— Несомненно, Изабелла намного моложе Джона. Полагаю, ей около тридцати.

— Я бы дал ей меньше.

— Как бы то ни было, для тебя она слишком стара, мой юный друг, — усмехнулся я, пытаясь скрыть под личиной иронии то сильное впечатление, которое произвела на меня миссис Болейн. — Кроме того, я всегда считал, что ты предпочитаешь робких и благовоспитанных девиц, таких как Беатрис Кензи.

— Как бы то ни было, для вас она слишком молода, — не преминул поддеть меня Николас. — Я имею в виду Изабеллу.

— К тому же Изабелла — одна из подозреваемых, — напомнил я, сменив тон с шутливого на серьезный. — Так же, как и Чаури.

— Этот Чаури буквально пожирал ее глазами, — заметил Николас. — Не сомневаюсь, он влюблен в хозяйку по уши.

— Думаю, печальные события последнего времени способствовали их сближению, — сказал я. — Но Изабелла предана своему мужу всей душой, это очевидно. — Помолчав, я добавил: — Удивительно все-таки получилось — всю неделю мы только и говорим что о Джоне Болейне, его сыновьях, слугах, соседях. А о несчастной Эдит даже не вспоминаем. А ведь она страдала больше всех и в конце концов приняла кошмарную, чудовищную смерть.

— Да, Эдит… это какая-то неразрешимая загадка… — задумчиво пробормотал Николас.

— Именно так. Судя по всему, никто и никогда не дал себе труда поинтересоваться, почему эта женщина так странно вела себя. Если мы сумеем это выяснить, то, возможно, узнаем, кто ее убил.

— Вы уверены, что Болейн невиновен? — глядя мне прямо в глаза, спросил Николас.

— Признаюсь откровенно, сейчас я ни в чем не уверен, — ответил я, выдержав его взгляд. — Скажу осторожно: все, что нам удалось узнать до сих пор, ставит его виновность под сомнение.

Мы пересекли рыночную площадь, глядя на замок, который возвышался над городом подобно гигантскому часовому.

К собственному удивлению, ночью я спал крепко. Проснувшись, как и всегда в те дни, когда в суде слушались важные дела, ощутил, как в голове моей гудят бесчисленные вопросы. Если Джон Болейн не убивал свою жену, то кто же тогда это сделал? Подозреваемых, кому смерть Эдит была выгодна по каким-либо соображениям, нам найти не удалось. У близнецов имелось железное алиби; к тому же ярость, в которую пришел Джеральд, догадавшись, что их с братом подозревают в убийстве матери, казалась мне вполне искренней.

Облачившись в адвокатскую мантию и сержантскую шапочку, я спустился по лестнице и вошел в обеденный зал. Обычно перед слушанием гражданских дел я испытываю нечто вроде приятного волнения, но сегодня настроение мое было тревожным и мрачным. На кону стояла человеческая жизнь, и шансы оправдать обвиняемого были ничтожно малы. Правда, в кармане у меня лежала просьба о помиловании, однако я помнил слова Уильяма Сесила, сказанные еще зимой. Тогда он просил предупредить леди Елизавету, что ей следует соблюдать предельную осторожность, дабы дыхание скандала не коснулось ее вновь. А если вдруг выяснится, что за десять дней до смерти Эдит Болейн побывала в Хатфилде…

Николас и Тоби ждали меня за столом. Вид у обоих был сосредоточенный. Николас тем не менее растянул губы в подобие улыбки:

— Вот он и настал, великий день суда.

— Да. Двадцатое июня.

Я взглянул на Тоби. Его раненая рука висела на перевязи под зеленым дублетом, а лицо, обрамленное черной бородой, казалось усталым и бледным.

— Как ваша рука, болит?

— Болит немного, особенно когда приходится ездить верхом. Но ничего, все заживет как на собаке. Никаких признаков того, что рана нагноилась.

— Слава богу. А как себя чувствует ваша матушка?

— Немного лучше. Но по-прежнему не встает с постели. День сегодня, похоже, опять будет жарким, — добавил он со вздохом. — Для посевов эта жара губительна. Колосья сохнут на корню. Весной дожди лили чуть не каждый день, и всем это казалось настоящим бедствием. А теперь мы ждем дождя как манны небесной. Гроза, разразившаяся недавно, только прибила колосья. Но вне зависимости от погоды день нынче обещает быть интересным.

Я с любопытством взглянул на Локвуда, вновь отметив про себя, что дело, которым мы занимаемся, не затрагивает в его душе ни одной струны.

Слуга принес нам хлеба и сыра.

— После завтрака мы без промедления отправимся в суд, — сообщил я. — Надо быть там, когда прибудут свидетели: Изабелла, Чаури, Скамблер и… — я слегка запнулся, — сыновья Болейна.

— Первыми суд выслушает свидетелей обвинения, — заметил Николас. — Бриквеллского констебля, старого пастуха Кемпсли, обнаружившего тело, Гэвина Рейнольдса и его милых внучат. Наиболее опасны для обвиняемого показания констебля, который нашел в конюшне молоток и облепленные грязью ботинки.

— Да, это просто убийственные улики, — вздохнул я. — К тому же Джон Болейн снискал всеобщее неодобрение, поселив в своем доме Изабеллу. Можно не сомневаться, в зале суда будет полно сочинителей памфлетов, охочих до жутких деталей и невероятных преувеличений. Так что в ближайшие дни печатные листки с рассказом о деле Болейна станут продаваться по всей стране.

— Это уголовное дело, а значит, судьи постараются завершить его слушание как можно скорее, — заметил Тоби. — Во время лондонских сессий они иногда рассматривают по двадцать дел за одно заседание. Если председательствовать будет судья Катчет, можно не сомневаться, он сделает все, чтобы вынести обвинительный приговор. По его убеждению, смертные приговоры способствуют укреплению моральных устоев общества.

— Согласен, Тоби, обычно судьи очень спешат, — кивнул я. — Но наше дело получило слишком широкую огласку. Так что, надеюсь, его рассмотрят с бо́льшим тщанием. И будут допрашивать свидетелей внимательнее, чем обычно. — Я допил последние капли эля, остававшиеся в кружке. — Ну что ж, идем. Будем уповать на Бога, только это нам, похоже, и остается.

Когда мы прибыли в Ширхолл и вошли в вестибюль перед залом, где должны были слушаться уголовные дела, выяснилось, что Бог послал нам встречу с чиновником Ведомства по делам конфискованного имущества Джоном Фловердью и управляющим леди Марии сэром Ричардом Саутвеллом. Высокий и тощий Фловердью, облаченный в черную мантию, чрезвычайно походил на ворону; дородный Саутвелл, в красной мантии, отороченной мехом, и черной шляпе, украшенной бриллиантами, по обыкновению, казался воплощением надменной спеси. Они что-то негромко обсуждали, но, завидев нас, разом смолкли и повернули голову в нашу сторону. Рядом с Саутвеллом стоял какой-то молодой человек, высокий и стройный; его удлиненное лицо портили два крупных родимых пятна, губы были строго поджаты, глаза горели злобным огнем. Оставив Тоби и Николаса, я приблизился к своим высокопоставленным знакомым и отвесил им поклон. Подходя, я услышал, как Саутвелл осведомился у Фловердью:

— Вы намерены остаться здесь до окончания выездной сессии?

— К несчастью, служебные обязанности вынуждают меня задержаться, хотя дома, в Ваймондхеме, ожидает множество дел. Чертов Роберт Кетт того и гляди снова устроит заваруху.

— С этим возмутителем спокойствия надо разобраться раз и навсегда, — изрек Саутвелл и наконец снизошел до того, чтобы удостоить меня взглядом, холодным и неприветливым. — Сержант Шардлейк, — проронил он.

— Да ниспошлет вам Господь доброго утра, сэр Ричард. И вам также, брат Фловердью.

— О брат Шардлейк! — бодрым голосом воскликнул Фловердью. — Дело Болейна будет слушаться первым. Судья Рейнберд отказался сегодня разбирать гражданские дела, дабы присутствовать на слушании вместе с судьей Катчетом.

— Неужели? — искренне удивился я, отметив про себя, что влияние судьи Рейнберда, возможно, несколько смягчит суровость Катчета.

— Да, на заседании будут они оба, — продолжал Фловердью. — Полагаю, Болейну не миновать виселицы. Улики, обнаруженные в конюшне, неопровержимо доказывают его вину. Впрочем, не будем загадывать. Мы с сэром Ричардом присутствуем здесь в качестве представителей верховного феодала Норфолка и Ведомства по делам конфискованного имущества.