Роберта Кетта схватили в нескольких милях от Нориджа; его брат Уильям также был арестован. Какое-то время оба находились в тюрьме, расположенной в подвале городской ратуши. Власти Нориджа отметили победу над мятежниками торжественным богослужением, которое состоялось двадцать восьмого августа (ежегодные памятные службы совершались в этот день в церкви Святого Петра Мэнкрофта вплоть до 1667 года). Возможно, для жителей города было устроено также театральное представление. Герб Джона Дадли, изображавший медведя и суковатый посох, был укреплен над городскими воротами.

Как и опасались повстанцы, джентльмены, их бывшие пленники, ныне получившие свободу, требовали обрушить на головы бунтовщиков самые суровые кары. Уорик резонно увещевал их: «Королю известны злостные намерения бунтовщиков, равно как и то, что они заслуживают строгого наказания, к которому, вне всякого сомнения, приговорит их справедливый суд. Но не заходят ли слишком далеко те, чью жажду мести невозможно удовлетворить, те, кому неведомы милосердие и снисхождение? Уж не имеют ли они намерения, истребив всех простолюдинов, сами ходить за плугом и бороной?»[194]

Судя по всему, эти аргументы возымели действие. Многие обитатели Маусхолдского лагеря благополучно вернулись домой. Надо полагать, по большей части землевладельцы были довольны восстановлением прежнего порядка вещей; впрочем, случаи самочинной расправы джентльменов над своими прежними обидчиками, вне всякого сомнения, отнюдь не являлись редкими[195]. Граф Уорик оставался в Норидже до седьмого сентября, разбираясь с просьбами о возмещении ущерба, выслушивая обвинения и решая участь заключенных[196]. Роберт и Уильям Кетты были отправлены в Лондон, где их судили по обвинению в государственной измене. Впоследствии Роберта, закованного в цепи, повесили на стене Нориджского замка, а Уильяма — на шпиле церкви в Ваймондхеме.

Таким образом, восстание было подавлено, однако его последствия пришлось расхлебывать еще долго.

Осенью 1549 года граф Уорик предпринял попытку положить конец власти герцога Сомерсета. Испуганный лорд-протектор перевез короля в Виндзор и обратился к простым людям с просьбой о поддержке. Как это ни удивительно, но даже после разгрома восстания несколько тысяч человек откликнулись на его призыв. Тем не менее шансов сохранить главенствующее положение в государстве у протектора не было. В октябре он сдал свои полномочия Тайному совету и был заключен в Тауэр. Позднее его выпустили на свободу и даже ввели в состав Совета, однако в 1552 году Сомерсет пал жертвой очередного заговора и был казнен. Результатами его правления стали небывалый скачок инфляции, 11 000 погибших и казненных повстанцев и, вне всякого сомнения, огромное количество английских и шотландских солдат, а также мирных жителей Шотландии, ставших жертвой войны, столь опрометчиво развязанной лордом-протектором. Никаких других достижений у герцога Сомерсета не имелось.

Протекторат был упразднен, и власть в Англии перешла к Тайному совету, хотя главенствующее положение графа Уорика ныне было неоспоримо. Если низложение Сомерсета явилось неожиданным следствием летнего восстания, то возвышение Уорика положило конец войнам с Шотландией и Францией. По мнению Томаса Смита, главной мерой, позволившей обуздать инфляцию, стало увеличение содержания в монетах серебра, предпринятое по решению Королевского совета в 1551–1552 годах.

Оказавшись у власти, граф Уорик проявил себя классическим политиком эпохи Тюдоров, жестким и хитроумным[197]. Зимой 1549/50 года в Англии продолжали вспыхивать незначительные крестьянские волнения, и вероятность того, что какое-нибудь из них приобретет мощный размах, продолжала тревожить правительство. В судебный обиход была введена жесткая классификация мятежей и бунтов: те из них, в которых приняло участие 40 и более человек, уничтожающих изгороди вокруг пастбищ, расценивались как государственная измена; те, в которых участвовало от 20 до 40 человек, требующих снижения цен или арендной платы, а также ликвидации парков, считались всего лишь уголовным преступлением. В декабре 1549 года парламентом был принят акт, направленный против «лживых и невежественных „пророков“»[198]. Правительство ужесточило контроль за органами местной власти, учредив в каждом графстве должность лорда-лейтенанта, которому надлежало следить за искоренением беспорядков. В период правления Уорика были также приняты некоторые законодательные меры, направленные на улучшение положения неимущих. Впрочем, меры эти были весьма ограниченны: крестьянам позволялось селиться на пустошах, местным властям вменялось в обязанность воплощать в жизнь законы о бедных.

Многие жители Норфолка добрым словом поминали восстание; некоторые из них, подобно Ральфу Клакстону, чьи слова стали эпиграфом к этой книге, оказались под судом за то, что высказали свое мнение вслух. Так, Джон Олдман был в 1550 году отдан под суд лишь за то, что сказал: «Хотел бы я снова оказаться в Маусхолдском лагере, вдоволь поесть ворованной баранины»[199]. Джон Редхед вспоминает разговор двоих мужчин, состоявшийся вскоре после казни Кетта. Один из них, глядя на скованный цепями труп, висящий на стене Нориджского замка, сказал, обращаясь к другому: «Кетт, упокой Господь его душу, верил в Бога, в короля и в Королевский совет. Они могли бы быть подобрее к нему: хотя бы снять и похоронить по-христиански, а не заставлять беднягу болтаться на холодном ветру»[200].

Так или иначе, никаких крупномасштабных волнений более не разразилось, и государственная власть укрепила свои позиции. Энди Вуд отмечает, что в 1549 году устремления класса йоменов решительно изменились: отныне почти все йомены хотели получить статус джентльменов и старались дать своим детям образование; впоследствии, в период правления Елизаветы, многие из них достигли желаемого[201]. Меж тем бедняки становились все беднее.

И последнее. Почти столетие спустя, в 1644 году, во времена гражданской войны, в Англии была создана «армия нового образца», состоявшая в основном из жителей юго-востока, в первую очередь — Восточной Англии. Впоследствии «армия нового образца» породила такое радикальное движение, как левеллеры. Полагаю, в сердцах солдат «Восточной ассоциации», праправнуков повстанцев 1549 года, жила та же самая мечта о справедливом и гармоничном обществе, которая когда-то безраздельно завладела душами их предков.

До сравнительно недавнего времени крестьянские волнения 1549 года в целом и Западное восстание в частности оставались малоизученной областью истории; несколько больше повезло восстанию Кетта, но и о нем было написано сравнительно немного.

Как отмечает Дайармейд Маккалок, бо́льшая часть исследований, посвященных восстанию Кетта и опубликованных до начала 1970-х годов, основывалась на одном-единственном источнике — отчете Николаса Сотертона, озаглавленном «Мятеж в Норфолке» (Nicholas Sotherton. The Commoysion in Norfolk). Написанный вскоре после подавления восстания, этот очерк отличается краткостью и к тому же исполнен недоброжелательного отношения к мятежникам.

Следующим трудом, посвященным интересующему нас историческому событию, стало эссе Александра Невилла «Норфолкское неистовство» (Alexander Neville. Norfolk Furies), написанное в 1575 году на латыни и в 1615 году переведенное на английский язык Ричардом Вудсом. Невилл являлся секретарем архиепископа Мэтью Паркера, посетившего повстанческий лагерь в 1549 году. Несмотря на жгучую ненависть, которую вызывают у Невилла мятежники, труд его содержит множество интересных сведений и фактов. «Хроника» Холиншеда (Holinshed. Chronicle), появившаяся в 1577 году, также посвящена восстанию Кетта, но мало что добавляет к сочинению Невилла.