На вечер я не пошёл, поехал в ГИТИС. Там встретил Юру, Витю и Геру. Ходили вчетвером в кафе. Я их накормил, как единственный кридитоспособный. Все они таланты, все они поэты. Но студенческий карман всё время пуст.

Хотел сегодня сдать комсомольские взносы, но не смог. Просидел в своей темнице, а точнее сказать, не сидел, а работал. Пришли Толя и Коля, два «работника», стали дурака валять. Ну, и кое-как дотянули лямку до конца рабочего дня. Лучше бы уж пили, чем притворяться. Хотя они и в пьянке неискренни.

После работы поехал в ГИТИС. Попал на Юру с Ваней Пилипенко. Они репетировали «Двенадцать стульев». Юра играл товарища Бендера, Ваня — Кису Воробьянинова. Я сидел, наблюдал, как они работают. Отрывок был совсем сырой. Попрощавшись с ними, вышел из института и тут, как тут Витя. Зашли с ним в читальный зал, он взял для меня повесть Михаила Рощина «Море волнуется». Передал десятку, которую я давал Звягинцеву и сидел вместе со мной, читал книги.

Прощаясь, я оставив десятку Вите и поехал домой. Дома надеялся встретить маму, сестру, двоюродного брата Саню Томаха и его жену. Встретил меня один Саня.

Мама, по словам брата, уехала в Медынь, переводить деревенский дом с отца на нас и до сих пор не вернулась. Сестра в институте, жена Сани спала в Маринкиной комнате. Делать нечего, сели за стол вдвоём. Я открыл Санину бутылку водки и стал разливать. В это время по Ленинградской программе шёл фильм «Сорок первый». Про любовь, про синие глаза.

От водки и от картины я растаял, позвонил Тане. Дал условных два звонка, забыв о том, что уже двенадцатый час ночи. И о том, что три дня назад тряс перед её носом кулаком.

Саня выпил и стал приглашать на лето к себе в Донецк. Обещал сводить на шахту, всё показать, всё рассказать. Пришла сестра, он ей подарил персик, говорил нежности. Мы шутили и смеялись. Саня, по своей природе, как и я, — дамский угодник.

На работе, с самого утра бегал, добирал деньги с комсомольцев и постепенно собрал со всех. Позвонил Тане и что же? Совершенно другой голос, она ласкова и приветлива. Неужели вчерашний ночной звонок так чудодейственно на неё подействовал? Именно он. Когда я пришёл в её кабинет и принёс взносы, то увидел перед собой совершенно другую женщину. Она была так красива, что совершенно не походила на себя. Я сидел с ней рядом, наши плечи касались, пересчитывал деньги на калькуляторе и от смущения краснел. Входили Питерский, Танина соседка по рабочей комнате и с изумлением смотрели на нас. Они были свидетелями того самого моего концерта, когда обращаясь к Тане я произнёс: «Дать бы тебе сейчас по зубам». Они смотрели на нас удивлённо и молча уходили.

Таня была настолько соблазнительна и сидела так близко ко мне, что… Но я не стал искушать ни её, ни себя. Отдал деньги и ушёл.

Часовой, которого не меняют, как собственно, и весь караул, рассказал, что происходит у них в дивизии имени Дзержинского. Вся дивизия улетела в Сумгаит. Три дня назад отправились туда последние шестьсот человек. Остались две роты, для внутренних нарядов и для охраны объектов. Взяли с собой много слезоточивого газа «Черёмуха» и полное боевое снаряжение.

В нашем клубе показывали югославский фильм «Алло, такси». Мы с Борисом на него пошли. Была и Таня с мужем. Андрианов, как увидел меня, побледнел. Он в курсе наших звонков-знаков. Да и Питерский, его друг, всё увиденное тотчас рассказывает. Получилось, картину смотрели вместе.

После фильма я поехал к Борису. Ужинал у него, играл со Степаном.

Вернулся домой, когда все уже спали.

Будил меня Саня. Мама с раннего утра поехала в Медынь переоформлять документы. Я быстро оделся и собрался выходить. Тут Саня, убеждённый в том, что я работаю в Кремле, а служу в КГБ и не верящий ни одному моему слову, опровергающему эту версию, попросил показать ему мой пропуск. Это красная книжка, в которой фотография, фамилия, имя, отчество и две печати, на которых по кругу написано «Комендатура войск МВД». Саня совершенно утвердился в своих заблуждениях. Он любовался моим пропуском и улыбался, глядя на меня, как влюблённая девушка. Я еле удрал из дома.

На работе с утра пошёл на «Загородное». Весь день на лифте перевозили драгоценности. Делалось это, видимо, из соображений безопасности. Москва без войск осталась, опасались, как бы чего не случилось. А может, это простое совпадение и я всё сам себе придумал. Но такого аврала, за всю мою работу в Гохране, никогда не было.

Вернувшись на Лабораторный, я выпил с Борькой пива и позвонил Тане. Сегодня я дал ей согласие участвовать в первоапрельском КВНе.

Был на открытом партийном собрании, где присутствовали все. Выступление начальства отличалось глупостью. Как же они все заврались. Взрослые, облечённые властью люди выглядели жалко. Сплошная казёнщина, напыщенные пустые фразы. Творится что-то страшное.

После собрания я поехал к Женьке в Комиссионку, хотел с ним повидаться и поговорить. Дождался, пока он закончил работать, и мы пошли в кино. Сначала поехали в кинотеатр «Россия» на фильм «Холодное лето 53-го». Не пустили. Затем в кинотеатр «Ударник» на неделю норвежских фильмов. Тоже не попали, разъехались по домам.

Перед сном читал роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

На работе я выучил стихотворение Владимира Маяковского: «Послушайте, если звёзды зажигают, то это кому-нибудь нужно». Борька читал вслух «Золотого телёнка».

После работы я поехал в ГИТИС. Там пусто, ни души. Заглянул к Кате Голубевой, — у неё из ребят тоже никого. Спросил, как отрывок, который они делали вместе с Витей. Она ответила: «Запороли, по моей вине». Я отправился гулять по Москве. В метро на станции «Краснопресненская» заметил знакомое лицо. Это была Лера Устинова — Витина сокурсница. Она отдала мне свою сумочку, взяла меня под руку и ни на минуту не умолкая, потащила меня в ГИТИС. У них сегодня разбор вчерашних показов.

У самого ГИТИСа она от меня демонстративно отстранилась, как бы кто чего не подумал. По Гохрану такое поведение девушек мне было знакомо, — боятся сплетен.

Я заглянул в аудиторию, дал Вите знак, что жду его. Он обещал выйти через полчаса. Пока ожидал Витю, поздоровался с Андреем Александровичем Гончаровым. Он с интересом всмотрелся в мои глаза, долго меня рассматривал и, видимо, удовлетворившись увиденным, вежливо ответил на моё приветствие.

Видел приехавших погостить немецких актёров из славного города Лейпцига, где меня пять лет назад, — я служил в ГСВГ, — принимали в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. В аудитории на третьем этаже немецкие актёры выступали со сцены. Один из них, в очках, под музыку читал стихи Владимира Высоцкого: «Он вчера не вернулся из боя».

Инна Абрамова, студентка с первого курса, бегала по институту. Она влюбила в себя и сделала соперниками Витю и Андрея Звягинцева. И хотя Витя от своего чувства к Инне открещивается, но со стороны заметней.

После «разбора полётов» шли к метро втроём: я, Витя и Юра Черкасов. Мои спутники направлялись на день рождения к Лене из Театра — студии «В Старом парке».

У Юры самого сегодня день рождения, но отмечать он его решил завтра. Пригласил меня в гости.

Брат с женой сегодня уезжает. Встал я в десять часов, охрипший и злой. Какое-то странное чувство беспокойства овладело мной. Я набрал телефон Марины Зудиной и услышал на другом конце провода приятный, знакомый до боли в сердце, родной голос. Это была Марина. Говорили мы с ней недолго. На её вопрос: «Зачем позвонил?», ответил: «Твой голос услышать». Она засмеялась так сладко, так обнадёживающе. После разговора с Мариной у меня сразу поднялось настроение. Я с аппетитом поел и поехал на Рижский рынок. Ничего подходящего, чтобы подарить Юре на день рождения не нашёл.