Вместе с разумом менялось и тело. Перестраивалось, делалось крепче и лучше. И одновременно колдун все чаще испытывал жуткую жажду. Во рту пересыхало, руки и ноги выкручивало страшной болью. Мучения походили на «ломку», что обычно испытывают наркоманы лишенные «дури». И лишь одна жидкость могла принести облегчение — горячая человеческая кровь. Животная тоже годилась, но имела неприятный привкус и убивала жажду совсем ненадолго. Но в любом случае кровь обязательно должна быть живой, только-только изъятой из артерии. И чем сильнее жертва боялась, тем большую сытость чувствовал Злыдень. Мельников знал, почему так происходит. Кровь сама по себе не имела никакого значения. А если точнее — являлась приятной и необходимой приправой. Помогала впитывать страх, злость, боль — то, что дает магическую силу вампиру.

С того вечера, когда Злыдню удалось прорваться в реальность, прошло не так много времени. Всего пару дней. Но для Мельникова каждый час был заполнен новыми открытиями, поиском пропитания, думами, действиями. Но чаще помыслы бывшего колдуна занимала жажда. Пить хотелось постоянно. Люди стали обыкновенной едой, добычей, дичью. И несмотря на предупреждение Гвиона, старик таки укусил сопровождающего волшебника. Отпил немного и яд не пускал, дабы не превратить в куклу. Парень оказался слаб, быстро поддался магии Мельникова. И легко забыл, что произошло. Правда по прибытию выглядел немного бледным и болезненным. То и дело щупал следы от укусов на шее, пошатывался на ветру. Но к счастью никто не заподозрил.

У трапа самолета Злыдня сразу же обступили четверо молчаливых волшебников-боевиков. Сопроводили к автомобилю и доставили в особняк высоко в Альпах. Мельников рассчитывал встретиться с Гвионом тотчас по прибытию и даже заготовил приветственную речь. Но ошибся. Платона просто-напросто взяли под усиленный конвой и отвели в комнату. Выходить запретили. Сказали короткое «жди, тебя позовут», и заперли.

Полчаса мистик маялся от безделья, мерил шагами спальню. А потом решил поэкспериментировать с новой силой. Уселся на ковер и призвал Тень. Та не замедлила явиться. В мозг Платона хлынули воспоминания о многих веках жизни, знания и мудрость того, кто известен под именем Носферату. Мельникова хватило ненадолго. Жуткая головная боль выбросила из транса, заставила кататься по полу, и задушено выть. Но отдышавшись, Злыдень улыбнулся. В памяти обнаружились ценнейшие знания по высшей вампирской магии. Рефлексы и инстинкты также претерпели изменения. Колдун стал намного быстрее и сильнее, получил полную власть над телом. Однако после транса жажда нахлынула с такой яростью, что Платон чуть не сошел с ума. До утра оставалось часа три, мистик рисковал попасться. Но не выдержал, отрастил крылья и скользнул за окно.

Первая охота вышла удачной. Злыдень обнаружил высоко в горах одинокого туриста-экстримала. Не особо задумываясь, загрыз, а тело спрятал под грудой камней. Но на обратном пути не повезло. Уже на подлете к особняку колдун попал под лучи восходящего солнца. Испугался и попытался скрыться, но опоздал. Светило ослепило и обожгло подобно соляной кислоте. Но Платон сумел добраться до открытого окна, мешком ввалился внутрь. Обратился в человека и со страхом стал ждать, что вот-вот рассыплется в прах. Но смерти почему-то не наступило. Мельников вновь погрузился в воспоминания Тени. А выйдя из транса долго хохотал над собственной наивностью и глупостью. Оказывается, вампиры не боялись солнца. Да, дневной свет раздражал и доставлял боль. Но убить не мог. Впрочем, как и святая вода, чеснок. И вообще высшего кровососа могло уничтожить лишь три вещи: достаточно мощное боевое заклятие, осиновый кол и отсечение головы.

Мистик почувствовал себя намного увереннее. Весь день посвятил слиянию с Тенью и ждал приглашения Гвиона. Но Старейшина так и не соизволил вспомнить о госте. Ночью Злыдень опять улетел на охоту. Надолго задерживаться не рискнул. В ближайшем селении съел нескольких дворовых псов. Отыскал первого попавшегося прохожего и утащил в горы. Окончательно утолил голод и вернулся в особняк.

Сегодняшний день прошел почти по той же программе. За исключением того, что местных переполошила пропажа людей и в горы снарядили поисковый отряд. Мистик чуть не попался. Теперь следовало соблюдать осторожность.

Постепенно Платон пришел в норму. Еще пару минут полежал на постели, встал и начал приводить себя в порядок. Оделся и тщательно вытер лицо. Бросил беглый взгляд на небольшое зеркало, вмонтированное в дверцу шкафа. Из полутьмы на Мельникова смотрел невысокий худощавый мужчина. Далеко за пятьдесят, мелкий и заморенный. Лицо узкое и злое. Очень бледное, иссеченное морщинами. Череп лысый, в складках кожи. Тени сгустились у длинного острого носа, под надбровными дугами и ртом. В черных провалах виднелись глаза. Жестокие и холодные, ненавидящие, колючие. Черные кружочки радужек плавали в залитой кровавой краской белках. Взгляд изменился первым.

Обдумать произошедшие изменения Платону не дали. Раздался осторожный стук. Колдун невольно отступил в угол. Но быстро совладал с собой, прокашлялся и сухо произнес:

— Войдите.

Дверь бесшумно отворилась, в комнату вошел высокий худощавый мужчина, одетый в безликий черный костюм. Лицо еще белее, чем у Платона. Черты холодные, но яростные и резкие. Глаза настолько бледные, что казались пустыми бельмами.

Мужчина аккуратно прикрыл дверь, неспешно прошел к ближайшему креслу. Присел и посмотрел на скрывающегося в тени Злыдня. Изогнул губы в деревянной улыбке, спросил:

— Охота прошла удачно?

— Вполне, — не счел должным отпираться Мельников.

Колдун удивился, но виду постарался не подать. Гвион выбрал странное время для посещения. Да и тянул почему-то очень долго. Мистик бросил настороженный взгляд на Старейшину, привычным жестом попытался пригладить несуществующую бородку. Вспомнил и поморщился, присел в другое кресло — стоять как подчиненный нельзя. Ведь не слуга или раб, а свободный и равный. Условно, но все-таки. Прыгнуть в окно и улететь — дело нескольких минут.

Седой маг безучастно рассматривал колдуна. Старик ответил тем же, давая Старейшине право первого хода.

— Осторожней нельзя? — спросил Гвион. — Твои похождения вызовут панику у людей. Нам не нужна шумиха и внимание. Или мне приказать установить решетки?..

— Ты считаешь, поможет? — издевательски хмыкнул Злыдень.

— Если украсить прутья магическим орнаментом, вполне, — спокойно ответил маг.

— Лучше бы кормил как полагается, — окрысился Мельников. — Мне что, мебель грызть?

— За пищу нужно платить, Носферату, — произнес Старейшина и дернул уголком рта. — А ты пока не сделал ничего полезного.

— Весьма вежливо два дня морить голодом, — отпарировал Злыдень, — Прийти и рассуждать о плате. Мне не нравится начало деловых отношений, Гвион. Советую пересмотреть тактику. Иначе…

Колдун откинулся в кресле и закинул ногу на ногу. Придал себе независимый и равнодушный вид. Слова мага сразу же вызвали липкое бешенство, ненависть. И он помнил — Старейшина враг, как бы ни прикидывался другом. В другие времена и в ином теле Мельников насмерть сражался с подобными Гвиону. Бился ежедневно, отстаивал право на существование. Но маги победили. А Носферату убил и заключил в тюрьме на дне Дороги Сна сам Повелитель Ветра. Мельников испытывал ненависть. Но здравый смысл и природная изворотливость подсказывали — надо поиграть. Пока чересчур слаб, чтобы вступать в открытую борьбу. Следует извлечь максимальную выгоду из союза с магом.

— Иначе что? — поинтересовался Гвион. Прищурился и окинул старика презрительным взглядом.

— Предварительная договоренность потеряет силу, — мерзко хихикнул старик, кивнул на окно. — И я отправлюсь в свободный поиск. Мир не готов к приходу такого, как я. И станет прекрасным местом обитания.

Седой маг минуту помолчал, равнодушно глядя на Злыдня. Медленно кивнул и нарисовал на губах блеклую улыбку.

— А как ты избежишь встречи с охранниками, о дорогой Носферату? Боевые волшебники по моему приказу пропускали тебя на охоту. Но достаточно одной мысли… Не думаю, что устоишь против нескольких десятков Солнечных Сфер.