Прибыв на «Матвеевскую» зашли в магазин, купили хлеба, колбасы и масла. Тем временем перед самым носом ушли два семьдесят седьмых автобуса. До дома доехали на двести тридцать шестом.

Маринка звонила, сказала, что поздно придёт, у неё на работе «сабантуй». Звонил её молодой друг. А сам я никому позвонить не успел. Помылся, поел. Посмотрел фильм Николая Губенко «И жизнь, и слёзы, и любовь».

Завтра опять в деревню.

Отец разбудил утром раненько, и мы с корзинами отправились на двести первом автобусе на Дорогомиловский рынок.

Отец пошёл за весами, а я, заняв место, стал знакомился с продавцами. У торговавших цветами розы были, как в сказке, волшебной красоты., Старушка, продававшая черемшу и маринованный чеснок мулатам пела для них песню: «Куба, любовь моя». С торговцем арбузов поговорили о жизни.

В то время, как отец вёл торговлю, я купил помидоров, поел в пельменной и познакомился с продавщицей соков, студенткой института иностранных языков.

Дойдя до Киевского вокзала, купил билеты до Малоярославца. Но уехать в этот день нам было не суждено, — все электрички отменили. Я даже обрадовался возможности лишний день побыть в Москве.

Приехав домой, я почувствовал, что слегка приболел, простудился. Но несмотря на недомогание, помылся и поехал к Женьке в ЦУМ. В отделе не застал его. Пошёл в комитет комсомола и там с ним встретился. Пока он работал, успел съездить в кинотеатр «Зарядье» и посмотреть в третий раз фильм «Начни сначала».

После того, как Женька освободился, мы сначала «заправились» в пельменной на «Добрынинской». Затем поехали в кинотеатр «Спорт» на фильм «Тридцать три несчастья». Перед сеансом заглянули в Новодевичий монастырь и поговорили с девушками, художницами, рисовавшими купола. Зашли в церковь, там шла служба. В церкви нам сказали, что сегодня день рождения Патриарха всея Руси Пимена.

В кинозале у меня появился насморк. Простуда всё явственнее давала о себе знать. А ведь завтра надо ехать с отцом в деревню.

Утром с тяжёлой головой, не выспавшись, встал по команде отца. Сели в семьдесят седьмой автобус. Хотел было подремать, но уже на следующей остановке увидел в окно красивую девушку, бежавшую к нашему автобусу. Посмотрев на часы, я удивился — семь часов, двадцать минут. До всех наших промышленных предприятий — пять, от силы десять минут езды. Куда она так торопится?

В полупустой электричке, растянувшись, как пьяница, на все три сидения, я заснул. Отец, стесняясь моего безобразного поведения, отсел, благо мест в вагоне было много.

В Малоярославце сели в «сквозной» автобус до Егорья и, не останавливаясь в Медыни, доехали прямо до Фёдоровки. До деревни Пѝрово шагалось легко. Стоявшая в последнее время жара высушила дорогу. Добравшись до дома, я принял таблетку аспирина, поел и лёг спать.

Мама всё это время не сидела без дела, собрала две корзины чёрной смородины. Пока я спал, родители наполнили третью корзину красной смородиной. После того, как я, выспавшись, вышел к ним на подмогу, мы втроём набрали ещё и корзину крыжовника.

Приезжали работники, подрядившиеся собрать нам дом, привезли тюк пакли весом семьдесят килограмм, выпили водки и уехали.

Готовили на печи, так как не было электричества.

Прослушав по приёмнику все программы и новости, я лёг спать, но не смог заснуть. То ли днём выспался, то ли жарко было от натопленной печи. Всю ночь провалялся с открытыми глазами.

Бессонная ночь, температура. Утром вставать не хотелось. Ел плохо, «поклевал» варёной картошки и вместе с отцом отправились на Фёдоровку.

Отец предложил на Егорьевском автобусе сначала доехать до конечной, до Егорья, чтобы потом без проблем добраться до Малоярославца. Случалось, переполненный автобус проходил мимо Фёдоровки, не останавливаясь. Но его план провалился. Мы упустили автобус в сторону Егорья.

К нашему счастью, автобус из Егорья был не такой полный, и мы смогли войти. До Медыни стояли, стиснутые со всех сторон. А в Медыни удалось занять места и до Малоярославца ехали сидя. Рассчитывали попасть на утреннюю электричку, но шофёра это не волновало, он не собирался из-за нас прибавлять газа. Вёл автобус, не торопясь, по своему графику, и мы опоздали буквально на пять минут. «Не думают о людях», — с горечью в голосе сказал отец.

Пришлось три часа ждать следующую электричку.

Доехав до Киевского вокзала, мы с отцом пешком дошли до рынка. Проверив ягоду на наличие радиации, — после Чернобыля обязательная процедура, — нам дали разрешение на торговлю. Чёрная смородина пошла хорошо, а вот с крыжовником дела обстояли хуже. Но и его, в конце концов, продали. Пока отец занимался торговлей, я бродил по рынку в надежде найти друзей-торговцев. Но не нашёл. Девушек, торговавших розами, не было. Арбузы продавала незнакомая женщина. Я сделал комплемент женщине, торговавшей луком, сказал, что у неё красивая дочка. Им это понравилось. Ответили: «Засылай сватов».

Домой с отцом вернулись уставшие. Ночью снились кошмары. Видимо из-за температуры.

Утром встал с тенденцией к выздоровлению. В электричке опять спал, растянувшись во всю длину скамейки. В Малоярославце купили чернику в картонных стаканчиках и с удовольствием съели. На рынке за одним из прилавков стоял дядька, одетый с вызовом, а-ля «великий художник», в блузе и берете. Перед ним в открытом чемодане лежала лесная нечисть, вылепленная из глины и разрисованная красками. Покупатели смеялись над горе-продавцом и отпускали комментарии: «У нас всё, что с Богом связано под запретом, а чертями торговать не возбраняется». Я вместе с другими разглядывал глиняные фигурки, но не приценивался.

Купили билеты на «сквозной» Егорьевский автобус и до Фёдоровки ехали с комфортом. Я всю дорогу спал.

Мама собрала для нас две корзины красной смородины. Втроём набрали ещё две корзины смородины и маленькую корзину с малиной.

Закончив с трудами, я стал отдыхать. Заинтересовался критической статьёй Инны Туманян в «Литературной газете», о киностудии им. Горького.

К тому, что я прочитал, многое добавил сосед по даче Евгений Бочкарёв. Он рассказал о бесхозяйственности и воровстве, взятках и коррупции. Поведал о том, как Голливуд у них на студии снимал «Петра Великого». Вспомнил, что ему за незначительную оказанную помощь американцы заплатили баснословные в его понимании деньги. Признался, что только десять процентов рабочего времени отдаёт киностудии, а девяносто процентов тратит на «халтуру», на свои дела.

За разговором не заметили, как звёзды зажглись над нашими головами. И только нещадные укусы комаров, да ночная прохлада развела нас по домам.

У меня опять поднялась температура.

Решили сегодня на Егорьевский автобус не спешить, а ехать на Глуховском. Он тоже сквозной, но идёт чуть позже. Несмотря на то, что вышли не слишком рано, мы замочили ноги о высокую траву, так как стояла большая роса. Пока шли по лесной дороге от Пирово до Фёдоровки, под солнышком просохли.

На большом по сравнению с крохотным Егорьевским ПАЗиком, автобусе приехали сначала на конечную, в Глухово. Про себя я отметил, что не без основания так когда-то назвали село, теперь похожее на небольшую деревню. У меня сложилось ощущение, что мы остановились на опушке дремучего леса. Из окна автобуса видны были только деревья да сарай, в котором хранится сено.

Водитель куда-то отлучился, потом вернулся и автобус отправился в обратный путь.

В Малоярославце я купил себе журнал «Огонёк» и на той же электричке, что и позавчера, мы поехали в Москву. По дороге прочитал статью о поэте Игоре Северянине, о котором был много наслышан. Фамилия эта мелькала в книгах Маяковского, Вознесенского и Евтушенко. Почитав его стихи, открыл для себя нового поэта.