Приехав домой, я побежал в парикмахерскую, хотел подстричься. Но не тут-то было. В очереди шесть младенцев, два мужика и один ленивый мастер.

Звонил Женька, устраивается на работу. Завтра будет знать, куда его направят. Позвонил условно Тане, сам ушёл в свою комнату. Она в ответ звонила дважды, я не успевал брать трубку, поднимал отец.

Читаю Евангелие от Матфея. То интересно, то скучно, то наивно. То Иисус Христос благороден, то жаден, то зол. Симпатия к нему то и дело сменяется антипатией. Отец ругает меня, за такие мои оценочные суждения. Наверное, он прав. Отец знает что-то такое, чего я не знаю. И этим знанием не хочет, а возможно, не может, со мной поделиться.

Смотрел по телевизору фильм «Гусарская баллада». Писал стихи.

По дороге на работу встретил Аллу. Она томно, как после совместно проведённой ночи, со мной поздоровалась и резво побежала вперёд.

Не успел войти в мастерскую, позвонили и велели прийти за деньгами. Выписали за два дня тринадцать рублей пятьдесят копеек. Встретил во дворе Саню и, обрадовавшись встрече, стал рассказывать ему обо всём. И об отдыхе, и о последних новостях нашего коллектива. Посмеялись с ним, но недосыта, — у него в гараже постоянно находится работа.

В обед ходил в магазин. Зашёл в аптеку. Сегодня молодая, красивая, белая Оля работает. «Выходи за меня замуж», — предложил я ей. Она смутилось, но вскоре нашлась. Шутили даже тогда, когда нас за этим занятием застала «королева». Неудобно в угоду её мнению, было прерывать приятный разговор.

Таисия Яковлевна сообщила, что в восемнадцать пятнадцать будет передача об изменении цен. Все принялись материть Горбачёва. И тут я понял, что людям плевать, какой строй в стране, какой руководитель, — было бы что поесть и выпить, ну и надеть на выход.

Видел Михалёва. Собрание по вопросу моего секретарства будет после праздников. Предпраздничный короткий день, отпустили в шестнадцать часов. Я сразу же поехал в ателье на станцию метро «Новокузнецкая», за своими рубашками и не без труда их получил. Прибежав домой, бросил сумку и помчался в библиотеку. Взял «Ревизора», выбрал кусок с Хлестаковым, — попробую выучить. Мерил рубашки, не такие плохие, какими показались в ателье.

Отдал одну чёрную рубашку отцу, он сразу помолодел лет на десять. Стоял перед зеркалом, как огурчик. Звонил Володя Копорев, хочет приехать в гости к Борису, просил позвонить ему восьмого числа. Звонил Женька, он устроился в комиссионный. Будет оценивать аппаратуру.

На работе штудирую Маяковского, дома читаю Евангелие. В душе ругаю правящий строй и окружающую меня рутину. А в жизни дал согласие на избрание меня секретарём комсомольской организации. Двуличный я человек.

7 октября 1987 года, среда (Красный день календаря)

Утром я надел спортивный костюм и побежал по большому кругу. После пробега душ и звонок Валерки Кулямина. Он просит кассеты, завтра отвезу. Звонил Женьке, пригласил к себе. Сам сел в родительской комнате и принялся листать БСЭ, пятнадцатый том. За чтением энциклопедии не заметил, как Женька приехал.

Марина приготовила мясо. За обедом выпили абрикосовое вино, пели песни. Показал Женьке, что шьют в ателье «Грация». И собравшись с силами, решили мы поехать в театр.

Доехали до Киевского вокзала, в театральной кассе ничего не нашли. Сегодня все спектакли низкопробные. Пошли в кинотеатр «Октябрь» на премьеру фильма «А завтра была война». Горьковская киностудия, — думали, плохой. Но картина покорила своей правдой. Такие фильмы про войну раньше не снимали. И актёры играют непринуждённо, словно живут. После окончания сеанса я видел плачущую девушку, свою сверстницу. Я и сам готов был расплакаться, но сдерживал себя. Я стесняюсь своих слёз на людях.

После фильма прошлись по Арбату и распрощались. У Женьки завтра первый рабочий день.

Сегодня, оказывается, праздник, День Конституции. Вспомнил я о нём только после поздравлений, высказанных немецким послом в программе «Время».

Хожу с длинными волосами. Никак не решу, — подстричься или отпустить волосы ещё длиннее. Сегодня после работы решил подстричься. На работе с утра все заняты только одним, пишут на Татьяну Григорьевну заявление, хотят уволить. Я в паре с Борькой играл в домино против Андреевича и Юрки Ломакина. Оба раза проиграли. Обедали рано, Борька уехал.

После обеда я стал читать Маяковского. Первый том теперь на работе лежит постоянно. Встретились с Андриановым нос к носу, он воротит от меня лицо.

После работы пошёл в парикмахерскую. В одной — на шестнадцать желающих подстричься один мастер, другая закрыта. Подстригся в «Жилкомбинате», семиэтажке на улице Багрицкого.

В последний раз я стригся в этой парикмахерской вместе с отцом, мне было шесть лет.

Девушка подстригла, как я и просил, коротко. Подстригла плохо, ну да что поделаешь. Приехал домой, помыл голову, — сестра увидела меня и стала смеяться. Ей не нравится, когда я коротко стригусь.

Небо! Сегодня очаровательное небо. На фоне заходящего солнца золотые облака. А потом круглая луна и серебряные облака на тёмно-синем фоне. Сказка. Если бы не видел своими глазами, не поверил бы ни одному художнику.

Сидел за энциклопедией, переписывал, что нравилось в рабочую тетрадь. По телевизору ничего нет. Звонил Витьке Павлюченкову, он на работах в колхозе. Поговорил с его мамой.

Толя поехал к Коле в больницу. В мастерской остались мы с Борисом и Максимыч. Когда Максимыч остаётся один, он всегда помалкивает. Не придирается, не упрекает нас ни в чём.

С утра я ходил на Лабораторный, включил лифт и отдал ключи Татьяне Григорьевне в пользование. Завтракали до одиннадцати часов. А в одиннадцать пошли с Борисом по магазинам, готовиться к обеду. В магазинах пусто, сыр и колбаса исчезли с прилавков. То ли люди, напуганные Горбачёвым, всё раскупили, то ли продавцы в ожидании новых цен все товары попрятали.

Видел заведующего клубом Юрия Ивановича. Он мне предложил найти режиссёра и привести его к нам, оформить по совместительству на ставку сорок пять рублей. Занятия самые обыкновенные, без планов и отчётов. Я подумал и сказал, что через неделю будет режиссёр. Сразу же решил, что обращусь с этим предложением к Наталье Борисовне.

С работы поехал домой. Стал переписывать текст из «Ревизора» и читать Евангелие. Звонил три раза Максиму-китаеведу, на третий раз застал его. Договорились, что созвонимся утром в воскресенье.

Вечером звонил Женька, рассказал о своей новой работе. Комиссионторг. Говорит, что люди хорошие, не воруют. В его ведении магнитофоны, радиотехника, часы. Кручинился, что рабочий день с одиннадцати до двадцати.

Спал, как мог, долго. Встал, надел спортивный костюм и побежал на зарядку. Кругом люди, много собак. Я опасаюсь, как бы собаки не кинулись на бегущего. Но ничего, собаки умные, даже не глядят в мою сторону.

Смотрел передачу об Александре Грине, переписал всё, что хотел из «Ревизора». Перекусил на скорую руку и поехал в Останкино, искать Наталью Борисовну. Обойдя весь комплекс, никого не нашёл.

Возвращаясь домой, в автобусе задремал. И вдруг услышал смех. Смех человека бесстыжего и развязного. Он так заразительно хохотал, что равнодушно слушать его было нельзя. А главное, смех раздавался из тряпочной сумки, в которой, как потом выяснилось, лежал мешочек со смехом.

Первая зашлась в безудержном смехе молодая студентка, за ней последовал я. Скоро смеялся весь автобус. Этот смех меня взбодрил. Никогда в жизни я так не хохотал, не был так весел и счастлив.

Дома я сел за книги, но читал их недолго. Пришла Марина, привела с собой подругу Ирину. Вместе с подругой сестра стала стряпать и кормить меня. Мы втроём допили абрикосовое вино и что касаемо меня, я наелся до отвала. В те дни, когда мы остаёмся без родителей я ем, как слон. Вроде ничего не делаю, а аппетит, как после сенокоса.