Охранники расхохотались, но один, просунув пику сквозь перекладины, легонько ткнул юношу:

— Ты слишком разошелся, горлопан!

Барнабас обжег его злобным взглядом и растянулся на дне повозки. Судя по всему, он не столько устрашился пики, сколько не желал потешать своих стражей. Я торопливо направился к следующей телеге. В ней тоже сидели и лежали недавние хозяева жизни, испуганные, растерянные, озлобленные. Наконец я увидел Николаса — он спал, свернув свое длинное тело калачиком. Ноги его были связаны, лицо пылало от солнечного ожога. Просунув руку сквозь перекладины, я осторожно коснулся его плеча. Он моментально открыл глаза и огляделся по сторонам с видом затравленного зверя.

— Это всего лишь я, — сказал я с улыбкой.

— Что это с вами? — спросил Овертон, окинув меня взглядом. — Вы похожи на старого фермера!

— В таких обстоятельствах вряд ли уместно выглядеть иначе, — пожал я плечами.

— Вас с Джеком они не трогают? Я ждал, что вас тоже запихают на одну из этих чертовых колымаг. Голову себе ломал, куда же вы запропастились.

— Роберт Кетт обратился ко мне за помощью. Предложил организовать суды над джентльменами, захваченными в плен. Он хочет, чтобы все было по закону.

— Но вы же не можете помогать этим скотам! — с горячностью воскликнул Николас.

— Пока я не принял решения. Но попросил Кетта освободить тебя и доверить моим попечениям. Он обещал подумать над этим.

Николас поднялся на колени. Рубашка его и штаны были порваны во многих местах, дублет куда-то исчез, а лицо, опухшее от побоев и солнечных ожогов, имело самый жалкий вид.

— Вы не можете помогать этим скотам! — повторил он.

— Ник, если ты хочешь отсюда выбраться, будь осторожнее в речах!

Николас обвел глазами повозку. Все, кто там находился, пребывали в столь же плачевном состоянии, как и он сам. Я заметил сыновей Фловердью — оба они выглядели совсем детьми, испуганными и подавленными.

— Посмотрите, что эти подонки сотворили с мальчишками, — указал на них Овертон.

— Эти люди исполнены гнева. Но они не подонки, — возразил я.

Николас бросил взгляд в сторону соседней повозки, той, где находились братья Болейн.

— Как же меня донимает эта гнусная парочка! — вздохнул он.

Я ощутил приступ острой жалости. Как и его товарищи по несчастью, Николас никогда прежде не сталкивался с подобным обращением — в отличие от меня, стреляного воробья, которого еще при старом короле дважды бросали в Тауэр.

— Не обращай на них внимания! — посоветовал я. — И ради бога, не распускай язык.

Николас угрюмо кивнул.

— Говорят, мы направляемся к Маусхолдскому холму? — спросил он.

— Да. Будем там завтра. — Я крепко сжал его руку. — Держись. Не падай духом.

— Постараюсь.

— И что тогда? — неожиданно подал голос один из пленников, джентльмен в рубашке с наполовину оторванным вышитым воротником. — Что будет, когда мы заползем на этот чертов холм? Эти бешеные псы вздернут нас на виселицу?

— Роберт Кетт не допустит этого, — заявил я, перевел дыхание и тихо добавил: — И я тоже не допущу.

В этот момент я принял решение — всеми силами способствовать тому, чтобы грядущие судилища были законными и справедливыми.

Вернувшись к месту своей стоянки, мы с Нетти увидели, что Барак сидит у огромного котла в окружении двух десятков повстанцев. Умение с легкостью сходиться с людьми и заводить себе друзей не изменяло ему при любых обстоятельствах. Костер весело потрескивал, и от него исходил аппетитный запах. Какая-то пожилая женщина помешивала похлебку. Я опустился на землю рядом с Бараком, приветствуя всех прочих кивками и улыбками. Памятуя о том, что произношение выдает во мне джентльмена, я старался лишний раз не открывать рот. Мне протянули флягу с крепким пивом, и, сделав из нее хороший глоток, я передал ее дальше.

— Славное пивко, брат, — заметил человек, сидевший рядом со мной. — Оно из погреба нашего лорда.

— Эти ребята пришли из деревни, расположенной в нескольких милях отсюда, — пояснил Барак. — Она называется Свордстоун.

— А почему вы решили оставить свои дома? — спросил я.

— В деревне настали скверные времена, — ответил крестьянин средних лет. — Лорд огородил общинное пастбище для своих овец, не оставив нашей скотине ни клочка земли. Богом клянусь, я церковный староста и хочу, чтобы люди жили в мире и согласии. Но терпеть дальше у нас нет никакой возможности.

— Мы решили, что с нас хватит, — вступила в разговор женщина, мешавшая похлебку. — Ворвались в дом управляющего, забрали деньги и оружие, его красотку-жену прогнали прочь, а овец закололи!

— Вот это по-нашему! — расхохотались остальные.

Нетти, стоя в стороне, смущенно переминался с ноги на ногу.

— Иди к нам, парень! — позвала его женщина. — Места на всех хватит.

— Спасибо, — пробормотал он, подошел к костру и уселся рядом со мной.

— Все еще боишься, что я убегу? — усмехнулся я.

Нетти молча покачал головой. До меня дошло, что он попросту не хотел быть навязчивым. Наверняка в лагере было много людей, подобных Нетти, — они пришли сюда в одиночку, а не в компании односельчан и не имели среди повстанцев ни друзей, ни знакомых. Парнишке передали флягу с пивом, которую тот с благодарностью принял.

— Как там Ник? — вполголоса осведомился Барак.

— Сидит в телеге со связанными ногами. Но пока что держится. Джеральд и Барнабас — на соседней повозке. Джеральд на меня плюнул.

— Узнаю старину Джеральда.

По мискам начали разливать густую овощную похлебку, в которой плавали куски оленины. Перед едой прочли молитву, и я вспомнил, что все прошедшие дни мы обходились без этого. Фляга по-прежнему переходила из рук в руки, и Нетти не упускал случая сделать хороший глоток. Во время еды разговоры смолкли, все сосредоточенно работали челюстями. Опустошив свою миску, Нетти поднялся и, слегка покачиваясь на ослабевших ногах, подошел к нашей кухарке.

— Благодарю тебя, добрая женщина! — произнес он; она в ответ сделала нечто вроде реверанса. — Давно я не ел такой вкусной похлебки!

— Как и все мы, парень!

— Богатым лордам наплевать, что мы подыхали с голоду, — продолжал Нетти. — Но теперь мы прикончили их баранов и оленей, а скоро прикончим их самих… — Голос его прервался от избытка чувств. — Наконец-то мы свободны! Можем есть, что пожелаем! Можем говорить, что на ум взбредет!

— Отлично сказано, парень!

— Теперь все будет так, как мы захотим! Наступают новые времена! Мы отнимем землю у богатых и отдадим ее простым людям! Каждый теперь сможет обрабатывать свой надел и жить, ни в чем не нуждаясь! Мы построим государство общего блага, где люди будут исполнять заповеди Христа!

По щекам Нетти струились слезы, и, оглядевшись по сторонам, я убедился, что плакал не он один.

На следующее утро мы вновь вышли в поход спозаранку и направились на юго-восток. Сегодня мы передвигались значительно медленнее, чем прежде: сказывалась усталость. Утро выдалось прохладное, небо было затянуто легкими перистыми облаками. Теперь, когда мне не приходилось из последних сил поспевать за остальными, я шагал более уверенно.

Вскоре мы вступили на один из пологих склонов Маусхолдского холма. Нетти по-прежнему не отходил от меня ни на шаг; рядом шли крестьяне, в компании которых мы ужинали минувшим вечером. Вскоре мы сделали привал, во время которого перекусили хлебом, сыром и рагу из кролика. Едва я принялся за еду, как гонец сообщил, что капитан Кетт желает немедленно переговорить со мной. Я поднялся, сопровождаемый удивленными взглядами сотрапезников. Они явно не могли понять, за какие заслуги мне выпала такая честь.

Вслед за гонцом я проследовал в передние ряды. У дороги несколько крестьян по всем правилам разделывали овцу, и я в ужасе отскочил при виде кучи кишок и прочих внутренностей, осаждаемых мухами. Гонец усмехнулся, заметив мое отвращение.