– Что Ему нужно? – перебил я.

– Ты, – сказал мальчик, ласково провел ладонью по гладкой древесине. – Конечно же, ты… Он Мастер Снов, властелин туманного мира. И мы подчиняемся ему, призваны служить. Лишь затянув тебя в глубины Дороги, опутав ложными видениями и мыслями, он сможет отобрать силу. Но хозяин не рассчитал. Наряду с его снами обрели плоть и твои. Потому ты можешь скрываться. Но бегать бесконечно нельзя, ты слабеешь с каждой минутой. Еще немного и он одержит победу…

Существо умолкло, вновь дробно и радостно засмеялось. Подняло голову к небу и посмотрело на луну, замурлыкало детскую песенку. Я с неприязнью посмотрел на острые пилообразные зубы и передернул плечами. Персонаж фильма ужасов. Да и глаза-пуговицы… Брр… Облик мальчика внушал слепой и безотчетный страх. Я не знал, стоит ли верить… этому.

– Ясно, – кивнул я. Затаил дыхание и задал самый важный вопрос: – Как мне выбраться?

Мальчик перестал петь. Резко повернул голову и вперил в меня слепой взгляд. Долго внимательно рассматривал, изучал. Бледное лицо искривилось в гримасе страдания. Но тут же разгладилось, снова приняло беззаботно-веселое выражение.

– Найди себя, – сказало существо. – Найди… Ты знаешь, где искать, прислушайся к интуиции. И скажи мне…

Долгих несколько секунд я смотрел в разноцветные пуговки. В кусках пластмассы не отражалось ни единой эмоции. Глаза – зеркало души. А если нет глаз, то где остальное?.. Но он прав, я знал уже довольно давно, но просто боялся. Нет ничего страшнее для человека, чем он сам. И каждый из нас старается поменьше заглядывать вглубь темных и потаенных закоулков души. Там может скрываться то, чего видеть совсем не хочется. Одни стараются быть белыми и пушистыми как плюшевые зайчики, другие злобными и жестокими. Но если пробить броню, маску лживых поверхностных эмоций, то откроются неизведанные глубины. И мы боимся того, что может всплыть на поверхность, боимся собственных душ.

В спину ударил порыв холодного ветра, выстудил кожу и взъерошил волосы, помчался дальше. Зашуршала листва. Мертвая вишня вздрогнула, будто пробудившись от долгого сна, натужно и жалобно заскрипела ветвями. Мальчик с беспокойством огляделся, ухватился за ствол покрепче.

– Поспеши!.. – воскликнуло существо. – Он близко! Если не уйдешь вовремя, то утянет намного глубже. Там ты не сможешь бороться.

Ветер усилился, загудел и засвистел в голых ветвях. В воздух поднялось целое облако пыли, сухих листьев и мусора. Земля задрожала, невдалеке раздался грохот. Быстрого взгляда хватило, чтобы увидеть, как рухнул один из сельских домов. Вслед за ним в груду обломков превратился второй. Вдалеке появился вихрь, разросся. Буквально за минуту в паре улиц от меня родилась громадная воронка торнадо, загрохотала и пошла в наступление. Выдирала деревья с корнями, рушила здания как соломенные. В свисте ветра послышались отчетливое шипение, торжествующее и злорадное:

– Наш-ш-шел!.. Не убеж-жишь!..

Глаза запорошило пылью. Я моргнул, содрогнулся под напором ветра. Быстро посмотрел на паренька. Он уже не выглядел таким беззаботным. Существо прижалось к стволу вишни. Лицо дергалось в гримасе страдания и страха, губы непрерывно шевелились, что-то шептали. В свете луны я увидел тончайшие нити, привязанные к ногам и рукам паренька. Блещущие сталью проволочки тянулись вверх, уходили в черное небо. Мальчик оказался даже не куклой, а марионеткой призванной дрыгать ногами и руками по приказу хозяина. И сейчас нити натягивались, выворачивали тело, отдавали приказы и повеления.

– Я знаю… – прошептал я. Помедлил и закричал, пытаясь прорваться сквозь вой ветра. – Знаю!..

– Хорошо… – послышался шепот существа. – Уходи! Я задержу сколько смогу…

– Постой! – возразил я. – Скажи…

– Нет! – крикнул мальчик, замахал ладонями в испуге. – Умоляю, только не произноси вслух!.. Слова имеют власть в этом мире! Не надо! И они предназначены не мне… другому. Ты же помнишь – тут зазеркалье. И некоторые осколки зеркала кривые. Ты сам выбираешь, кем быть!.. Уходи, прошу тебя! Вот, возьми! Ты знаешь, что делать…

Марионетка забилась в путах, с трудом переборола натяжение нитей. Дотянулась до пояса и вынула из-за пазухи маленький складной нож. Сил хватило лишь на то, чтобы бросить. А затем страшный рывок пригвоздил мальчика к дереву, распял и изломал. Голова куклы безвольно свесилась набок, на теле проступили пятна крови. Рот существа перекрестили черные нити, зашили кривыми стежками. Волокна порвали губы, кровь хлынула быстрыми ручейками и размазалась по лицу. Мальчик скривился от боли, с трудом приоткрыл рот, булькнул и прохрипел:

– Беги!

Одна пуговица не выдержала напора ветра и отвалилась, улетела прочь. На ее месте осталась рваная дыра. Из глазницы полезла солома, какие-то тряпки и поролон. Струйка крови плеснула на белый ствол дерева, покатилась вниз как слеза.

Я нагнулся и нащупал шершавую рукоятку ножа, зажал в кулаке. Оглянулся назад. Торнадо совсем близко. Превращал дома в пыль и вгрызался в землю. Тяжело возился, будто танк в болоте, но неуклонно продвигался ко мне. Тьму рассекали яркие ветвистые молнии, гремел гром. Мимо уха просвистел обломок доски, в грудь ударил кусок кирпича. Я зашипел от боли и пошатнулся, закрылся рукой. В последний раз посмотрел на мальчика-марионетку. Ветер нещадно трепал тщедушное тельце, рвал на части. Из глубоких ран бежала кровь, вываливалась солома.

Кукла… – вспыхнула мысль. – Не хочу быть куклой…

Я отступил в сторону и попятился к забору. Остановился и сжал кулак. Шершавая рукоять удобно устроилась в ладони, кожу холодил гладкий металл. Нож старый и тяжелый, лезвие должно быть достаточно острым. Щелкнула пружина, лезвие легко выскользнуло из паза. По короткому клинку проскользнул серебристый отблеск луны. Я задержал дыхание и резко полоснул по горлу.

Боли не последовало. Мир затянуло серым покрывалом, исчезли звуки, ощущения. Не успел я испугаться, как уши уловили шелест листвы и хохот филина, ноздри пощекотали запахи дыма и терпкой лесной свежести. Я пошатнулся, осмотрелся с некоторым изумлением. Знакомая поляна. Вокруг темные стволы вековых деревьев, звездное небо над головой. Прямо передо мной уже немного притухший костер. Дрова превратились в жаркие багровые угли, вился дымок. Рыцарь сидел в той же позе, задумчиво наблюдал за искорками и точил меч. Меня, как и в прошлый раз не заметил, скользнул равнодушным взглядом.

Чем пристальнее я смотрел, тем больше находил знакомого и родного. Возникло желание взять меч, ощутить в руках надежную тяжесть оружия. Рядом в траве громадный башенный шлем, чуть дальше щит из цельного куска железа. Захотелось потрогать доспехи, провести ладонью по исцарапанной холодной поверхности… Вопрос, тот, что запретила задать марионетка, вертелся на языке.

– Ты – это я? – спросил я внезапно охрипшим голосом.

Рыцарь медленно поднял голову. Лицо мужественное и суровое: короткий ежик светлых волос и впалые щеки, темные круги под глазами… мое лицо. Немного грубоватое, жесткое… но мое. Взгляд воина прояснился, в глубине зрачков появились золотистые искорки. Он не удивился, лишь улыбнулся.

– Я – это ты, – подтвердил рыцарь.

Голова закружилась. На мгновение нахлынула темнота и забвение, но сразу отпустила, ушла. Я очнулся, помотал головой, отгоняя остатки слабости. Широко улыбнулся, с удовольствием зевнул и поднялся на ноги. Размял затекшие ноги, потянулся как кот. Хорошо подогнанные доспехи чуть слышно позвякивали при движении. Сидели как вторая кожа, на плечи совсем не давили.

Я провел руками по телу. Ладони скользили по холодному твердому металлу. Пальцы ощущали неровности и царапины, вмятины. Натолкнулись на непонятные ложбинки. Я повернулся на свет и пригляделся. На грудном панцире выгравировано изображение Козерога. Линии перетекали одна в другую, создавали извивы змеиного хвоста, резкие перепады головы и плавные завитушки рогов… Гордый и сильный герб, коим стоит гордиться.

Нагнувшись, я подобрал щит. Привычно закинул на спину и застегнул ремень. Надел шлем, пристроил ножны с мечом на пояс. Перешагнул притухший костер и скользнул во тьму.