Выйдя из трактира, мы двинулись в сторону убогого двора, где находилась лачуга супругов Браун. Оборванные и обросшие, на сей раз мы не привлекли к себе внимания соседей. Я постучал в дверь Джозефины. Она открыла нам с Мышкой на руках. Малышка порозовела и окрепла, — как видно, теперь, когда Джозефина стала лучше питаться, у нее прибавилось молока. Увидев нас, малютка расплылась в улыбке и протянула к нам ручонки. Мать ее, напротив, выглядела утомленной и встревоженной.

— Мастер Шардлейк, я думала, вы давно уехали… — изумленно пробормотала она. — И почему вы в таком виде?

— Потому что мы живем в лагере, среди повстанцев, — пояснил Барак. — Так вышло, что мы попали в руки капитана Кетта. Нас под честное слово отпустили на несколько часов в Норидж. Вот мы и наносим визиты.

Джозефина пригласила нас в комнату. Мышку она опустила в колыбель, но девчушка, поймав мой палец, пыталась сунуть его себе в ротик.

— Не надо, солнышко, палец у меня совсем невкусный и к тому же грязный, — ласково сказал я.

Джозефина окинула нас встревоженным взглядом:

— Как они с вами обращаются? Эдвард говорит, джентльменам крепко от них достается. Конечно, некоторые этого заслуживают, но… Мастер Николас, что у вас с лицом?

— Красивое лицо Ника пострадало из-за его чересчур длинного языка, — усмехнулся Барак. — Что же касается нас с мастером Шардлейком, то сама видишь: мы целы и невредимы.

— Капитан Кетт собирается устраивать суды над джентльменами и просит меня стать его советником, — сообщил я. — Он обещает, что никто из подсудимых не будет приговорен к смертной казни. Я дал согласие следить за тем, чтобы все совершалось согласно нормам правосудия — насколько это возможно в столь необычных обстоятельствах. Но прошу тебя, Джозефина, никому об этом не рассказывай. Если о моем сотрудничестве с мятежниками узнают в Лондоне, да и не только в Лондоне… — Я осекся при мысли о Пэрри и леди Елизавете.

Джозефина понимающе кивнула.

— А где Эдвард? — спросил я.

— Пошел в лагерь, — ответила она после недолгого колебания. — Сегодня муж отправился туда с утра пораньше. Там должна была состояться встреча капитана Кетта, бывшего офицера Майлса и других опытных военных с теми, кто возглавляет городских бедняков.

Я вспомнил, что нынешним утром старый солдат Гектор Джонсон тоже спешил на какую-то встречу.

Джозефина заговорила вновь, и беспокойство, звеневшее в ее голосе, смешивалось с гордостью.

— Эдвард помогает объединиться простым людям, живущим в южной части Нориджа. На тот случай, если городские власти вновь закроют ворота для повстанцев. — Помолчав, она прошептала едва слышно: — Если это произойдет, капитан Кетт захватит город. Эдвард говорит, он сделает это с легкостью.

— Да, в лагере собрались большие силы, — кивнул Барак. — И теперь, когда мы обосновались на Маусхолдском холме, нам не составит труда переправиться через Уэнсум.

— Я знаю, что вам можно доверять, и поэтому буду говорить без утайки, — продолжала Джозефина. — Конечно, я поддерживаю своего мужа и капитана Кетта, но, боюсь, вдруг в городе начнется резня… На память приходят такие кошмары, воспоминания детства…

Я опустил руку ей на плечо. Джозефина родилась во Франции. Во время войны, которую вел старый король, деревню, где она жила, английские солдаты сожгли дотла, а Джозефину, тогда совсем еще маленькую девочку, захватили в плен. Она оказалась на попечении грубого и жестокого человека, который называл себя ее отцом, но обращался с бедняжкой как с рабыней.

— Капитан Кетт хочет решить все наболевшие вопросы без кровопролития, — заметил я, надеясь успокоить свою бывшую служанку. — Когда пресловутая Комиссия по огораживаниям наконец прибудет и члены ее увидят, какую грозную силу представляют собой повстанцы, это вынудит их провести необходимые реформы. Надеюсь, после этого жизнь войдет в нормальную колею.

— Старый король объявил бы всех повстанцев изменниками и мигом вздернул на виселицу, — покачала головой Джозефина.

— Старый король умер, — возразил Барак. — Сейчас страной правит протектор Сомерсет, а это совсем иное дело.

— Будем надеяться, что все закончится мирно, — произнес я. — Как это ни печально, Николас постоянно ищет неприятностей на свою голову. Сегодня он не придумал ничего лучше, как во всеуслышание обозвать Кетта изменником. Боюсь, если об этом узнают в лагере — а скорее всего, так оно и будет, — нашего молодого приятеля снова посадят под замок. — Я устремил взгляд на Джозефину. — Может, Эдвард замолвит за него словечко? Скажет, что хорошо знает Николаса и, хотя тот относится к презренной породе джентльменов, он никогда и никому не причинил вреда. Подтвердит, что сердце у Овертона доброе, хотя сгоряча он и может сболтнуть невесть что.

Джозефина с сочувствием посмотрела на Николаса:

— Я всегда считала, что вы добрый человек, хотя и…

— …гонору у вас хватает! — закончил за нее Барак.

— Вовсе нет! — вспыхнула Джозефина. — Я хотела сказать совсем другое. Не знаю, вернется ли Эдвард сегодня вечером. Но я непременно поговорю с мужем.

— Спасибо, Джозефина, — кивнул Николас. — Они правы, я должен учиться держать язык на привязи.

Меж тем Мышка, тихонько попискивая, вновь завладела моим пальцем. Джозефина взяла ребенка на руки.

— Вы ей понравились, — улыбнулась она. — Слышите, как забавно она пищит? Не зря мы зовем ее Мышка. — Она поцеловала дочь в щечку. — Радость моя, когда у мастера Шардлейка будут чистые руки, он с удовольствием с тобой поиграет. — В следующее мгновение лицо ее вновь стало серьезным. — Вы же понимаете, я боюсь не за себя, а за нее. Я слишком хорошо знаю, каково приходится детям, когда вокруг идет война.

Последний в тот день визит мы нанесли тетке Скамблера, живущей на Бет-стрит. Я буквально валился с ног от усталости, а спина моя раскалывалась от боли. К тому же наступило самое жаркое время дня, и солнце палило нещадно. А нам предстоял длинный путь: назад к площади Тумлэнд, потом к Епископским воротам, а оттуда — на вершину холма, в лагерь.

По дороге Барак заметил:

— Как я и думал, Эдвард оказался в самой гуще событий.

— Да, я тоже в этом не сомневался.

Николас покачал головой и натужно рассмеялся:

— Вот до чего дошло! Джентльмен нуждается в том, чтобы за него замолвил словечко каменщик! Впрочем, Эдвард и Джозефина всегда были мне по душе, и я не вижу ничего зазорного в том, что Браун за меня заступится.

— Вот и молодец! — хором ответили мы с Бараком.

Наконец мы добрались до бедного домишки, где прежде жил Скамблер. Я постучал в дверь, из-за которой донеслось знакомое шарканье и ворчание.

— Смотрите-ка, кто явился! — воскликнула тетка Скамблера, приоткрыв дверь. — Видно, вам пришлось несладко! — заявила она и разразилась скрипучим смехом.

— Мы живем в лагере на холме, — сообщил я. — Нас отпустили на несколько часов, и мы пришли узнать, известно ли вам что-нибудь о Саймоне?

— Нет, мастер законник, этот безбожник словно сквозь землю провалился, — процедила Хильда, поджав губы. — Мне, впрочем, наплевать, где племянник и что с ним. Я точно знаю, что его ожидает адское пламя — как и всякого, кто не заботится о спасении своей души. Сейчас, когда мятежники обосновались у самого города, мне недосуг переживать о Грязнуле. Некоторые говорят, что среди мятежников есть добрые протестанты, да вот только я в это не верю. В Библии говорится, что всякий, кто пытается нарушить порядок, установленный Богом, совершает великий грех. Передайте это своему Роберту Кетту. — И она захлопнула дверь прямо у нас перед носом.

Возращение в лагерь показалось мне долгим и мучительным. Проходя по Епископскому мосту, мы заметили в реке множество купающихся, которые пытались найти спасение от жары.

— Пожалуй, я тоже окунусь, — заявил Барак, задирая рукав рубашки и отстегивая железную руку. — А то я уже несколько недель толком не мылся. Ник, приятель, может, составишь мне компанию? — Он взглянул на меня. — А вы не хотите искупаться?