— Прекрасно, — кивнул Барак. — Ник, придется нам с тобой обедать вдвоем.

— Ты ведь не собираешься уже завтра возвращаться в Лондон? — спросил я у Джека.

— Моя комната в «Голубом кабане» оплачена до воскресенья. Предполагалось, что на следующей неделе я отправлюсь в Саффолк. Так что Тамазин меня не ждет, да и я тоже не горю желанием поскорее вернуться в лоно семейства.

И, резко повернувшись, он двинулся прочь.

— Джек, мне очень жаль, что так получилось! — крикнул я ему вслед.

Не поворачиваясь, он помахал в воздухе единственной рукой в знак того, что не сердится. Сжав плечо Николаса, я прошептал:

— Сделай милость, проследи за ним. Судя по всему, Джек намерен напиться в стельку.

Николас кивнул и поспешил вслед за Бараком. Проводив их взглядом, я направился в сторону замка.

В камере Болейна я застал Изабеллу. Она предпочла отправиться к мужу, а не в свою комнату на постоялом дворе. Супруги сидели, тесно прижавшись друг к другу и переплетя руки. Когда тюремщик впустил меня внутрь, оба устремили на меня взгляды, исполненные надежды и страха.

— Казнь отложена вследствие того, что мы подали просьбу о помиловании, — без промедления сообщил я. — Рейнберд согласился принять прошение, и тому будет дан законный ход.

Лица супругов просияли, и они заключили друг друга в объятия.

— Благодарю вас, мастер Шардлейк! — со слезами на глазах воскликнул Болейн. — Я уже решил, что мне конец. Особенно после того, как я вспылил в ответ на выпады этого мерзкого судьи.

— Кто бы сдержался на твоем месте, слушая, как он осыпает нас оскорблениями, — возразила Изабелла. — Какое ему дело, сколько лет мы жили вместе, прежде чем смогли пожениться? К преступлению это не имеет ни малейшего отношения.

— Вы совершенно правы, миссис Болейн, — кивнул я. — Но судьи никогда не упускают случая преподать публике урок морали. Особенно такие судьи, как Катчет. — Я с укором посмотрел на Болейна. — И вам, конечно, не следовало выказывать свой вспыльчивый нрав.

— Увы, у меня не хватило выдержки.

— За исключением этого эпизода, вы держались отлично. Жаль только, у ваших сыновей не удалось выманить признание относительно похищенного ключа. И Скамблер выставил себя на посмешище.

— Бедный Саймон, — улыбнулась Изабелла.

За исключением меня, она была единственным человеком, который называл мальчугана по имени, а не унизительным прозвищем.

Сквозь толстые тюремные стены до нас долетел вопль, исполненный тоски и отчаяния. Несомненно, то был один из тех несчастных, кому утром предстояла казнь.

— Это было ужасно — сидеть рядом с этими людьми, когда слушались их дела… — пробормотал Болейн. — Трое были признаны виновными в краже и приговорены к виселице. Катчет спешил, не давая себе труда толком разобраться в обстоятельствах, и без зазрения совести объявлял закоренелыми преступниками бедняков, умирающих с голоду. Я не неженка, но как ужасно от них смердело… — Он покачал головой. — Еще бы, ведь некоторым пришлось гнить в тюрьме несколько месяцев подряд. И мне бы тоже не миновать виселицы, как этим троим, если бы не родственные связи с леди Елизаветой.

— Любимый мой, но ты ни в чем не виноват, — прошептала Изабелла, сжав руку мужа.

— Боюсь, вам придется провести в тюрьме еще немало времени, — заметил я, пристально глядя на Болейна. — В королевском суде не обойтись без взяток, и, прежде чем протектор рассмотрит просьбу о помиловании, может пройти долгий срок. Увы, мы не можем быть уверены в том, что решение окажется благоприятным. Но у нас имеются веские основания на это надеяться.

«Надо будет попросить Пэрри написать Уильяму Сесилу», — подумал я.

Джон потупился, но Изабелла тут же попыталась его приободрить:

— Я буду приходить к тебе, приносить еду… ведь я смогу навещать его, мастер Шардлейк? А о хозяйстве позаботится Дэниел.

— Да, — кивнул я, — полагаю, отныне с вами будут обращаться менее сурово.

— Если я просижу здесь долго, тебе понадобятся деньги, — обратился к жене Болейн. — У меня ничего более не осталось. — Он устремил угрюмый взгляд в пространство. — Думаю, настало время продать Полдня. Ты говорила, Чаури сумел с ним поладить?

— Более или менее. Конечно, Полдень не питает к нему особого расположения, однако соглашается подпускать к себе. Но как ты будешь обходиться без своей любимой лошади, когда вернешься?

— Я никогда не вернусь в Бриквелл, — покачал головой Болейн. — Даже если меня помилуют, это кошмарное обвинение легло на мою репутацию несмываемым пятном. И я вовсе не уверен, что хочу жить в Норфолке. А ты, моя радость?

— Нет. После того, что мы пережили, мне тяжело будет здесь оставаться.

— Мы могли бы поселиться в Лондоне.

— Но ты говорил, что содержание лондонского дома требует слишком больших вложений, — напомнила Изабелла.

— Мы можем его продать, так же как Бриквелл и прочие мои поместья, расплатиться с долгами и купить в Лондоне другой дом, поменьше. Или перебраться в любой другой город, туда, куда ты пожелаешь. Будем жить тихо и мирно, как скромные дворяне.

— И снова пойдем к венцу — там, где никто о нас ничего не знает, — со вздохом добавила Изабелла. — Да, это было бы неплохо.

— Насколько мне известно, я лишен права продавать и покупать земли до тех пор, пока не получу помилования? — повернувшись ко мне, осведомился Болейн.

— Да, в настоящий момент вы не можете совершать какие-либо сделки. По закону вы не имеете права даже продать свою лошадь.

— Сбагри Полдня побыстрее, не поднимая шума. За ценой не гонись, — накрыв рукой руку Изабеллы, посоветовал Болейн. — И когда жеребец будет продан, зайди в конюшню, подойди к задней стене и отсчитай двенадцать кирпичей справа и четыре снизу. Достань кирпич, и найдешь за ним двенадцать соверенов. Об этом тайнике не знает ни одна живая душа, кроме нас с тобой и мастера Шардлейка. — Помолчав, он вздохнул и произнес: — Конечно, мне будет не хватать Полдня. Я купил его, когда он был еще жеребенком, мастер Шардлейк. Уже тогда норов у него был своевольный, но я сумел показать ему, кто из нас двоих главный. А теперь мне придется расстаться с ним.

— Ты так добр ко мне, — прошептала Изабелла, коснувшись щеки мужа.

— Я не принес тебе ничего, кроме горестей, — вздохнул Болейн.

— Что ж, надеюсь, отныне судьба будет вам благоволить, — произнес я, вставая. — Завтра утром я получу приказ об отсрочке казни и после этого непременно навещу вас.

— Вы намерены вскоре вернуться в Лондон, мастер Шардлейк? — с печалью в голосе спросила Изабелла.

— Да, но я буду поддерживать с вами постоянную связь посредством писем. А теперь, с вашего позволения, мне пора идти. Надо написать леди Елизавете и завтра утром отправить ей письмо вместе с официальным постановлением суда. Жаль, что мы проиграли дело, но обстоятельства складывались так, что иной исход вряд ли был возможен, — сказал я и добавил, пристально глядя на Болейна: — Будь у вас более убедительное алиби, судебное разбирательство могло принять совсем иной оборот.

Изабелла, слегка нахмурившись, переводила взгляд с меня на мужа.

— Что уж теперь говорить попусту, — пожал плечами Джон; однако в голосе его я уловил нотки досады.

Я направился в «Девичью голову». День был в самом разгаре, солнце припекало вовсю. В Норидже у меня вошло в привычку ходить пешком; передвигаться верхом по узким многолюдным улицам города было бы затруднительно, к тому же ходьба была менее утомительна для моей спины. Тем не менее, когда я добрался до площади Тумлэнд, мускулы меж моих лопаток мучительно ныли. Мысли об увольнении Барака не давали мне покоя; я не мог не сокрушаться о том, что снова подставил своего друга под удар.

Войдя в комнату, я незамедлительно сел за письма леди Елизавете и Томасу Пэрри. Изорвав несколько черновиков, я в конце концов ограничился краткими, почти дословно повторяющими друг друга сообщениями о том, что Болейн, несмотря на все наши усилия, был признан виновным, но просьба о помиловании принята и казнь отложена. В письме, адресованном Пэрри, я позволил себе добавить, что весьма сожалею о подобном вердикте, а также о том, что дело возбудило всеобщее внимание; однако, учитывая данные мне распоряжения, у меня не было иного выхода, кроме как подать просьбу о помиловании. В конце я посоветовал ему связаться с Сесилом. Посыпав письма песком, дабы чернила высохли быстрее, я спустился вниз и сообщил, что хочу отправить срочной почтой важные депеши в Хатфилд. Можно было не сомневаться: леди Елизавета, узнав о вердикте, будет очень огорчена, а Пэрри, пожалуй, придет в ярость. Просьба о помиловании означала, что дело будет передано в Королевский суд и неизбежно получит еще более широкую огласку. Я был уверен: и леди Елизавета, и Пэрри не преминут выразить мне свое неудовольствие.