Вечером остался в квартире один, сестра ночует у подруги. Посмотрел Ленинградскую программу «Монитор». Поговорил с Витькой по телефону, затем с Женькой. С Витькой завтра договорились встретиться во Дворце культуры им. Горбунова. А Женьке завтра идти в Народную дружину.

7 октября 1986 года, вторник (Красный день календаря)

Сегодня праздник — День Конституции. Налив горячего чая в термос, поехал в Народный театр. Там с десяти утра шла репетиция «Много шума из ничего». До моей сцены с Суворовым было время, и мне написали аккорды песни «Вальс-бостон» Александра Розенбаума.

Свои сцены мы «прогнали» хорошо, даже повторять не просили. В четырнадцать часов приехал Витька. Мы втроём: я, Витька и Генка Стручков, отыграли сцену и поехали ко мне домой обедать.

До обеда, который готовили для нас Марина с подругой, я почитал друзьям свои сказки. Генка раскритиковал их в пух и прах. Сказал, что для взрослого читателя важна жизнь, а не красивые слова и не вымыслы.

За круглый стол в большой комнате уселись впятером. Не так часто за моим столом много гостей. Мы выпили бутылку подаренного нам в Литве ликера и пообедали. Слушали Высоцкого, смотрели передачу, посвящённую Гладкову, а главное, общались. Говорил я всё больше с Генкой, Витя слушал и напряжённо молчал.

Засиделись допоздна, съели арбуз и Маринкины орехи. Уходили гости от меня с разным настроением, Генке вроде свежей крови добавилось, поехал бодрый, с зарядом оптимизма. А Витька был грустным.

Проводив гостей до остановки, я вернулся домой и стал дожидаться родителей. Они сегодня запоздали с возвращением. Сообщили, что дом уже собран и осталось только крышу накрыть рубероидом.

Писать не стал, грустно на душе и ничего хорошего на бумагу не ляжет. Завтра на работу, а девятнадцатого премьера. Билеты уже в кармане.

Первый рабочий день после праздников, в автобусе все ноги оттоптали. Много людей выехало сегодня на производство. На работе всё по-старому. Сплетни, чай, белый хлеб с маслом. По учебнику Бархударова «Русский язык. 5—6 класс», учил родную речь.

После работы поехал в библиотеку, там сделали выставку картин двух местных художников. Некоторые картины понравились. В читальном зале взял книгу «О Москве от А до Я». Узнал много нового. Взял стихи Рубцова и Маяковского. Два паренька в читальном зале так громко разговаривали, что их невозможно было унять. Какой-то психоз охватил ребят, они никого не желали слушать и выходить из читального зала не собирались. Я оставил чтение и пошёл домой.

По телевизору смотрел фильм «Мы, нижеподписавшиеся». После программы «Время» картину «Ночной патруль». Звонил Борьке, он сообщил мне страшную новость. Его родной дядя, Витька Зверев, побитый, попал четвёртого числа в больницу и сейчас лежит в реанимации. Дела его совсем плохи. Тот самый Витька, что так замечательно пел у Бориса на свадьбе. Я его хорошо знаю, как красавца и богатыря и вдруг — реанимация. Странно, страшно, несправедливо. У него трое детей. Как же так? Я после Борькиной новости не мог об этом не рассказать домашним и даже позвонил Витьке Павлюченкову, поделился с ним. А тягостные мысли всё не оставляют, мучают. «Зачем? За что?».

Перед сном читал стихи Рубцова, он, оказывается, в тридцать пять лет погиб от ножа любимой. Стихи его мне близки, иной раз складывается впечатление, что их я написал. Завтра Борька выходит в смену. Может, с Витькой случится чудо, и он выкарабкается. Чудо так необходимо.

День выдался тяжёлым. Позвонил профорг отдела и сказал, чтобы я в составе комиссии прошёлся по участкам. Весь этот мир фальшивобумажный, смешной и убогий посмотрел, всю их бухгалтерию. Становится страшно, когда взрослые серьёзные люди занимаются глупостью, граничащей с безумием. Борис привёз на работу за новоселье торт «Чародейка». Толя, Коля и Максимыч напились, как водится, и снова начались обнимания, обещания и прочая хмельная ахинея.

На работу я захватил с собой книгу стихов Николая Рубцова, но так и не смог её почитать. Все рассматривали книгу, перелистывали. Максимыч, как местный сочинитель, сопел и делал вид, что читает. Он дал мне прочитать свой короткий рассказ без начала, конца и морали. Собственно, в рассказе высветился весь Владимир Максимович Бантиков, какой он есть на самом деле. За это я его рассказ и похвалил.

После работы приехал домой совершенно разбитый. Позанимался под музыку физическими упражнениями и стало легче. Смотрел вторую серию картины «Мы, нижеподписавшиеся». Звонил Борьке, он остался дежурить, сообщил мне последние новости. Витьке сделали операцию, но состояние по-прежнему тяжёлое.

Звонил Ане. Её мама сказала: «Анечка приедет одиннадцатого числа». После программы «Время» смотрел интересный документальный фильм о режиссёре документалисте М.С.Литвянове. Показывали отрывки из его фильмов, снятых каким-то чудесным образом. Один другого лучше и все на высшем уровне.

В рабочую тетрадь не пишу, нет вдохновения, нет мысли.

С утра, с опозданием на полчаса пошёл на работу. Борька отправился отдыхать, на смену заступал Максимыч. Позвонили врачи из медпункта, позвали на прививку от гриппа. Мы с Саней не стали её делать, а Толя сначала отказывался, а потом передумал и укололся. Рабочий день тянулся медленно. Я чуть было не сцепился с Максимычем. Он напился и, одуревши в доску, начал качать права. Захотелось ему погонять молодых, а из молодых один я в мастерской, он ко мне и стал цепляться. Пришлось «послать по адресу». Только после этого успокоился.

На работу перед самым моим уходом позвонил Женька. Встретились с ним на метро «Добрынинская». Зашли в клуб ЗВИ и поехали в еврейский театр. Шёл спектакль «С любимыми не расставайтесь». Мы открыли для себя новых актёров.

В театре к нам подошли иностранцы и пытались познакомиться. Они хорошо говорили по русски, но мы от знакомства уклонились.

Вечером позвонила Наталья Борисовна и отругала за пропущенное занятие. Оно, оказывается, было сегодня. Сказала, что завтра меня ждут в половине шестого. А послезавтра — в восемь часов утра. Кричала: «Спектакль через девять дней показываем зрителю, а он ещё совсем сырой». Словно я режиссёр спектакля, а не она.

Рабочая суббота. С утра народа мало и в метро, и в автобусах. Всё-таки многие отдыхают. Погода с утра дождливая и от этого настроение пришло в упадок. На работе прочитал воспоминания одной женщины о Есенине, которая Сергею Александровичу, по её словам, была небезразлична. Очень хорошие воспоминания, и о Маяковском хорошо написала.

Толя, дрожа всем телом и волнуясь, попросил меня сделать вместо него доклад. Я согласился. Пошли в конференц-зал. Я вышел на сцену и, как учили меня в театральной студии, поздоровался с людьми, сидящими в зале. Затем представился. Сказал, кто я есть такой, после чего прочитал подготовленный доклад.

По словам Сани, на Толю было жалко смотреть. Он покраснел и не знал, куда деться из-за моего свободного обращения. Выбирали по два человека от отдела на ноябрьскую демонстрацию. Решили, что с нашим комсоргом на Красную площадь отправится Борька.

Ходил к Володе Кирееву в токарно-фрезерную мастерскую, он увёл меня в раздевалку, достал из своего шкафчика электрогитару и поиграл для меня. Я слушал его игру на гитаре, а про себя думал: «Зачем с таким талантом он работает на токарном станке. Время теперь не военное, чтобы музыкантов к станкам ставить». Он и сам всё это понимает, но находятся видимо какие-то причины, обстоятельства, в результате которых творческая жизнь идёт мимо него, а он всё находится в мастерской.

После работы поехал в ДК им. Горбунова на репетицию. Сегодня пришла в Народный театр Ольга Николаевна и девочки, с которыми я посещал студию в прошлом сезоне. Все, оказывается, на месте. Увидев меня, обступили, зацеловали. Стало приятно, вспомнил застолья. Всё сразу вспомнил. Репетировал с Телегиным и двумя молодыми ребятами сцену драки. После репетиции пили чай с Натальей Борисовной. О многом поговорили. Под дождём я побежал домой.