Проводник погасил свет, а мы всё сидели и разговаривали. Легли поздно. Я долго не мог заснуть. То ли из-за духоты, то ли от нахлынувших мыслей.

Проснулся в пять утра. Город Харьков. На выход все пошли вереницей. Казалось, что весь состав выходит в Харькове через наш тринадцатый вагон. После того, как все вышли, в вагон вошла Наташа. Оказывается, она поджидала наш поезд. Спросила ещё раз мой телефон, убедилась, что не обманул, поцеловала и сошла.

В процессе движения поезда мы поменяли десятка два пассажиров, и только ленинградец сидел вместе с нами. В Орле сел «потомок кулака», как он сам отрекомендовался. С вопросов политических и баснословных гонорарах актёрской братии, перешёл он на рассказывание анекдотов. Посмешил на славу.

Приехав в Москву, на Курский вокзал, мы сразу поняли, что тепла в этом году больше не будет. И бегом побежали в метро. С горем пополам я добрался до своей квартиры. Дома была мама и тут началось. Начиная с писем, кончая телефонными звонками. Брат Сергей, студент Бауманского съехал от нас только двадцать третьего сентября. Жаловалась матушка на него, да тут ещё и звонки. Кто-то набрался большой смелости и объявил меня будущим отцом. Всё это матери на голову. Письмо одно из военкомата, другое из клуба, Театр-студия «Товарищ» приглашала к себе. Приезжала родня и ещё приедет, умер дядя Яша. Короче, целая гора новостей. Так всего много, что состояние лёгкости и беспечности сразу улетучилось. Завтра пойду на работу. Прошло больше месяца, как я прохлаждаюсь в отпуске, надо знать меру.

Матушка разбудила в семь часов. К моему удивлению, встал легко. Сложил питание в сумку и, одевшись потеплее, пошёл на работу. Надел серое демисезонное ратиновое пальто и свой синий картуз. В проходной столкнулся нос к носу с «королевой», — поздоровались. Моё возвращение очень обрадовало Толю. Он, как мне потом рассказали, в затруднительном положении. Татьяна Григорьевна написала на него ябеду. А нам-то от этого что? Нам весело. Ни Толя, ни Татьяна Григорьевна нам с Борисом не симпатичны. Мы играем роль наблюдателей. А у нас на глазах разыгрывается настоящая драма. Скандалы, доносы, ругань. Пошли с Борькой на Лабораторный. Там я, оцепенев, стоял и смотрел на Таню.

Борька рассказывал сюжет прочитанного романа и, видя моё состояние, пригласил к себе в гости. Звонил Михалёв, наш комсомольский секретарь. Сказал, что будет собрание, перевыборы, что моя кандидатура практически утверждена и отказываться бессмысленно. Всё руководство хочет, чтобы именно я пришёл на смену Михалёву. Кроме всех уговоров известил, что Татьяна Андрианова теперь освобождённый комсомольский секретарь и я как человек контактный, безусловно, с ней полажу. Услышав такое, я оторопел и, слегка пококетничав, согласился.

Таня, моя Таня освобождённый секретарь! Получается, если и я стану секретарём, то нам встречаться станет проще. С работы ушли пораньше. Перед этим звонил Женьке. Встретились с ним на станции метро «Октябрьская». Пока он рассказывал Борьке о том, что было на юге, я всё думал о Тане. О том, как в кабинете произойдёт наша первая «комсомольская» встреча.

Приехав к Борису, не без удивления отметили, что Стёпа растёт на глазах. Женька читал о Маяковском в «Московском комсомольце» новые сведения. После чтения стали ужинать и пить Борькину настойку, разбавленную спиртом. Я захмелел, а потом отпустило. Я давно уже не испытываю приятного расслабляющего чувства опьянения. Это было когда-то, давно, до армии. Домой приехал совершенно «тверёзый». Разделся и бух в кровать.

После вчерашней выпивки побаливает голова. Встал рано для выходного дня, в восемь часов. Час ходил с места на место, а потом сел смотреть «Утреннюю почту». И тут началось. Настоящий концерт для сестры. Передача была про рыжих. Сам Юрий Николаев сидел в парике апельсинового цвета и просил милосердия. Я разрыдался и всё не мог остановиться. Раз пять ходил умываться и снова, глянув на экран, пускался в рыдания.

Позвонил Женька, договорились встретиться на «Добрынинской» в одиннадцать часов. Перед выходом я звонил Борьке на работу, он сегодня в смену. Поинтересовался. чего он добавляет в настойку, что мне на следующий день после её употребления, хочется плакать. Он ответил: «Слёзные капли».

С Женькой встретились и пошли в кинотеатр «Ударник» на американский фильм «Сальвадор». Картина хорошая, живая, настоящая. После фильма пешком на Арбат. Кругом народ, толкаются локтями, как в метро в час пик. Дул холодный ветер, а художников на Арбате не меньше, а пожалуй, больше, чем летом. Из знакомых никого не встретил.

Поели в «Сосисочной». Пробовали попасть на выступление Литовского театра, на спектакль «Квадрат», в помещении театра «Современник». Нет билетов. В Таганку на «Мастера и Маргариту» — тоже глухо. В Театре Гоголя идёт спектакль «Сороковой день», — мы его видели. В Театре им. Гоголя новый главный режиссёр, сняли Голубовского Бориса Гавриловича.

Не попали так же и в кинотеатр «Зарядье», на неделю китайского кино. Пришлось гулять по вечерней Москве.

Спать лёг рано.

Решил весь день провести дома. Маринка тоже никуда не ходила. Помогал ей готовить обед. Чистил картошку, резал на свой вкус, для куриного супа. Удивило меня быстрое приготовление курицы в скороварке. Сварилась так хорошо, что при прикосновении развалилась на части. Играл на гитаре, пробовал петь. Но увы, радости ни игра, ни пение мне не доставили. Читал стихи Вознесенского. Маленький стишок под названием «Романс» решил даже выучить, пришёлся по сердцу. «Запомни этот миг. И молодой шиповник. И на твоём плече прививку от него. Я — вечный Твой поэт и вечный Твой любовник. И — больше ничего». Поэтом я Вознесенского не считаю, но мыслей в его строчках много. Об Андрее Тарковском хорошо написал. Читая стихи, я увидел маленького Андрюшу Тарковского в белом свитере на площадке московского двора — затронул сердце. Смотрел фильм про вожатого пионерского лагеря, в конце картины поступающего в педагогический ВУЗ. Сегодня, оказывается, День учителя. Следом хороший документальный фильм о людях, делавших нашу культуру. Николая Рубцова вспомнили и многих других, которым раньше не было места на телевидении.

Вечером вернулись родители из деревни. Звонил Женька, мы поговорили. Рассказал мне удивительное. Его сокурсник, работающий в комиссионке по хозрасчёту, получил за август месяц зарплату триста пятьдесят рублей. Немыслимо много.

Утром с сумкой, набитой продуктами и с томиком Маяковского я пришёл на работу. Застал Валерку Кулямина, стал невольным свидетелем его телефонной ссоры с женой.

Сегодня проходило собрание группы. Все собрались в мастерской и сидели, поглядывая друг на друга. Потом пошли обвинения в сторону Семёновой Татьяны Григорьевны, а она, в свою очередь, стала поливать грязью Толю, Андреича и Чекурова. Дескать, пьёте, не просыхаете, на рогах с утра до вечера. Ленку назвала проституткой. Никто из собравшихся за Ленку не заступился, не опровергнул эти несправедливые слова Татьяны Григорьевны. Ленка потом курила и плакала.

Вставали поочерёдно Чекуров, Таисия Яковлевна и отвечали Семёновой с пылом и жаром. Совершенно так, как это показывают в фильмах про коммунистов двадцатых годов. Кончилось всё прямым приказом: всем женщинам беспрекословно выполнять все указания механиков. Максимыч предлагал написать общую бумагу, в которой бы коллектив выражал своё недоверие Татьяне Григорьевне. Решили всё это сделать после седьмого.

Почитал немного Маяковского. Борька приезжал за деньгами. Сказал, что седьмого идёт на выступление группы «Модерн Токинг». Съели с ним по две сосиски, и он поехал домой. Приглашал в воскресенье к себе в гости.