— В Норидже я не чувствую себя дома, — проворчал Николас. — Когда мы отправимся в Лондон?

— Возможно, в понедельник. Завтра я хочу съездить на ферму к родителям Тоби и узнать, почему он молчит. Возьмем с собой Барака, он хорошо поладил с Локвудом.

— В отличие от меня, — усмехнулся Николас. — Не переживайте, ваш драгоценный Тоби тоже меня терпеть не может.

— Заодно отвлечем Джека от выпивки, — вздохнул я. — Надеюсь, в наше отсутствие он не слишком усердно накачивался пивом.

— Сомневаюсь, что у него имеются для этого возможности, — пожал плечами Николас. — По-моему, Барак уже на мели.

Внезапно Овертон указал на пышно украшенные ворота, ведущие во двор собора:

— Глядите-ка, кто там стоит! Разве это не Саймон Скамблер?

И в самом деле, у ворот стоял Скамблер собственной персоной, в рваных штанах и грязной рубашке. Горячо размахивая руками, он упрашивал о чем-то облаченного в стихарь пожилого священника. Тот в ответ отрицательно покачал головой. Саймон испустил горестный стон и бросился по улице прочь. Повозка, груженная шерстью, едва не задела парнишку, возница призвал на его голову все возможные проклятия. Кто-то громко расхохотался. Я направил лошадь к священнику, собиравшемуся вернуться на церковный двор.

— Сэр! Прошу вас, подождите! — окликнул я его.

Священник повернулся и замер в воротах, ожидая, когда мы подъедем. Он был невысок ростом, хорошо упитан и совершенно лыс, если не считать бахромы седых волос, обрамлявшей голую макушку. Лицо его светилось добротой и приветливостью.

— Чем могу служить вам, джентльмены? — осведомился он.

— Этот мальчик, с которым вы только что разговаривали… Я его знаю.

— Вы говорите о Грязнуле Скамблере? — В глазах священника мелькнуло беспокойство. — Надеюсь, он не натворил ничего противозаконного?

— Нет. Но он — важный свидетель в деле, которое я расследовал.

— В том самом деле? — со вздохом спросил он.

— Вот именно, — подтвердил я справедливость его догадки. — Позвольте представиться: сержант юриспруденции Мэтью Шардлейк.

— Каноник Чарльз Стоук, к вашим услугам. Скамблер прежде был моим учеником в церковной школе.

— Насколько мне известно, сейчас он лишился крова.

— Увы, у этого мальчика нет ни дома, ни работы, — устало проронил Стоук. — Он приходил узнать, не примем ли мы его в церковный хор. Мне пришлось ответить отказом.

— Понимаю. Вам известно о нем что-нибудь еще?

— Лишь очень немногое. — Каноник Стоук испустил тяжкий вздох. — Родители его были бедны. Отец работал трубочистом. Мать умерла, когда Саймону едва исполнилось десять. Он был смышленым мальчонкой, и к тому же голос его и в детстве был хорош, а после ломки стал еще лучше. Мы с радостью приняли его в хор. Но, как это ни печально, Скамблер вел себя неподобающим образом… — Священник сокрушенно покачал головой. — Это за пределами моего понимания… Все, что касалось музыки, он схватывал на лету, да и читать научился без труда. Зато другие, самые простые вещи ставили его в тупик. Дисциплины Саймон просто не признавал. — Взгляд старика был исполнен искренней грусти. — Я не хочу сказать, что Скамблер был непослушным, он просто не умел соблюдать правила. Сколько ему ни твердили, что во время пения нельзя размахивать руками, он не оставлял этой привычки. Я пытался отучить его болтать во время уроков и церковных служб, но не достиг успеха. А уж о том, чтобы Саймон пел только тогда, когда это требуется, нечего было и думать.

— Да, у этого мальчика добрая душа, но он совершенно неуправляем, — кивнул я.

— Вижу, сэр, вы успели хорошо его узнать. Увы, Саймон из тех, с кем не сладишь ни кнутом, ни пряником. Другие дети и даже некоторые учителя изводили его насмешками. Скажу откровенно, мы с ним замучились и, когда ему исполнилось тринадцать, исключили Скамблера и из школы, и из хора. К тому же он никогда не проявлял ни малейшего интереса к христианской вере.

— Уйдя из школы, Саймон стал помогать отцу?

— И на этом поприще преуспел еще меньше, — грустно улыбнулся старый каноник. — С ним вечно случались неприятности: то в трубе застрянет, то перепачкает сажей всю хозяйскую мебель.

— Поэтому его и прозвали Грязнулей, — подхватил я.

— В прошлом году его отец умер. Саймон пытался устроиться на работу, но, насколько мне известно, нигде долго не задерживался. После смерти отца его приютила тетка. — Стоук вновь испустил тяжкий вздох. — Как я понимаю, горячая сторонница религиозных нововведений. Увы, по словам Саймона, на днях она прогнала его из дома.

— К сожалению, это так. Боюсь, отчасти я стал причиной ссоры между Саймоном и его тетушкой. Мальчик был очень расстроен печальным исходом дела Болейна и наговорил лишнего.

— Я был бы рад помочь бедняге, но, увы, здесь я бессилен, — развел руками каноник. — Даже если я приму его в хор, своей распущенностью Скамблер моментально навлечет на себя гнев епископа Рагге.

— Вы не знаете, где сейчас живет Саймон?

— Боюсь, ему приходится ночевать на улицах. Когда я сказал, что не могу принять его в хор, бедняга едва не заплакал. Простите, сэр, но все, что я могу сделать для этого мальчика, — помолиться за него.

Старый каноник вновь развел руками, повернулся и скрылся в воротах.

— У нас с тобой осталось еще одно важное дело, — обратился я к Николасу. — До отъезда в Лондон необходимо найти Саймона и хоть как-то помочь ему.

Оказавшись в своей комнате, я, не откладывая, написал Пэрри и распорядился отправить письмо в Хатфилд. После этого растянулся на кровати, дав наконец покой своей отчаянно ноющей спине; меня тут же одолел сон. Несколько часов спустя раздался стук в дверь, и в комнату вошел Николас, явно чем-то обеспокоенный:

— Сэр, идите скорее вниз. Там вас ждут Изабелла Болейн и Дэниел Чаури.

Спустившись в гостиную, я увидел Изабеллу, бессильно уронившую голову на руки. Стоявший рядом Чаури растерянно переминался с ноги на ногу.

— Что случилось? — спросил я, опасаясь, что со злополучным Болейном вновь стряслась беда.

Изабелла подняла залитое слезами лицо. Видно было, что она находится на грани полного отчаяния.

— Сегодня утром меня вышвырнули из дома, сэр, — пробормотала она сквозь всхлипывания. — И меня, и Дэниела. Они забрали все деньги, которые оставил мне Джон.

— Но кто это сделал?

— Помощники адвоката Фловердью.

— Но почему? Они не имели на это никакого права!

— Они заявили, что это я не имею права находиться в поместье, так как не являюсь венчанной женой Джона. Сказали, что действуют в интересах законных наследников, то есть сыновей Джона и их деда, который приобрел право опекунства над внуками. Близнецы, конечно, тоже явились. Они хохотали, глядя, как нас гонят прочь. Теперь дом и земли принадлежат им. Хорошо еще какой-то добрый человек подвез нас до Нориджа. У меня нет крыши над головой, а в кошельке не осталось ни единого пенни. Умоляю вас, сэр, помогите!

Я приказал слуге принести бумагу и перья и, усевшись за стол, попросил Изабеллу подробно изложить все, что произошло нынешним утром. Однако силы, и душевные, и физические, изменили бедняжке. В ответ на мою просьбу она указала взглядом на Чаури:

— Пусть вам лучше расскажет Дэниел.

— Они прибыли ранним утром, — начал Чаури. — Насколько мне известно, подобные бесчинства всегда творятся по утрам. Мы завтракали на кухне — миссис Болейн и я. Мешочек с деньгами, который мастер Болейн оставил хозяйке, лежал на столе. После завтрака она собиралась рассчитаться с двумя работниками. Внезапно раздался оглушительный стук в дверь. Едва я открыл, Джеральд Болейн, каналья, что есть мочи ударил меня в грудь, так что я потерял равновесие и упал. Джеральд и Барнабас ворвались в дом, а с ними еще трое молодых подонков, их закадычных друзей. Один из них — Джон Аткинсон, молодчик с крысиной физиономией, которого вы видели в суде.

— Приспешник Саутвелла, — кивнул я.