Распили водку на троих, поговорили и отправились домой. Марина и Валера молодцы, детей оставляют дома одних, а сами в кино, на концерт. Дети у них самостоятельные. С детских лет видно, что личности незаурядные.

Опять дважды звонил телефон. Таня давала сигналы моему сердцу.

На дворе мороз и ветер. На работу пошёл в кожаном пальто. С утра нас с Борисом начальники погнали на Лабораторный корпус, а сами принялись пить спирт.

На Лабораторном мы не скучали, потихоньку оборудовали свою комнату и завтра перенесём туда все съестные запасы. Читал вслух стихи в машинном помещении. С чувством читал, с душой, — самому понравилось.

Обедать ходили в мастерскую. К этому времени начальство уже было «тёпленькое». Толя, Коля, Валера Чекуров, Юра Ломакин. Все уже были навеселе.

Юрка Ломакин жаловался, что его рвало с кровью, а он всё спирт пьёт. Совсем молодой парень, а себя не жалеет.

Марина Авдеева принесла мне из дома книгу стихов: «Поэты о природе». Бунин, Баратынский, Тургенев и другие. Хорошая книга, но некогда было читать. Галька Алтухова предлагала мне почитать книгу «Декамерон». Тоже открыть не получилось.

После работы заехали с Борисом ко мне, перекусили и в красную школу, в театр-студию «Ангажемент», на «Адама и Еву» по Михаилу Булгакову. Но вышла осечка, именно сегодня спектакля и не будет. Был комсомольский слёт, секретарей учили руководить подчинёнными. Мы с Борисом на троллейбус номер два — и в кинотеатр «Октябрь» на фильм «Забытая мелодия для флейты». На девятнадцать часов. Лишний билет купили прямо у касс, а второй достался чудом у самого входа.

Я картину смотрел второй раз, но переживал и смеялся так, словно смотрю в первый. После просмотра опять заболело сердце. Что за чёрт? Борису фильм тоже понравился.

Вместе доехали до Киевской, а там распрощались. С экспериментальных курсов нет никаких известий. А я всё грешным делом, надеюсь и жду.

В двадцать один тридцать начался фильм «Дело Пёстрых». Я хоть и не сначала, но посмотрел. Понравились молодые актёры, Матвеев, Сафонов, Табаков, — теперь они все в возрасте.

Чувствовал себя плохо, но на всякий случай взял с собой форму для занятий пантомимой. На работе все запили. Ходил к Гаврилову Сергею, — он толстый и смешной. Я хотел привлечь его к выступлениям, по этому поводу пригласил на комитет к шестнадцати тридцати. Но он, испугавшись насмешек, не пришёл. А пришёл бы — убежал, так как комитет проходил на сцене. Делали прогон. Первый и, по всей видимости, последний. Пришло много девушек, они будут играть цыганок. Многие мне знакомы. Пришла Лена, которой недавно исполнилось восемнадцать лет. С глазами цвета неба и белыми кудрями. Хорошая девушка, стала играть на рояле. Я подошёл и сказал: «Лена, у вас настоящий талант».

Таня бегала по сцене, суетилась, показывала, кому откуда выходить, что делать. Я, видимо из-за болезни, на всё это смотрел мутным взором и ожил только в момент включения музыки. Таня придумала номер, где я иду с женой, а она навстречу. Я заглядываюсь, а затем и совсем бросаю супругу и убегаю к ней. Девушке, исполнявшей роль моей жены, такой финал не понравился.

После репетиции можно было бы пойти в соседнюю школу, на спектакль «Адам и Ева». Но я всё же нашёл в себе силы и поехал на занятия по пантомиме. Занимаюсь я босиком, не стал и сегодня делать исключение. Хотя в спортзале дуло изо всех щелей.

Когда показывал пантомиму сам, не мёрз, а когда сидел на скамье и смотрел на других, — зубы от холода стучали, я их не мог удержать. Сегодня мне всё удавалось, вокруг меня толпились ребята. Сам режиссёр, наш учитель, принялся меня хвалить и ставить другим в пример. Чего он никогда не делал. После занятия ко мне подошёл Виталик-«Золотое сердце» и с грустью в голосе спросил: «Теперь тебя опять неделю не будет?». Я пообещал ему, что приду в четверг, а на душе стало так светло. Как же приятно, когда тебя все любят, когда тебя хвалят. Приятно, что твоя работа нравится.

Я чувствую себя значительно лучше, чем вчера. Но после занятий всё болит. Брат Александр сегодня уезжает, просил достать ему красной рыбы.

На работе опять все умудрились напиться, но всё же позвонили Максимычу в гостиницу «Россию».

В семнадцать часов я был в гостинице. В двух буфетах покупали рыбу. В одном, по четыре шестьдесят, взял два килограмма. В другом, по четыре семьдесят, взял пять килограмм.

Выпили с Максимычем бутылку сухого вина, купленного на мои деньги, и я повёз рыбу домой.

Выйдя из гостиницы на улицу, я испытал блаженство. Снег растаял, воздух был свежим, чуть ли не весенним. Сухое вино растеклось по телу живительным бальзамом. Приехав домой, отдал рыбу, съел борщ, приготовленный Александром, и лёг спать. Часик поспал и проснулся злой и совершенно без голоса. Сухое вино, видимо, оказалось слишком холодным.

Взяли с братом такси и поехали на Курский вокзал. Поезд отходил в двадцать четыре часа. Оставалось минут тридцать пять. По телевизору, установленному в зале ожидания, я смотрел футбол. К телевизору с тележечкой, в которую были сложены бобѝны с киноплёнками, подошёл уставший актёр Анатолий Ромашов. Видимо, только что приехал с «халтуры». Возит свои плёнки по городам и весям. Показывает кусочки из фильмов со своим участием, а затем выступает. Я бывал на таких творческих вечерах. Так известные киноактёры зарабатывают себе на пропитание.

Поговорил я с дембелями из Германии, съел пирожок с изюмом, пришло время отправки поезда. Всё без опоздания. Посадил брата в вагон, попрощались, и я поехал домой.

С утра пошёл к Тане в кабинет, посидел у неё до десяти часов. Поговорили. А в десять, по её просьбе, отправился в райком комсомола, выкупить билеты. Билеты выкупил, но перед этим случилась целая история.

Я сказал, что из Третьего главного управления, но забыл добавить, что управление при Минфине. И случилась комедия. Залебезили, забегали, появился столик на колёсиках с чаем в хрустальном стакане с серебряным подстаканником, блюдо с бисквитами. Сладкими голосами принялись интересоваться, кого курирую. Объяснил, откуда я и зачем пришёл, отношение ко мне изменилось.

Хотел купить в райкоме книги. И.А.Гончаров «Обыкновенная история» и книгу о режиссуре. В карманах не отыскал денег. Впоследствии они нашлись во внешнем верхнем карманчике пиджака. Зачем я их туда положил?

Чтобы не работать на лифтах, вернувшись из райкома, я стал работать комсомольским секретарём. Пошёл по этажам и стал собирать комсомольские взносы. Точнее, подписи под взносы. Завтра последний день сдачи, я отдам свои деньги, а с ребят соберу пятого в день зарплаты.

Собрал подписи и сразу же поехал в театр-студию «Мастерская», на пантомиму. Она теперь в восемнадцать часов. Приехал и ждал. Никого не дождавшись, решил уходить, но тут появился учитель. После него пришла ещё одна девушка и всё, — больше ни души. Подождали до девятнадцати часов в надежде на лучшее, но и в девятнадцать никто не явился. Учитель со мной разговорился. Я рассказал ему о загадочной смерти отца, о себе. Как мог и что мог. Говорил шепотом, голос почти пропал. Он предложил сходить в кино, но я отказался.

Дома читал «Декамерон», смотрел третью серию фильма «Дни Турбиных».

С утра пошёл в кабинет к Тане, отдал взносы и сидел, шептал, поскольку голоса всё нет. Таня показывала фотографии, свои и дочкины. Дочь похожа на неё. У меня задрожали руки от этих фотографий. Таня на фотографиях получилась очень красивая.

Вернувшись в мастерскую, узнал о чрезвычайном происшествии. На Лабораторном, из нашей комнаты украли телефонный аппарат. Мы с Борисом, проведя собственное расследование, сразу вышли на вора. Им оказался молодой парень, строитель, из новеньких. Толя и Валера Чекуров испугались случившегося, словно сами совершили кражу и были в этом уличены. Они были готовы забыть обо всём, но нам мешать не стали. Со строителем мы пошли к его прорабу, изложили факты. Прораб выгораживал строителя, как мог, говорил ему при нас: «Скажи, что ты украл телефон для нужд производства, и мы всё забудем». Но строитель смотрел на прораба снисходительно. Он давно уже пропил аппарат, и водка успела высохнуть на его губах.