Так кто же?..

– Ладно, – степенно обронил Мол. Повернулся и медленно окинул нас взглядом блеклых рыбьих глаз. – Эта!

Грязный палец указал на заплаканную официантку. Та вздрогнула, дернулась, умоляюще посмотрела на детину с двуствольным пистолетом. Тот опустил голову и процедил:

– Выбери кого-то другого. Возьми благородных, лучше подходят, чтобы подобраться…

– Ты будешь учить меня работать? – перебил гностик, брезгливо поджав губы. Но все же снизошел до объяснений: – Знать не подходит. Один слишком старый, сердце не выдержит. Второй порченный оковами, тем более не годится. Остальные вызовут подозрения, если будут находиться не там, где должны. Мне нужна она!

– Ноир! – умоляюще воскликнула официантка. Еще не понимая, какая ей отведена роль, но предчувствуя нечто нехорошее. – Ноир…

Детина наклонил голову ниже, и стало видно, как покраснела шея, а на щеках заиграли желваки. Но тут к нему подошел бледный и положил руку на плечо, прошипел на ухо:

– Хочешь пожертвовать делом ради какой-то девки? Я думал, ты с нами.

– Сгинь, – без выражения ответил детина. Сбросил руку и покачнулся.

– Тебе придется доказать преданность, – процедил бледный. – Придется!.. Я за тебя поручился перед Айомхаром. Головой. Или ты хочешь сказать, что врал? Что благородные не понесут наказания за голодную смерть твоей матери и сестер?..

– Заткнись!

– Так ты врал!

– Нет!

– Докажи!.. Мол! Дай ему инструмент.

Признаться, я думал, что Ноир бросится в схватку с подельниками. Его рвали на части противоречия, душа горела и клокотала. Но через миг принял решение. Шагнул вперед, посмотрел в заплаканные глаза той, с которой, очевидно, долго делил постель. Схватил стилет, любезно протянутый Молом, и ударил.

Если у меня имелись какие-то сомнения насчет умений «коллеги», то теперь круг возможных вариантов уменьшился до одного-единственного. Но я одинаково не ожидал именно такого. Думал, что гипнос. Или шептун. Или сеятель.

Но оказался кукловодом.

Как ни паршиво, но я не успел закрыться. Напротив, напряг чувства, пытаясь «прочитать» эмоции окружающих, прислушался к пространству вокруг склада. Дополнительно старался подглядывать на ту сторону одним глазком, что не могло не сказаться на самочувствии. И в итоге стал жертвой своих же умений.

Боль. Не моя, но такая же настоящая. Боль и страх. И удушье… Словно заглядываешь в бездну, тонешь, захлебываешься.

Мир подернулся пеленой, покачнулся. Точнее, я сам безвольно завалился на бок, но осознание пришло с запозданием. Меня оглушило в третий раз за последние пятнадцать минут, и так жестко, что я почти отключился. Сквозь звон в ушах прорывались испуганные крики коридорных, визг посудомойки, ругань бледного террориста, скрип зубов Мак-Келли, холодный голос гностика. Но я не разбирал слов, они обтекали меня, не оставляя смысловых отпечатков в разуме.

Словно в дыму мелькали чьи-то искаженные лица. Люди то невероятно ускорялись, то вязли во льду. Я видел, как бледный метался между пленников, раздавал пинки парням-коридорным, грозил револьвером, брызгал слюной. Видел, как сидит на коленях детина, недоверчиво глядя то на собственные руки, то на распростершуюся на полу официантку. И как женщина царапает пальцами неподатливую скалу, бьется в судорогах.

Я видел ее глаза – пустые, с расплывшимися на всю радужку зрачками. Видел искаженный в беззвучном вопле рот, пульсирующую на виске жилку. Видел и торчащую из груди рукоять. Как ни странно, но кровь не текла, словно проткнули кусок мыла. По металлу пробегали видимые лишь одаренным тусклые белые искры, срывались на тело несчастной и тонули, как в воде, разбегались с кровотоком, подсвечивая вены.

Тело жило. Сердце билось, легкие качали воздух, мускулы сокращались. А вот разум словно исчез. Я ощущал боль несчастной, но больше не слышал ни страха, ни горя, ни паники… ничего. Такое впечатление, что от человека осталась пустая оболочка.

Такого быть не могло, конечно. Просто сознание насильно выбросили в Изнанку, изолировали от плоти. Чтобы потом наложить управляющие печати, дергать за призрачные ниточки, как марионетку.

Я имел примерное представление о методах кукловодов. Жертв не убивают, нет, хоть сам ритуал и выглядит варварски. Но дохлые тушки им не нужны, и более того – бесполезны. Умением управлять мертвыми обладали лишь некросы теургов. Хотя истинно ли, одному Создателю известно. От тех эпох у нас остались обрывочные сведения, предания и легенды.

С другой стороны куклы умирали при любых раскладах. Не сразу, а по прошествии какого-то времени. Выброшенный в Изнанку разум таял и расползался по частям, как гнилая ткань. Тело, освобожденное от управляющих контуров, впадало в оцепенение, потом останавливалось сердце.

Нужно ли говорить, что кукловоды давным-давно прописались в расстрельных списках инквизиции? Данное искусство клеймилось запретным. В первую очередь из-за того, что правильно изготовленные куклы практически не определялись другими одаренными, могли подобраться незаметными к кому угодно, да хоть к грандлорду. И в отличие от очарованных гипносами выглядели как обычно, не пытались самовольно сорвать установки, как происходило с печатями шептунов. Во-вторых же, методики работы адептов отличались крайней степенью циничности и жестокости.

Неудивительно, что инквизиция долгие годы преследовала кукловодов, уничтожала как живых носителей знаний, так и книги, артефакты. Последние лет десять о них вообще никто не слыхивал в Олдуотере.

Но поди ж ты, отыскался. Вот, стоит, наблюдает и ждет, когда жертва перестанет брыкаться.

В глазах опять мигнуло, мир затянуло мглой. И по какой-то прихоти сознания в мутной пелене появилось окошко фокуса, внимание сосредоточилось на Моле. Я сообразил, что он смотрит не на агонизирующую официантку. Не обращает внимания и на Ноира с бледным. Нет, ублюдок наблюдает за мной. Мерзко ухмыляется, а во взгляде любопытство. Как у мальчишки, что раздавил ногой мышь и смотрит: побежит или нет.

С собой у меня лишь одна ампула деактиватора. И в тот момент я чуть не сорвался, потянулся к ремню, ведомый вспышкой ярости… Но, наверное, хорошо, что успел очнуться и отдернуть руку. Поспешные решения редко бывают хорошими.

На какое-то время, видимо, отключился. Потому что когда пришел в себя в следующий раз, то увидел, как гностик склонился над официанткой и медленно, со скрипом костей вдавливает в макушку несчастной длинный толстый гвоздь. Ее глаза закатились, из уголка искаженного судорогой рта стекала ниточка липкой слюны. Я так и не отпустил Изнанку и потому видел, как по лицу жертвы растекается бледное сияние.

Промежуток темноты – и вот то же самое Мол творит с ногами и руками жертвы. Аккуратно, методично протыкает иглами кожу на запястьях и на уровне щиколоток, вводит артефакты. Те в свою очередь растворяются и растекаются, превращаясь в густую вязь переплетенных печатей.

Несмотря на чудовищное жжение под черепом, я продолжал подглядывать на ту сторону. И поражался почти виртуозной работе. Наверное, годы потратил со своим уровнем владения Изнанкой на изготовление таких инструментов.

Мысль промелькнула, сменившись пустым звоном. А я продолжал беспомощно наблюдать, как кукольник активирует какой-то артефакт в ладони. Как официантка вздрагивает, шевелится и медленно встает на ноги, отряхивает одежду. А затем подхватывает поднос в углу, отбирает у бледного нож и кладет под салфетку.

– Я пошла, – сказала она с трудом.

– Тебя ждать? – спросил бледный экстремист.

– В условленном месте, – ответил сам Мол. До того явно проверял, насколько хорошо слушаются голосовые связки жертвы. – Вы обещали вывести после…

– Сделаем, – кивнул худой. Перехватил подозрительный взгляд и ощерился. – Да успокойся ты! Терять редкого специалиста грешно. Позабавься там!

– Непременно. И хочется верить, что выполните обязательства.

Официантка развернулась и направилась на негнущихся ногах к дальнему выходу со склада. Но с каждым шагом движения становились естественнее, власть кукловода над женщиной явно крепла. Сам гностик побрел следом, и вскоре оба скрылись в сумраке прохода.