Я сегодня попробовал поговорить с самим собой на страницах рабочей тетради. Писал критические замечания о своём литературном труде и как ни странно, критика у меня получилась лучше, чем собственно сами произведения, во многом надуманные, высосанные из пальца.

Давно не играл на гитаре, а сегодня взял инструмент и сыграл с большим удовольствием, даже пробовал петь. Приезжала двоюродная сестра Аня, что работает на заводе ЗИЛ. Привезла хорошей картошки. Посидела с нами, выпила чай с малиной и уехала к себе в общежитие. Смотрел двухсерийный фильм об убийстве в поезде.

Звонил Володя Копорев, высказывал претензии, в том смысле, что праздники не отметили. Сказал, что Женьку забирают в армию. Я так и не понял, шутил он или врал. Чуть позже позвонил сам Женька, сказал, что ни в какую армию он не идёт. Завтра он не учится, походит по магазинам.

Перед «отбоем» смотрел «Зеркало сцены» и читал Леонида Андреева. Насморк замучил. Завтра позвоню на «Мосфильм», узнаю насчёт проб.

Утром выпил кофе и поехал на работу. Надел новые румынские ботинки, которые, чувствую, натрут мне не одну мозоль. На работе Толи не было, а Коля уходит в отпуск. С Борисом купили на Колины деньги два торта для сотрудников. Соорудили праздничный обед.

Позвонил на «Мосфильм». Сказали, что одиннадцатого числа в одиннадцать часов будут ждать меня на фото-пробу. Вера Шишацкая весь день сидела на телефоне и пыталась вызвать телемастера. Как она меня этими переговорами утомила. Валерка Кулямин пришёл в приподнятом настроении. Поделился с нами «хорошей» новостью. У него «сгорел» сосед, «пивший» его кровь, а так же он получил пятьдесят рублей как помощь на воспитание детей.

Саня, Борька и Валерка играли в шахматы на вылет. Молниеносные партии, как их Саня назвал «Блицкриг». Шахматные часы тикают, у кого флажок упал, тот проиграл. Саня опять вспоминал свою работу в таксопарке, пересказывая все не раз слышанные мною подробности.

На работе я не переодевался, снял только новые ботинки, потому что жали. Надел старые, сбитые, заношенные, но удобные. В них, по рассеянности и поехал домой. Опомнился только на улице. В метро на меня поглядывали с недоумением. Сам наряжен франтом и в таких неподобающе-сношенных ботинках. Я в ответ на эти укоризненные взгляды только устало улыбался и пожимал плечами.

Сегодня у Максимыча день рождения, стали пить прямо с утра. Пришлось мне вручать ему подарок. Так уж повелось, что я вручаю всем подарки и говорю поздравительную речь от лица коллектива.

В десять часов поехал на «Мосфильм». Пропуск заказать забыли и пришлось ждать на проходной. Делали фото-пробы, вертели меня во все стороны и каждую сторону снимали не менее шести раз.

Заехал после фото-проб домой, взял картошку с тушёнкой и поехал на работу. Все, кроме Бориса были пьяны. Толя сидел на кожаном диванчике рядом с Борькой и сулил ему золотые горы. Мы съели Борькин суп и картошку с тушёнкой. Домой пошли на час раньше положенного. В лифте столкнулись с начальником нашего отдела Николаем Ивановичем. Он понял, что мы закончили день трудовой, покраснел от изумления, но ничего не сказал, ни о чём не спросил.

Поехали в кинотеатр «Рекорд», посмотрели фильм «Андрей Рублёв». Оттуда на станцию метро «Площадь Ногина». в сорок второе отделение милиции, в народную дружину. Меня назначили старшим, пришлось мыкаться с нарядом. Кроме меня с Борькой было ещё две женщины-дружинницы. Вместо того, чтобы ходить по улице, мы сняли повязки дружинников и пошли в кинотеатр «Новороссийск» на фильм «Зина-Зинуля». После кинокартины заявились в отделение милиции, поймали дежурного, и он нам отдал наряд, отметив время двадцать один час. Женщины не обрадовались, а нам с Борькой всё равно двадцать три часа или двадцать один час. Мы за дружину отгулы не получаем.

Приехал домой, позвонил Ане. У неё в гостях подруга, просила позвонить завтра. На ночь выпил кипячёного молока, ничего не читал, не писал.

Принёс лимон на работу. Татьяна Григорьевна, больная ангиной, в моё отсутствие хотела его съесть. Саня ей этого сделать не позволил, о чём с удовольствием и в красках нам с Борисом рассказал. В результате съели лимон все вместе. Обедали в мастерской, от столовой отказались окончательно.

Пытался по учебнику 5—6 класса учить русский язык, но тщетно.

Отдал Васильеву повязки дружинников и наряд, а так же три рубля, что брал взаймы. После звонка руководства, отправился в бойлерную в качестве подсобного рабочего. Кроме меня, было ещё трое молодых ребят. В наши обязанности входило таскать глину, смешанную с асбестоцементом. А строители, — ими оказались женщины, — этим раствором обмазывали трубы, таким образом их утепляя. Женщины-строители, общаясь между собой, ругались матом. Нам, молодым ребятам, слышать это было смешно. Мы, не сговариваясь, стали над ними смеяться. Они существовали в своём замкнутом, закрытом мире и на нас внимания не обращали.

Дома я взял гитару и стал петь. После физической работы вернулся голос. Смотрел вторую серию о Ломоносове. Актёры играют плохо. Читал стихи до тех пор, пока в голове не появлялась светлая мысль. Далее развивал её в рабочей тетради. Получилось шесть коротких рассказов. Смотрел «Мир и молодёжь». В программе речь шла о футбольных и хоккейных болельщиках. Хотят им снова вернуть «свободу эмоций», «право болеть за любимую команду». Пожалуй, этого и запрещать не следовало. Ложусь спать поздно, глаза закрываются.

С утра начались неприятности. Народный контроль остановил меня на проходной, записал опоздание. С этого дня придётся ездить к восьми часам. Толя позвонил и распорядился, нас с Саней отправить на стройку. Таскали асбестоцемент для обмазывания труб.

Звонил на «Мосфильм». Сказали, что фото-пробы прошли удачно. В декабре надо будет созвониться, а в январе меня будут снимать. На работе не все обрадовались такому известию. При этом все жали руку и поздравляли так, словно меня утвердили на главную роль.

Дома написал маленькие рассказы. Те, что вчера вышли из-под моего пера, сегодня показались негодными. Я их забраковал. Звонил Женьке, он читает Рубцова и одновременно ужинает, я ему помешал. Звонил Ане, она заболела, лежит в постели. Обрадовалась, что меня утвердили на «Мосфильме».

Холодно в квартире, ветер гуляет. Зажёг газовые конфорки и писал на кухне.

На работу приехал к восьми часам, опять проверяли. Саня пришёл к восьми тридцати, но его не ругали. Так как Константин Андреевич сказал проверяющим, что ему и положено приходить к восьми тридцати. Асбестоцемент таскать не посылали. Ходил вместе с Валеркой в магазин, купил две пачки индийского чая.

Вернувшись в мастерскую, играл в домино. Я в паре с Толей, Борис с Саней. Играли до самой последней минуты рабочего дня.

После работы пошёл в библиотеку, продлил срок выдачи книги стихов Николая Рубцова и засел в читальном зале за романом «Плаха» Чингиза Айтматова. Кое-что выписал, для подготовки к экзамену.

Звонил Ане, она ещё больна. Поехал прогуляться. Хорошо в Москве вечером, народа мало. Сегодня пятница, все едут пьяные, смешные. Вернувшись домой, написал рассказ.

Утром звонила Таня, сестра ей сказала, что я ещё сплю. Посмотрел повторение «Что? Где? Когда?» с отцом и сыном Райкиными. Подписал дарственной надписью книгу Георгия Товстоногова «Зеркало сцены» и взяв её с собой, поехал в ДК им. Горбунова. У Генки Стручкова был день рождения, а я его ещё не поздравил.

Во Дворце Культуры Геннадия не нашёл, зато хорошо пообщался с Натальей Борисовной. Домой возвращался вместе с коллегой по театральной студии, милиционером Саней Чульжановым. Он только с этого года в Народном театре. Саня вчера всю ночь ловил преступников. Тех, что вчера в магазине «Молодёжный» убили инкассаторов, а потом на дороге стреляли в машину с милицией. Находясь дома, я слышал эти выстрелы. А Саня дома не сидел, его друга и коллегу по работе преступники ранили в живот.