Вечером позвонил Марине Зудиной, трубку подняла молодая женщина, сказала, что Марины нет. Я успокоился уже и тем, что телефон дала свой.

Позвонил Тане домой. Поинтересовался, прочитала ли она тот рассказ, что я ей рекомендовал. Заодно извинился за своё безобразное поведение на комитете комсомола. За те бранные слова, которыми всех обложил во вторник. К моему удивлению, Таня не обиделась. Наоборот, воспылала ко мне новой, свежей страстью из-за моего столь безумного поступка. Столько любви и нежности в её голосе я давно уже не слышал. Вот и пойми женщину. Как говорится, век живи, век учись.

Сегодня сдача лифтов комиссии. Начальство собрало денежную взятку. В качестве презента Коля принёс огромную стеклянную рюмку, переливающуюся всеми цветами радуги. Несмотря на то, что лифты сломаны, они были сданы высокой комиссии. Взятка и подарки сделали своё дело.

Толя завтра женится, меня отправили за цветами. Но перед этим попросили выпить за молодожёнов.

Купил одиннадцать штук красных гвоздик, за двадцать рублей.

На работе со вчерашнего дня стали отмечать Восьмое марта. В нашей стране праздники начинают отмечать с недельным разгоном. Мне это не нравится. Закрывали объект вдвоём с Борисом, и с ним же ехали до «Киевской». Шутили и смеялись. Борька вышел на «Киевской», а я доехал до «Арбатской».

В ГИТИСе встретил Витю. Ходили с ним в Клуб медиков, перекусили, выпили пепси-колы.

Вечером по Ленинградской программе смотрел «Новости». Показывали девушку, которую выселяют из Ленинграда за проституцию.

Суббота рабочая, вся страна трудится в поте лица. И только у нас, в Гохране этот день является формально-рабочим.

С утра меня, как комсомольского секретаря, вызвал Николай Иванович для поздравления женщин нашего отдела. Я вёл себя, как первостепенный лицемер. Улыбаясь, всех поздравлял, целовал, желал красоты, здоровья, безграничного и постоянного женского счастья. А у самого на душе было грустно.

Вернувшись в мастерскую, переоделся и отправился за подарками. Перед поездкой я зашёл в кабинет к Тане. Она сидела за огромным лакированным столом и читала рассказ «Первая любовь» Богомолова. Увидев меня, Таня принялась жаловаться: «Не могу играть эту роль. Всё это связано с личными воспоминаниями. Тяжело». Я забрал книгу и ушёл.

Доехал до Добрынинского универмага, купил каждой нашей женщине по куску душистого мыла и по тюбику крема.

С работы отпустили в четырнадцать часов. Домой я не поехал, отправился гулять по центру города. С крыш срывались и падали сосульки, пахло весной. На Арбате видел Игоря Степанова и Лайму Вайкуле, гулявшую возле Щукинского училища.

В очередях за водкой и цветами люди стояли часами. Никто не жаловался и не роптал. Люди у нас умеют молчать и терпеть, так же искренно, как и говорить о наболевшем.

На такси доехал до Женькиной комиссионки. Сходили вместе с ним в кинотеатр «Родина» на фильм «Париж, Техас».

Уже третий, если не четвёртый день подряд вся страна празднует Восьмое марта. Михаил Сергеевич куда-то пропал, ни слуху о нём, ни духу. Тишина. А в Кавказских горах не всё ладно. Беспорядки — тридцать один человек погиб. И с гласностью что-то творится. Ни одного репортажа о стычках армян с азербайджанцами. Только письма в «Новостях» зачитывают и говорят о братстве народов.

Весь день просидел дома. Позвонил Севе и узнал телефон Светланы, его ученицы, влюблённой в меня. Созвонившись с ней, договорился насчёт встречи. Света из младшей студийной группы, которой руководил Сева. Два года я её не видел и голос по телефону не узнал.

Читал книгу «Двенадцать стульев», затем поэму Маяковского «Во весь голос». Она, как сон. Автор пишет, что полупохабна. Но зато точна, мне нравится.

Смотрел фильм «Три толстяка».

Сегодня не работаем и завтра работать не будем. Мама и сестра с утра стали просить у меня подарки. Сославшись на то, что Восьмое марта будет только завтра, я еле отвязался.

Звонил в Театр-студию Табакова, женский вежливый голос дал мне исчерпывающий ответ: «Сегодня у театра выходной. Завтра спектакль. Марина Зудина в нём участвует».

С утра в виде зарядки я побежал на месте под музыку и бежал так минут двадцать. От пробежки проснулись дремавшие силы. Позвонила Света, договорились с ней встретиться у Большого театра.

Она пришла. Смешная, маленькая, красивая, безумно талантливая. Но выглядела на двенадцать лет, хотя и исполнилось ей восемнадцать. Прогулялись с ней по Москве. Оставив её в очереди в кафе «Космос», я сбежал.

Поехал к Женьке на работу. Хотел в комиссионке купить подарок маме и сестре, но там замок на дверях, включённая сигнализация. Оказывается, они закрылись в обед.

Созвонился с Женькой, встретились на «Щёлковской» и поехали к Борису в гости.

День был хмурый, я проснулся в тягостном состоянии. Мама и сестра до последнего надеялись на мои подарки. Их не последовало.

Звонил Женьке, — не дозвонился. Оделся и поехал в город. На станции метро «Киевская» я увидел Таню в зелёном пальто и белой вязаной шапочке. Следом за ней семенил её муж. Она шагала гордо и в тоже время обречённо, так королева идёт на эшафот. Муж плёлся за ней. Мне стало их жалко.

Поехал на Рижский рынок, искал розы. Не было тех роз, которые мне не стыдно было бы подарить. На моих глазах случилась драка. Женщина-продавщица назвала за свой товар огромную цену. Покупатель возмутился и выругался. Она схватила находящуюся у неё под рукой палку и ударила его этой палкой поперёк спины. На словах объяснила свой поступок так: «Чтобы в Женский день матом не ругался».

Я купил пятнадцать хороших гвоздик и отвёз их в Театр-студию Табакова. Оставив букет вахтёрше, попросил передать его Марине Зудиной. Женщина одобрила мой поступок, сказала, что цветы — это воздух для актрисы.

Сегодня я чуть было не расстался с жизнью. Рядом со мной, в одном шаге, упала сорвавшаяся с крыши дома огромная ледышка. Прохожие отнеслись к этому философски. Обошлось, не убило, — чего охать. Все на мгновение замерли, а потом продолжили свой путь. Да что прохожие, я и сам уже через пять минут перестал об этом думать. Хотя жизнь моя, без всякого преувеличения, висела на волоске. Строишь планы, жалеешь бывших любовниц, ухаживаешь за актрисами, — раз, и ты уже на суде у Господа Бога.

Приехав домой, сказал, что дам по двадцать пять рублей на подарки. Мама, рассерженная моим невниманием, отказалась от денег, я не настаивал.

Настроение к вечеру не улучшилось. И ледышка, и отсутствие на рынке роз, и плохая погода, и бесконечные пьяные выходные. Какая-то усталость от всего.

На работе три из четырёх лифтов стоят. Ходит один, совершенно героический. В десять часов пошёл по магазинам, а затем с полной сумкой продуктов забежал в кабинет к Тане.

До этого я звонил ей, но трубку никто не брал. Теперь было понятно, почему, — она сидела у радистов. Увидев меня, она словно очнувшись, закричала, что в радиорубку посторонним входить нельзя, а у неё обед. Танины глаза полны были слёз. И только тут я понял, что она на меня обижена. Ведь на Восьмое марта я не только ей ничего не подарил, но даже и не поздравил. Больше того, накануне праздника я забегал к ней с сумкой, сказал, что еду за подарками, меня не будет, не ждите. Конечно, всё это её обидело. И не в подарке дело. Праздник — хороший повод наладить отношения. А я, как она поняла, налаживать отношения не собираюсь.