаю, где они хоронятся! Давеча за дровами в лес ездил, в глушь забирался, там их и встретил. Я им рассказал о нас, они нас ждут.
— А печатка мажья?
— Думаешь, лешаки без печатей в лес уходили? Срежем.
— Срезать?!
Маруся покачала головой. Александра понимала ее: если и выживет человек после такого, на всю жизнь страшный шрам останется. Юная девушка боли боится, смерти боится, да хуже всего красоту потерять. Будет ли и дальше любить ее суженый, если она даст себе кожу со лба срезать?
— Зато вместе останемся! Маруся, любушка моя! — Он стал обнимать ее, стал целовать, но девушка не сдалась поцелуям, отпрянула.
— Тогда как хочешь! — рассердился парень. — Я в селе не останусь. Хочешь со мной бежать — будь на рассвете на выгоне, а нет — значит, такая твоя любовь, что красы лишиться страшнее, чем навеки к магу в служанки уйти.
— Служанки тоже замуж идут!
— В тридцать годочков.
— Ты просишь меня доказать мою любовь, а сам доказывать не хочешь? Если любишь меня — дождись!
— Я свое слово сказал!
Он ушел, а девушка еще долго плакала. Александра молчала.
Утром запрягли волов и отправились дальше. Отобедали в дороге, а к вечеру пересекли еще одну границу и въехали на земли господина Дреговича. К ночи собирались приехать в Березняки.
До темноты было еще далеко. Лес вокруг полнился птичьим щебетом и светом, но волы вдруг заволновались. Всего в обозе шло пять возов: Александра ехала в предпоследнем. Вожак обоза, усатый Григорий Рылец свистнул, и Андрей натянул вожжи.
— Что не так? — спросила Александра.
Григорий поднес палец к губам, призывая к тишине, и девушка замерла. Лес вокруг замолчал. Шелестел ветер в кронах, скрипели колеса. Птицы умолкли. Чумак полез рукой под ноги и достал припорошенный соломой топор.
Приграничные земли всегда неспокойны. Сегодня маги в ладу друг с другом, а завтра кто-то пошлет на соседа нечисть какую… Или окончился бой, помирились маги, а твари, ими созданные, долго еще по лесам и полям ходят, пока не перебьет их граничная стража или сами не перегрызутся. Потому в этих землях люди и не селятся. Да вот чумакам в пути дороги не выбирать. Может, обойдется?!
— С воза не сходи! — шепотом предупредил Андрей. — Если что, за волами прячься, рогатые прикроют…
Из леса раздался тонкий плач свирели. Волы замотали головами, начали рыть копытами землю.
— Ох, беда! — успел прошептать чумак, сжимая топор в потеющих ладонях.
Словно сговорившись, музыканты начали сходиться вокруг обозов. Среди бледно-зеленых кустов молодых ясеней мелькнул оранжевый бок. А затем свирели вдруг ударили медными трубами, оглушили людей и волов, и на дорогу выпрыгнули мартихоры.
Таких зверей Александра раньше лишь в книгах видела. Тигры с молодыми человеческими лицами и скорпионьими жалами. Кто достал их со страниц старых книг? Всеславский? Дрегович? Адденс?
Ближайший зверь бросился на воз. Андрей ударил топором по лицу зверя, но тот поймал лезвие зубами. Челюсть у мартихоры была длинная, выступающая, почти волчья. Двойной ряд клыков не дал лезвию рассечь рот. Замычали волы, у которых мартихоры повисли на шеях, — ярмо не давало им уйти от хищников.
Зверь поднял скорпионий хвост, глядя прямо на Александру, она схватила с воза солому и бросила твари в глаза.
— Схоронись в лесу! — крикнул Андрей.
Александра спрыгнула на землю, обернулась и увидела, как мартихора сбила чумака с ног, вырвала горло. Дальше она не смотрела. Пригибаясь к земле, побежала.
Александра пришла в себя, когда вокруг стемнело. Похолодало, сырость заползала в ворот, холодила шею. Она стояла в лесном овраге, болела нога, которую подвернула, когда бежала. Лента с волос пропала, и те растрепались, противно щекотали лоб и щеки. Александра подняла лицо к небу. Месяц высоко стоял над лесом. Где она сейчас? Откуда пришла? В какую сторону бежала?
Она выбралась из оврага и остановилась.
Справа хрустнула ветка. Сквозь частый подлесок, наперерез тропе двигалось что-то крупное. Бояться сил не осталось. Александра просто ждала.
— Эй! Человек? — крикнули из-за деревьев.
Четверо мужчин, укутанных в темно-зеленые плащи, несли над головами факелы. Их лица закрывали платки, лишь блестели молодые глаза, но лбы были открыты. У двоих на месте старой мажьей печати светлели уродливые шрамы. Лешаки?
— Ты с обозами шла? — спросил ее стоящий впереди.
Александра кивнула. Один из мужчин протянул ей потерянную ленту. Она взяла ее дрожащей рукой.
— Что с чумаками? — спросила она, стараясь не выдать страха.
Мужчины переглянулись.
— Идем. То не наши больше заботы.
— Кто-то выжил?
Человек с факелом покачал головой.
Ее долго вели через лес. Трещали под ногами сухие ветки, липла на ноги грязь. Они спускались в низины, где пахло сыростью и сухими листьями, петляли едва различимыми тропами и, наконец, спустились в овраг. Под вылезшими из земли корнями темнела дверь. Землянка.
Внутри было просторно и светло от масляных ламп. Посреди комнаты стоял стол, окруженный скамьями. Видно, недавно поужинали, девушки убирали посуду со столов. Сопровождающие сняли платки с лиц, и она наконец рассмотрела загадочных лесных лешаков.
Под масками оказались дети.
Им всем было не больше пятнадцати. Мальчики. Тела уже вытянулись, обретали мужские очертания, но лица оставались по-детски округлыми, а черты — мягкими. Только у двоих пробились первые усы. Они гордились ими, не сбривали, не подозревая, что подчеркивают ими собственную юность.
Сначала Александра подумала, что это жестокая уловка. Дети — отчаянные, бесшабашные. Даже если их поймают, то пожалеют, и внимания меньше привлекают. Вот и набрали их в дозор. Она оглядывалась, искала взрослых. Не находила. Три девушки четырнадцати лет убирали посуду со столов, мыли ее у двери в деревянном корыте. Рядом суетились малыши. Девочки играли куклами, сшитыми из старой рубахи. Мальчики вырезали дудочки из камышовых стеблей.
В землянку вошли еще люди. Юноши в кожаных доспехах, широких в плечах. Старшему — лет шестнадцать.
Александра молчала. Она не хотела обидеть мальчиков, не хотела напугать девочек, не хотела расстроить малышей. Она ждала и ждала, всматривалась в лицах, убеждала себя, что ошиблась. Но ошибки тут не было. Легендарные лешаки, отважные беглецы, сумевшие спрятаться от прозорливых магов, единственные свободные люди на континенте, последняя надежда Края на восстание — оказались просто детьми.
Шестнадцатилетний сел на скамью во главе стола, поманил Александру.
— Назовись! — приказал он.
Голос у мальчика уже сломался, был взрослым, но лицо оставалось юным.
— Александра. Монахиня из монастыря Милости и Пасии Грины.
— Чем докажешь?
Александра закатила рукава. Левый, затем правый, показывая края священной татуировки.
— Микас, глянь. Настоящие?
Мальчик слева от нее, тот, что нес факел, намеренно грубо взял за запястье, но руки у него дрожали от смущения. Он долго рассматривал татуировки, то ли повышая значимость своего мнения, то ли наслаждаясь прикосновением к красивой девушке. Наконец отпустил руку, повернулся к командиру и утвердительно кивнул: