Вскоре до меня дошло, что неприятности и не думали заканчиваться. А невидимый палач лишь передохнул перед очередным раундом. Потому как, едва я поднялся к вратам и предъявил медальон охране, командир наряда прищурился и спросил:

– Лорд Мак-Моран?

– Да, – ответил я, насторожившись.

– Не волнуйтесь, – поспешил успокоить гвард, подняв раскрытые руки, закованные в бронированные перчатки. – Просто вам оставили послание.

– А почему не отнесли в грот? – удивился я.

– Мальчишка, притащивший письмо, сказал, что бегал туда. Но дворецкий сказал, вы отправились по делам в нижние районы. Поэтому курьер и решил вернуться, отдать нам, – пояснил командир. И добавил добродушно: – Вы не беспокойтесь, здесь часто так делают со срочной корреспонденцией. Мимо нас проходят все, и простолюдины и благородные.

– Ясно, – кивнул я. – Спасибо.

Забрал небольшой коричневый конверт и, узнав почерк Фергюса на лицевой стороне, торопливо надорвал сбоку. Развернул мятый клочок бумаги, пробежался по строчкам и приподнял брови.

– Плохие новости? – участливо спросил командир.

– А когда бывали хорошими? – огрызнулся я. Но вздохнул и добавил: – Простите за резкость.

– И не такое выслушиваем порой, – отмахнулся гвард. – Проходить будете?

– Нет, – сказал я не слишком уверенно. Быстро пораскинул мозгами, повернул обратно к подъемнику и добавил увереннее: – Позже.

– Хорошего дня, лорд, – вежливо напутствовал охранник.

– Вряд ли, – пробормотал я, спускаясь.

И ничуть не кривил душой. Потому что в записке непутевый сын грандлорда сообщал, что решил не тянуть с дуэлью и перенес на раннюю дату. Просил побыть секундантом, сообщал место и новое время. И выходило, что в запасе у меня от силы час. А с учетом того, что бой собирались провести в каком-то заброшенном храме на окраине портового района, собраться и подготовиться я б не успел.

В целом можно вообще не реагировать на послание. Достаточно веские основания у меня имелись, и Фергюс бы понял. Но это один из немногих людей, которого я мог назвать настоящим другом. К тому же имелись и иные причины.

Если предположения верны, то кое-кто прознал о моем интересе и возможном намерении поучаствовать в игре за главный приз в операции по добыче летописи Исхода. Но лично меня видимо прижимать к стенке поостереглись, слишком много внимания к моей персоне после банкета и публикаций в газетах. Потому захватили Коула, чтобы разжиться сведениями. Весьма вероятно, надеялись, что добыча уже у него.

В данных условиях копия ключа, лежащая в кармане у Фергюса, становилась предметом торга за шкуру лысого друга. А я так и так собирался сначала найти поэта перед операцией по вытаскиванию Проныры. Так что как ни крути, а я не мог броситься спасать лысого, не поучаствовав в авантюре поэта. Тем паче сам же и послужил причиной.

Но это, конечно, не мешало ругаться всю дорогу. Правда, если утром я делал сие виртуозно, с азартом и предвкушением, то сейчас сыпал проклятиями с усталостью и безнадегой. Ведь сколько можно, а?..

Уставший и разбитый, в каком-то полусне я спустился обратно на площадь, пропетлял по галереям и улочкам, выбрался на станцию и прыгнул в трамвай. И следующие четверть часа, пока за окном проплывали здания-колонны делового центра, соты спальных районов, технические тоннели и заводские пещеры, пытался прийти в себя. Думал, анализировал, строил предположения насчет таинственного преследователя, личностей тех, кто похитил Коула. Мрачно размышлял и о том, куда тащить тяжелую тушку Фергюса, если того серьезно ранят. И как увильнуть от разбирательств по итогу поединка.

Дуэли в наше время редкость. Несколько десятилетий назад аристократы охотно резали друг другу глотки за реальные и мнимые обиды, стрелялись. Но сначала один гранд ужесточил наказания за поединки, потом другой, а Церковь поддержала. Общая обстановка стала не такой накаленной, противостояние между домами пошло на убыль.

Сейчас бои нет-нет, а случаются, но зачастую носят декларативный характер. Не насмерть, до первой крови. Со специально затупленными ножами или револьверами с облегченными патронами, чтоб в мясе пуля застряла, но дальше не пошла. Пальнул обидчику в пятку – и выиграл. Вот только наказания смягчить за такое забыли: штрафы, ссылки, иногда каторга. Фергюсу сойдет с рук, а мне новые долги как нож под ребра.

Похоже, именно потому и выбрали такое место. Подальше от чужих глаз, в отдаленном районе, ниже порта и заводских гротов, дальше от станции донного экспресса, на окраине группы рукотворных пещер, отданных под склады, бассейны с пресной водой, помещения жизнеобеспечения. Там, где даже работяги и матросы появляются нечасто и где обитают лишь бледные – бездомные нищие бродяги.

И мне пришлось поблуждать.

Сначала вышел у порта и протолкался через огромную площадь, где смешались голоса торговцев и хриплые крики мореплавателей, грузчиков и рабочих, запахи рыбы и соли, металла и дыма, пота и крови. Где в маленьких дырявых палатках грошовые шлюхи принимали клиентов, а рядом продавали жареных крыс, где карманники поджидали выползающих из притонов пьяных в хлам матросов.

Затем я нашел боковую галерею и спустился на несколько уровней ниже. Долго болтался в скрипучем лифте, наблюдая за открывающимися картинами сталелитейных и сварочных цехов, сухих доков, где люди, как тараканы, ползали по наполовину разобранным тушам субмарин. Затем очутился в паутине узких круглых тоннелей, что то и дело выводили в обширные гроты. То на огромный склад, то в бассейн с рыбой, то на свалку с грудой металлолома, ожидающего своего часа для переплавки.

И именно к очередной помойке и привели указатели после блужданий по темным душным лабиринтам, где пару раз я терялся и ходил кругами.

Странное место. Мрачноватое. Огромная пещера цилиндрической формы, грубые стены со следами камнедробилок, молотов и клиньев, теряющиеся во мраке. Несколько тусклых красноватых фонарей, извилистые связки проводов, похожие на кости скелета строительные леса и подъемники. А в потолке по центру огромная дыра с зыбкими краями из-за испарений, сочащаяся зловещим оранжевым светом, что проникал откуда-то извне. И тот же неверный свет озарял огромную кучу битых камней посередине грота, перемежающихся с кусками железа и резины, какими-то тряпками, гниющими слизистыми кучами, стеклами, обрывками труб и проводов.

Здесь явно когда-то шла очередная стройка века. Прорубали пещеры, расширяли пространства. Планировали под какой-то индустриальный центр, судя по множеству недостроенных лестниц без перил, нескольким уровням с галереями, помостами и переходами, ведущими в грубые наброски комнат. И начали возводить то ли часовню, то ли храм для рабочих. Сделали проем люка, поместили статую Христа над входом, выдолбили несколько приделов для молящихся, алтарь и притвор.

Но на том, похоже, запал строителей и закончился. А может, эары у компании, или же конкуренты вмешались, а то и власти, которым занесли мешок денег заинтересованные люди. И проект свернули на полпути, простаивал потом долгие годы. Позже кто-то решил, что в помещения можно невозбранно скидывать мусор.

Под ногами хрустело, порой влажно чавкало, хлюпала вода. Или не вода. Но мне не хотелось знать, во что ступаю, старался лишь пробовать на прочность дорогу, чтобы ненароком не сломать ногу. Приходилось идти на грани света, бьющего сквозь дыру сверху, и тьмы, пожирающей края пещеры. Путь у стен я, подумав, отверг. Аварийные фонари хоть и работали, но помогали слабо. Упасть же в шахту или яму с торчащими на дне металлическими прутьями в таких условиях легче легкого.

Ноздри ловили запахи пыли, плесени, гнили, металла, чего-то омерзительно сладковатого и одновременно резкого, чему нельзя подобрать название. Здесь тихо. Нет, не так, как в ночном городе, где тишина – просто снижение уровня шума, тут она всеобъемлющая, обволакивающая. И каждый шаг казался грохотанием обвала, хруст падающих камешков или шуршание сползающего сора заставляли вжимать голову в плечи. Иногда слышался перестук капель и плеск, несколько раз пищали крысы, я видел, как маленькие комки мрака разбегаются из-под ног.